Глашатай бога войны (СИ) - Харитонов Дмитрий

— Пожалуй, ты прав, — признал он.

Определив, где у доспеха перед, Ицкоатль просунул в него руки, потом голову — и железная рубаха стекла по туловищу, оказавшись ещё легче, чем показалось изначально.

Оглянувшись на хозяина лавки и не найдя на его лице понимания, Халлар взял в свои руки всё остальное. Вытащив из той же кучи наручи, налокотники и брассары, он помог Ицкоатлю надеть и их, завершив всю композицию пластинчатым оплечьем.

— Ноги уж извини, надо было одевать самыми первыми, — посетовал он и взял со стола демонстрационную саблю. — Ну да это чуть позже, а пока замри.

И едва побратим замер, сабля, коротко свистнув, скрежетнула по пластинам доспеха.

Удар Ицкоатль принял не дрогнув, словно всю жизнь только тем и занимался, что позволял полосовать себя оружием — только покачнулся от силы, с которой сабля врезалась в доспех. Хотя стоило усилий не отреагировать, как привык.

От удара не осталось и следа — по крайней мере, он не заметил ни одной щербинки на пластинах бахтерца. Не пострадали и рёбра самого Ицкоатля.

Если бы такие доспехи и такое оружие были у мешикатль — кого тогда им было бы бояться? Никакие завоеватели с востока не были бы страшны ни им самим, ни их богам.

— Хорошая вещь, — вздохнул Ицкоатль, принимаясь снимать подобранные доспехи.

— Я и говорю, что хорошая вещь, — ответил бард. Сабля из его руки перекочевала обратно на стол, а он сам чего-то выискивал сначала на столе, а потом и на стенах. — Правда, здесь ей цены не знают. И я бы сказал, что это хорошо, что не знают.

— Что ты ищешь? — спросил Обсидиановый Змей, наблюдая за его поисками.

— Вот это, — Халлар наконец снял со стены широкие изогнутые ножны с торчащей из них короткой рукоятью. Гарда тоже была небольшая, простая, крестообразная. Вот только задняя часть рукояти оканчивалась диском. Дик и гарду соединяла фигурная дужка.

— Эта сабля называется "талвар". Такими пользуется один народ из-за Поднебесных гор.

Ицкоатль взял его находку, освободил от ножен. Тёмное железо тускло блеснуло более светлым сложным рисунком на металле. Талвар приятно оттягивал руку, словно вёл её за собой в замах. Непривычно расположенный центр тяжести позволял и рубить, и колоть с одинаковым успехом.

Ицкоатль восхищённо присвистнул, любуясь хищной красотой клинка.

— Опробуй на манекене, — кивнул головой бард, показывая в нужном направлении. Сам же отошёл к торговцу. Даже Ицкоатлю без услуг памяти Саркана было понятно, насколько недоволен торговец.

Правда, причина его недовольства от Обсидианового Змея ускользала — но сейчас у него было куда более увлекательное занятие, чем ломать голову над кислой миной оружейника. Сделав несколько ударов и выпадов, он только укрепился в своём восхищении: никакой макуауитль не мог сравниться с этой слегка изогнутой полосой металла с расширением на конце и вытянутым острием. Пусть талвар и уступал остротой обсидиановым лезвиям, и им тоже вряд ли стоило бить плашмя, но то, как легко он резал и колол, наполнило сердце Ицкоатля самой искренней любовью, какую только способен испытывать человек к своему оружию.

"А это что такое? — немедленно заинтересовался Элек, который до этого молча обследовал палатку торговца и не мог взять в толк, чем людям так нравятся бесполезные железки. — То, что чувствует твой побратим. Оно такое… Такое… Почти как кровь!"

Обернувшись на брата, Халлар улыбнулся, настолько выражение лица Обсидианового Змея было похоже на его собственное — когда он увидел гитару.

"А это называется любовь, — ответил духу бард. — Любовь воина к своему оружию. Конечно, это не сравнить с любовью человека к человеку, но даже такое чувство способно на многое…"

— Но вы меня без ножа режете! — возопил торговец.

— Кстати о ножах. Мне нужно пять метательных ножей в перевязи, — отозвался Халлар. — Денег, конечно, не хватит даже на саблю, но у меня неограниченный кредит у хозяина таверны "Под Мостом". Можете послать человека к нему, чтобы удостовериться. Доспех можете с носильщиком послать в замок, для Саркана Джеллерта. Саблю и ножи мы возьмём так.

Торговец поник. Слава Кончара, или Иштвана, как его знали в округе, опережала его самого, и многим на рынке он был известен не как владелец таверны, а скорее как успешный ростовщик, обеспечивающий деньгами немногих избранных. И такого финансового дельца было ещё поискать. Известием о том, что у Халлара, оказывается, неограниченный кредит, бард буквально выбил землю у торговца из под ног — выцарапать долг у Кончара было возможно, но он не даст ни медяка больше, чем стоил товар.

Это чувство тоже вызвало интерес у духа, но показалось ему далеко не таким привлекательным, как то, что он уловил от Ицкоатля. Халлару даже показалось, что мордочка котёнка слегка скривилась.

"Не очень-то вкусно, хотя есть можно", — подытожил Элек.

"Так тебе что же, любое чувство подходит как еда?" — заинтересовался бард, пока торговец искал ножи и перевязь к ним.

Дух задумался, наблюдая за торговцем.

"По крайней мере, из того, что я уже встретил — да, — ответил он наконец. — Но какие-то мне нравятся больше, какие-то меньше. А вот это — есть можно, но когда очень голоден. Если будет из чего выбирать — я бы выбрал кровь и то, что ты называешь любовью. И ещё страх".

"А радость? — поинтересовался бард. — Кое у кого сейчас будет целый обед из радости, да под музыку."

"О ней я забыл, — смущённо признался Элек. — Да, радость тоже. Она, пожалуй, даже лучше страха и почти так же хороша, как кровь. И музыка… Тогда пойдём?!"

Он спрыгнул на пол со стойки с оружием и направился к выходу.

Тем временем вернулся торговец с ножами и перевязью. Бард поблагодарил, услышал в ответ унылое: "Заходите ещё", и побратимы вышли из палатки.

— К тренировке к тебе принесут твой доспех, — информировал Халлар Змея. — Планы до тренировки не меняются, а вот после… Наверное мне надо будет заночевать у Кончара — от него проще выбираться ночью. А завтра… Завтра утром навести меня в таверне. Мне пришла в голову ещё одна удачная мысль.

— Какая? — спросил Ицкоатль, поглаживая ножны талвара.

— Я понял, как можно посылать весточки друг другу, не прибегая к письмам или гонцам, — ответил бард. — Но так сможем говорить только мы двое. Хотя можно ещё добавить и Андриса, но стоит ли?

— Не знаю, как ты собираешься это сделать, но я слышал о народе, который научился встречаться с близкими во сне, — отозвался Ицкоатль. — Скажи, у вас принято давать имена оружию?

— Да, принято, но только самому великому оружию, — с улыбкой сказал бард. — Подожди моего возвращения и я сделаю тебе такой клинок.

— Из твоих рук он будет вдвойне драгоценен, — отозвался Обсидиановый Змей.

— Ну ладно, встречаемся на обеде, — Халлар развернулся и зашагал к рыночной площади. Ицкоатлю было идти в другую сторону.

О ночных подвигах побратимов знал уже, похоже, весь город. Шагу нельзя было сделать, чтобы не оказаться в центре внимания. Все уже знали, что вот этот молодой человек со светло-карими, почти жёлтыми глазами, неровно подрезанными тёмными волосами, с баронской дубинкой на камзоле — Саркан Джеллерт, убийца молодого барона Андриса, своего друга. Слух о беспримерной жестокости, с которой он казнил вторгшегося в Ботонд сына барона Бертока, облетел город со скоростью пожара, пожирающего сухую траву, и городское общество утвердилось во мнении, что Саркан Джеллерт — не тот человек, с которым стоит водить дружбу.

Но этой ночью он не побоялся спуститься в Страшную Яму и вырвать у злого духа его жертву — сына пекаря, Микласа Батту. Более того — притащил беднягу в баронский замок, и там его, говорят, лечит сам господин Ласло, главный шаман баронства. И как теперь к нему относиться? Вроде злодей и убийца — а вот поди ж ты, всю простую и понятную картину своего характера испортил.

Ицкоатлю было не привыкать к вниманию толпы, и он шёл к замковым воротам, не обращая внимания на взгляды и перешёптывания. Если не считать последнего шествия к жертвеннику, его всегда встречали восторженно — он был лучшим воином мешикатль, и относились к нему соответственно. Осталось стать лучшим воином этого мира… и он им станет — с таким-то оружием!