Как злодейка кукурузу выращивала (СИ) - Джейкобс Хэйли

27

— Черт! Черт, черт, черт… — кричала я в отчаянии, когда в очередной раз развеялись прахом по ветру мои надежды.

Письмена в дневнике не поддавались прочтению. Небо, да что же я за идиотка!

Зачем нужно было быть такой таинственной?! Почему нельзя было писать на языке этого мира? Отчего нужно было быть такой осторожной?!

Что посеешь, то и пожнешь.

Занеся руку с зажатым в ней блокнотом, я замахнулась, но потом передумала. Нет. Как бы ни сладка была мысль выбросить эту треклятую, неподдающуюся книжонку, я все равно не могу так поступить. Злость рассеется, и останется только сожаление и чувство вины.

Сердито делаю кружок вокруг одиноко торчащего среди камней деревца, к которому поспешно привязала поводья Ветерка, и, обессилев не столько физически, сколько морально, присаживаюсь на один из булыжников.

Летний ветер обдувает разгоряченные гневом щеки, выбившиеся из пучка тонкие прядки щекочут шею. Солнце слепит глаза, опустив голову, я разглядываю собственные ногти.

Но вдруг какой-то шорох из темноты туннеля заставляет меня резко подняться и всмотреться в непроглядный мрак зияющего отверстия в скале.

Зверь? Человек?

Тишина. Только где-то наверху щебечут, задорно о чем-то болтая, птицы.

Ветерок ржет, копнув землю копытом. Конь явно что-то почувствовал и занервничал.

Прислушиваюсь. Звуки повторились и в этот раз стали громче. Очевидно, из глубины горного перехода кто-то приближается.

Невольно тянусь рукой в перекинутую через плечо сумку, где хранится нож для писем.

Где-то должны быть в засаде приставленные ко мне телохранители из отряда капитана Грилиша, но либо они не заподозрили опасности, либо выбыли из строя.

Хватаю крепко рукоять тонкого и острого ножа. В проеме туннеля показывается человеческая фигура.

Это…ребенок.

Прежде чем я могу сделать шаг или вымолвить слово, мальчик выходит на свет. В тот же миг, повинуясь одному его небрежному пассу ладонью, нож из моей руки выскальзывает и по немыслимой траектории вонзается в ствол тонкого деревца.

— Ты…ты тот самый, с фестиваля…

Ребенок лет десяти, светловолосый, в опрятной дорогой одежде, с ничего не выражающим, скучающим взглядом. Это его заметил Кайден возле входа в книжную лавку. Странно, но я хорошо запомнила внешность того паренька.

Склонив голову на бок, мальчик внимательно изучает меня большими серыми глазами.

Закрадывается неприятное чувство несоответствия и страха. Дети не должны так пугать взрослых. Это явно не обычный ребенок.

— Кто ты? Маг из башни?

Мальчик не отвечает. Его взгляд становится более пристальным.

Хочу подойти ближе или же наоборот, сделать шаг назад, но поздно понимаю, что не могу сдвинуться с места.

Как? Как это возможно? Не уверена, какого уровня мастерства достигли кудесники из башни — они не любят раскрывать собственных секретов — но сомневаюсь, что такого. Если только этот маг передо мной не из башни. Свободный странник, способный на всякое.

В одном я точно уверена, детская внешность — всего лишь оболочка.

Дитя делает шаг вперед, затем еще один. Скоро расстояние между нами сокращается до пяти шагов, что позволяет внимательнее разглядеть мальчишку.

Идеальные черты лица всем на зависть. Если бы он был обычным ребенком, купался бы в любви и заботе окружающих. В конце концов, кто из нас не падок на красоту.

— Ты изменилась, — после долгого молчания прерывает тишину мальчишка своим нежным детским голоском.

По спине и рукам бегут мурашки.

Странно, но стоило ему раскрыть рот, как я вдруг осознала, что больше не боюсь. Может, все дело в том, что от незнакомца не исходило ощущения опасности. Не думаю, что он явился причинить мне вред. Думается, для этого у этого таинственного дитя было полно возможностей.

— Ты меня знаешь?

Мальчик улыбается. Эта снисходительная улыбка излучает тепло, которое обычно таится в лицах родителей, глядящих на своих детей.

— Конечно. Я же тебя создал. Я создал все, что есть в этом мире, как и сам этот мир.

— Ты…Вы…Автор этого романа? — спрашиваю осторожно, меняя обращение.

Чем черт не шутит. Очевидно, что это не обычное дитя и не маг. Причин не верить ему нет, учитывая собственный опыт переселения души.

Ребенок, создатель, делает несколько шагов в бок и присаживается на камень, на котором я сидела до этого. С любопытством берет в руки оброненный мной от неожиданности блокнот и скучающе пролистывает его от начала и до конца.

Мой вопрос надолго остается без ответа. Когда я уже думаю, что не услышу его, мальчик разлепляет уста:

— Можно и так сказать. Это всего лишь маленький мир, а роман, что ты читала, пока была на Земле, ничто иное как связь. Между всеми мирами есть такие тонкие связывающие их ниточки. Если миру грозит опасность, если он приходит в упадок или уничтожается, благодаря этим связующим нитям можно направить энергию из более развитых миров и привести дела в пострадавшем мире в порядок.

Хмурюсь.

Значит, этот ребенок передо мной — некое божество, создавшее этот книжный — хотя, получается, что не совсем — мир и все в нем сущее?

Мальчик закидывает ногу на ногу и цепко рассматривает мое лицо. Блокнот лежит возле него, видимо, чтиво не шибко заинтересовало. Оно и понятно, располагая силой создателя, разве будет интересно ему читать мои глупые заметки?

— Значит, этот мир терпит бедствие? Поэтому я каким-то образом оказалась здесь? Чтобы изменить сюжет? — строю предположения, поскольку очевидно, что этот божок желает вести диалог и ждет от меня реакции на сказанное им ранее.

Изо всех сил стараюсь сохранить спокойный тон, но только мне одной известно, что у меня в голове абсолютная каша.

Ничего не понимаю.

Я думала, что стала злодейкой в романе. Считала, что обладаю свободой действий. Приняла реальность и смирилась с судьбой, понимая, что мне нет дороги обратно, да к тому же и память моя о прошлой себе стерлась окончательно.

О другой жизни, которую я считала своей собственной — в отличии от персоны Лиссандры, взятой взаймы и мне не принадлежащей — сохранились только общие сведения, никак не касающиеся личных переживаний.

Ребенок улыбается, оценивающим взглядом проникая в самую душу, словно читает мои мысли:

— Я уже три раза стирал и запускал в этом мире все заново. Видишь ли, это мое первое самостоятельное предприятие. В отличии от старших братьев и сестер, я пока только учусь. Сюжет, о котором ты говоришь, нужен для того, чтобы контролировать благополучие этого мира. Но, видимо, при его создании закралась какая-то существенная ошибка!

На лице бога проступает негодование. Отчего-то сейчас он начинает больше походить на настоящего ребенка.

— Три раза! — восклицает мальчик, полыхая недовольством. — И каждый раз все кончалось просто ужасно. Войны, гражданские войны, кровопролития, и конец один и тот же, полчища чудовищ захватывают мир, уничтожая все мои творения! Сплошная трагедия и антиутопия! А мне, видишь ли, этот жанр как-то не близок. У меня по нему сестра специалист. Я же выбрал что-то попроще, раз уж это мое первое детище. Романтика, легкие дворцовые интриги…

У меня нет слов.

— Я не могу облажаться. Меня же вся родня засмеет!

Малыш встает с камня и топает ногами. Вся его претенциозность рассеялась, будто ее и не было.

Мы что…какие-то игрушки? В чем вообще смысл такой жизни? Нет, в чем вообще смысл всего?

Кусаю губу, боль от этого вполне реальна. Правду говорят, меньше знаешь — крепче спишь. Я бы предпочла не быть свидетелем этой божественной истерики и негодования.

Вместо того, чтобы разбираться в проблемах этого ребенка, лучше воспользоваться ситуацией и выудить информацию. Нет никакого смысла погружаться в материи, которые все равно не предназначены для простого человека.

После всего услышанного, не успевшие укоренится во мне чувства раболепия и опасения перед непостижимой сущностью словно ветром сдуло. Ребенок и есть ребенок.