Черноокая печаль (СИ) - Солнцева Зарина

Уложив беспомощно рыдающую Озару на лавку, мужчина опустился на колени перед ней. Крепко сжав ее руку.

— Звездочка моя… Не реви… Ну что ты? Не заслуживает он! Слышишь?

— Добрый… Я… Я… Тяжелая… Дитя… Я… Хотела… Сказать… А… Он… Он! Боги!

Слейдуший прилив боли изогнул бедную медведицу пополам.

— Озара!!!

Крикнул бер, беспомощно разглядывая медленно закрывающиеся веки молодки.

— Выходи. Нечего тебе здесь делать.

— Озара… Озара…

Он так беспомощно ее звал. С таким отчаянием в голосе, что душа разрывалась на части.

— Уходи, бер. Я позабочусь о твоей жене.

Доверительно шепнула ему, отпустив ладонь на плечо. Тот встал с колен.

— Она не жена… Мне. Сестра.

В этот момент дверь в баню раскрылась. Загруженная доверху тряпками, травами и держа на весу таз с водой, вошла Агния.

Быстро оценив ситуацию, медноволосая поставила все пожитки на соседнюю лавку. И ухватила бера за локоть.

— Пошли, Добрый. Наталка хорошая целительница. Меня спасла. И Озареньку спасет.

Я осталась одна с потерявшей сознание женщиной. Отпустив ладонь на едва ли заметно округлевшей живот, подмечая. Дитя больше нет.

****

Две ночи я порхала над изможденной Озарой. Все пыталась выторговать ее у Костлявой. Две луны молилась богам, отпивая ее снадобья.

За две луны только Агнеша мелькала у двери, да в прорези, пока дверь оказывалась открытой, я то и дело ловила широкоплечую фигуру того самого Доброго. И странное дело… Мирохи.

Больше никого не было. Уж не знаю, не пускали они других. Аль никто не желал увидеть живую Озару. Разве что одна медведица вызвалась мне помочь.

Умила оказалась женой одного из охотников. Чуть старше меня. Рослая, дышащая жизнью баба. В меру красивая, с толстыми светлыми косами.

Я вначале не шибко доверительно приняла ее помощь. Все подумывала, что учудить что хочет. Но нет… Заботилась она об Озаре на совесть, позволяя мне украдкой поспать, и еду тоже она мне приносила. Так как я только по нужде выбегала наружу.

Впрочем, вскоре медведица сама рассказала, отчего она поспешила помочь бедняжке.

— Мы соседки. Я, как и она, сирота. Мамка родная сгинула при родах, воспитала тетка, но у той свои дочери. Меня замужем выдала и позабыла. А тут детишки у меня пошли. С первым еще куда не шло. Так я через зиму второго понесла! Свекровь не шибко меня взлюбила. Вот я и сама с ними. Иной раз выть хотелось. — Она налила мне из крынки свежего молока, что принесла, и подвинула ближе корзинку. Отвела полотенце в сторону. — Жуй давай, это я готовила. Не из главного дома гостинцы. А то глядишь, одни кости остануться.

— Благодарствую.

Поблагодарила я, присев на лавку и взяв странную сдобу. На вид круглая, румяна бокоя. А по середине кругляш, принюхалась. Из творога?

Но пахнет вкусно. Откусила. Мммм…

— Молочком запей, — протянула мне глиняную чашку и присела рядом со мной. — Одна Озара мне тогда помогла, она как раз своего второго малыша потеряла. Я вначале злая была на всех и вся. Поверила в эту ересь с проклятием. Вот и дала ей пеленки стирать, раз так помочь хочешь.

— А она?

Медведица улыбнулась.

— А она с утра мне всё чистое уже притащила. И сама хотя бы глазком на моих богатырей глянуть. С тех пор она их нянчит как родных. — Грустная улыбка озарила лицо медведицы, она перевела взгляд на спящую Озару. — Я богам молилась. Леле каждый день, дабы она ее дитем наградила. Ведь семь лет бездетная. А тут понесла, и вот… другая напасть на бедную голову.

Я отставила молоко в сторону, направив взгляд на медведицу.

— Что же с ней случилось? Она от горя дитя скинула. Кровь чистая, я чую. А душа… Я же ее силой в этот мир вернула.

Призналась я ей. Ведь и в правду держу ее насильно. Уговариваю дышать. А она не хочет. Даже в бреду со мной не разговаривает. Молчит.

Умила зло поджала губы, недовольно фыркнув.

— После такого кто жить захочет? Мужа она с сестрой своей сводной поймала на горячем! Прямо на их супружеском ложе.

Вкусная выпечка упала из моих застывших от услышанного пальцев.

— Как мужа…? — сипло переспросила, вспоминая историю, что поведала мне Агнеша. — У них же всё по любви. Она же ради него…

…против всех в общине пошла.

Умила повела руками в воздухе, не скрывая злобы.

— Вот так-то! Кобель, потому как! Я ведь давно ей дурной говорила, не дело это, что паршивка эта к вам в гости зачастила. На ночь остается. Мы же беры, мы запахи чуем. А блудодейства тем паче! Ну так нет, Озарушка, добрая душа! Не попрет Яська через меня! А она, поганка такая, и не то сделала, дабы под мужем сестры пролезть!

— Но зачем? — непонимающе моргнула я. — Вокруг столько свободных беров. Бери любого. Зачем под женатого лезть?

— Эх, человечка, наивная ты, что аж смешно! — Фыркнула устало Умила. — Это тебе, мне — муж нужен. Чтобы дом содержал, ночами заласкал, детишек наделал. Да еду в дом принес. Милан же торговлей промышляет. Корабли у него имеются. Часто пропадал. Озара иной раз и признавалась, что чуяла от него женский дух. Да только он мастак сказки расказывать! Да и…

— Что?

Умила покосилась на меня. Очевидно, раздумывая, стоит мне говорить или нет. В конце вздохнула и подошла ко мне ближе, присев на полку, да снизила голос до шепота.

— Мать Добрыни и Озары сгинула, их отец женился во второй раз, от этого брака родилась Яська. Мачеха их, само собой, не шибко любила. Добрый, как подрос, сразу в дружину ушел, а Озара осталась.

Умила покосилась на спящую бедняжку и покачала раздосадовано головой.

— Мачеха ее недолюбливала, всегда упрекала. В том числе и за брак с Миланом. Она… приближенная матери клана. А та… Ну как до тебя донести, человечка? — Медведица задумчиво нахмурила лоб. — В общем, она не сразу наказывает, а медленно сдирает шкуру, припорошив солью. Желательно через другие руки, но так, чтобы все понимали, по чьей прихоти всё случилось. Сдаётся мне, и бездетность Озары тоже Власта провернула. Только не пойму как…

— Бусы…

Неожиданно вспомнила я.

— Что, бусы?

Непонимающе скосила глаза на меня Умила. Пришлось растолкать мои слова.

— У Озары были бусы. Зеленые такие. Зачарованные темной магией. Я сказала их снять. Так как они убивали дитя.

— Ох ты ж, мать моя медведица!

Огорошенно выдохнула Умила.

— Так ей эти бусы мачеха на свадьбу дарила. Как же они… Не побоялись богов…

— Пошел прочь, тварь!!! Клянусь богами, разорву!

Свирепое рычание за дверью заставило нас разом с медведицей подпрыгнуть на ноги.

— Добрый, она моя жена! Я вправе…

Вторил мужской голос. Но его перевело рычание первого.

— Прочь, мразь! Прочь! Убью вражину! Кобелина, она дитя из-за тебя потеряла! Сама чуть не сгинула!

— Я не знал… Я не хотел… Ну же, Добрыня, не серчай! Мы же побратались! Я люблю Озару и жизнь за нее положу!

— Пошел вон, мразь!!!

— Да я тебя…

— Замолкли оба, я сказала!

Этот голос. Шуршание юбок и постукивания трости об землю.

— Морды бить друг дружку решили? Так пошли отсюда вон! Или решили девку доканать?

— Премудрая Ганна…

— Премудрая Ганна.

— Дайте целительнице свое дело в тишине сделать. Да не забудьте помянуть бера Третьяка добрым словом, что привел в наш клан целительницу. А теперь марш с глаз моих долой.

— Но Ганна, я…

— Оба, я сказала!!!

Рявкнула неожиданно старушка, да так, что мы с Умилой разом подпрыгнули. Но за дверцой и вправду тишина наступила. А потом в баньку зашла сама медведица.

В сером шерстяном платье. Таком простом, перевязанном на талии веревкой. Опираясь о свой посох.

— Доброго дня, девки.

— Доброго дня, носительница премудрости рода. — быстро склонилась в поклоне медведица. А я вот застыла на месте, бестолково хлопая глазами.

Спасибо юркой Умиле. Та, покосившись на меня, ловко потянула руку мне на шею и склонила и меня в поклоне.

— Ааа… — спохватилась я. — Доброго дня…