Наследник огня и пепла. Том Х (СИ) - Добрый Владислав

Не забывая прижиматься к моей ноге, делая вид, что опирается, девчонка сверкнула белыми зубками и затараторила:

— А так это ж Борсум Лысый! Ферму арендует, что близ Три Дерева! Это на юг отсюда. Я вот у Жёлтого дома живу, это за речкой, если налево от гостевого дома Третьяка Крынки повернуть — то через три поля будет!

Я не удержался и фыркнул. Почти как Коровиэль. Бойкую девку это не смутило.

— Так вот, взял он себе работницу. Там земля плохая, камней много, и холм. Так он затеял там коз пасти. Ну и взял с уговором, что она ему скотницей будет, а через год… — она выдержала прямо таки драматическую паузу. — Коли всё хорошо будет, то пять коз из приплода себе возьмёт, за работу. Так что этот лысый учудил! Взял и соблазнил её!

Последнее она высказала с придыханием, снова старательно навалившись. Коровиэль снова оглянулся. Посмотрел на неё. Но отвернулся — со странным снисхождением. А я уже напрягся, чтобы натянуть поводья, если он её погрызть потянется.

— И? — это, внезапно, подал голос Волок.

Девка пронзила его взглядом. Оценила. Ловко отцепилась от меня и прилипла к Волоку. Типичная деревенская дура. Скорее всего, она даже толком не понимает, кто тут главный. И чем обычный рыцарь отличается от закованного в латы всадника.

— Так я ж и говорю! — конь Волока тоже был с крутым нравом. Но не настолько умудрённым опытом. Он попытался откусить девке лицо, но Волок успел среагировать, заставив того отвернуть морду. Обращаться с конями он умел. С девками, похоже, нет — судя по пунцовому лицу. Девка, похоже, даже не заметила, что едва не лишилась всей красоты, которая делала её столь самоуверенной. — Соблазнил? Знаете, что это значит, сеньор? Это когда люди раздеваются все целиком…

— Я знаю! — почти взвизгнул Волок.

— Он видел, — пробасил Сперат. Он явно наслаждался представлением. Как, впрочем, и остальные в свите — я слышал смешки.

Волок насупился и промолчал. Правильный ход.

— Ну так она и понесла. А потом родила. А он, Лысый этот, так жена у него! В двух днях живёт! Ну и он взял ребёночка-то! И закопал! А скотница-то — в крик, а он как давай говорить: «Убью тебя, мол», представляете?

— И его что, не убили? — поразился Волок.

— Так нет! Он же виру выплатил. А скотница-то не смогла терпеть. Ну и бросилась в канал с камнем — вон тем, что он в руках тащит. И утоплась. Сама! Представляете? Люди видели.

— Тоже виру выплатил? — догадливо предположил Волок.

— Не-е-е… За что? Она ж сама! А вас как зовут, молодой сеньор? У вас глаза такие красивые.

— Так кто же тот, что следует за ним с дубиной, и отчего люди ему не препятствуют? — прервал её ловкий заход Сперат.

— Так брат же! Той, что утопилась. Судья как сказал? Сказал: «Виру выплати, как положено, за детей половинную». А это аж пятнадцать сольдо, представляете! Ну, а потом, говорит, возьми этот камень, и, из рук не выпуская, иди в порт, сядь на первую же баржу — и плыви отседова в самое Устье и дальше.

— А меня зовут Дукат, — бархатно сказал подъехавший поближе Дукат. — А как твоё имя, красавица?

— Тебе не скажу! — фыркнула та, бросив на его лицо один быстрый взгляд. — И имя твоё мне без надобности!

— Так значит, брат скотницы ждёт, когда Лысый уронит камень? — Волок мужественно попытался вернуть себе трезвость мыслей. Или хотя бы отвлечься.

— Или же, если ему на первой барже откажут, так он в воду должен войти. Судья сказал: «Чтоб ноги твоей на берегу не было». Или же — если в Устье не поплывёт. Так вот ему сказал, а вам скажу. Меня все Вертлявкой зовут, но мама Вьюнком называла. А вас-то как?

— Значит, он ждёт, чтоб Лысый преступил закон. И если то случится — то он сможет отомстить. Ведь тогда Лысый окажется вне закона, — подытожил Сперат. — Это он хорошо придумал. До Устья путь неблизкий, и наверняка такой случай ему представится.

— Так-то да, — отозвалась Вертлявка. — Но вот только судья ничего не говорил, чтобы Лысый после Устья-то камень выпускал.

Мы поравнялись со странной парочкой. Лысый смотрел на нас с душераздирающей молчаливой мольбой. Человек с дубинкой нас словно не заметил — со звериной свирепостью буравил лысую макушку. Лысый упал на одно колено, прямо в холодную грязь. Перекатил туда камень — явно этот вес давался ему тяжело. Достал из сумы на боку кувшинчик, одной рукой и зубами откупорил его и присосался. Стараясь не видеть конец дубины, что так и сновала перед его носом.

Вертлявка отцепилась от ноги Волока и присоединилась к своим подружкам.

— Адреан! — буркнул ей вслед Волок.

— Заходи в гости, молодой сеньор! — весело отозвалась она и залилась весёлым смехом.

Ну что сказать. Чувство справедливости у местных не отнять. Хотя и были уже строгие законы — вроде твёрдой цены за жизнь человека в тридцать сольдо, — но и творческий подход к наказаниям тоже присутствовал. Приговор судьи — тоже закон. Понятно, что для людей благородных суд был свой. Как, впрочем, и для университетских. Но для остальных — он работал. Вот только неизвестно, сколько это ещё продлится.

Я глянул в сторону. Печи с огненными знаками, нанесёнными на камни, позволяли экономить дерево в десятки, если не в сотню раз. Вот только делать их пока могли только лекторы и деканы. Я был уверен — пусть и хуже, но и студиозы на это способны. И если таких печей будет побольше, то в Караэне хотя бы частично снимется вечная проблема с дровами. Даже у меня этой зимой умерло от переохлаждения несколько слуг — что говорить о бедняках?

Но тут вступали в дело законы рынка. Такая печь всё равно будет стоить как трёхгодовой запас дров. А те, у кого есть такие деньги, просто не захотят заморачиваться и купят себе привычные дрова на год. А всякие аристократы, как я уже знал по примеру самозакипающих котлов и чайников, может, и заведут себе магическую диковинку — но на остальных это не повлияет.

Надо было сделать так, чтобы это не просто экономило деньги, но и приносило их. Идея пришла с неожиданной стороны — однажды я устало пожаловался, что не люблю местный пресный хлеб. А его постоянно мне подсовывают. И Адель засмеялась и горячо меня поддержала. Оказывается, в Королевстве пекут обычный хлеб, на дрожжах. Как и почти везде. Только в Долине Караэна и Таэне — этот надоевший мне плоский лаваш. По сути — это экономия. Можно прилепить к стенке печки или просто обжечь тесто, пока печь горячая после готовки. И эта экономия настолько въелась в культуру, что местные просто разучились использовать дрожжи.

И тогда мы открыли хлебопекарню. На первых порах там заведовал Бруно, повар Адель. Место мы подыскали в контадо, недалеко от стен. Он всегда хотел своё дело. Понятно, что кроме хлеба он пёк и всякое другое. Но хлеб он исправно поставлял к столу, умудряясь управиться с делами в хлебопекарне и успеть готовить нам. Думаю, у него уже было наготове пара сообразительных помощников.

И дурманящий аромат хлеба многим быстро пришёлся по вкусу. Настолько, что на прошлой неделе носильщик с корзиной, полной хлеба, попал в засаду — его серьёзно отлупили палками и забрали весь хлеб. Хаст подозревал соседей, но пока, даже обход потенциальных свидетелей с Кинжалом Истины ничего не дал.

Это, вкупе с всё повторяющимися кражами из повозок, усадеб и даже кошельков на ярмарке, — заставляло меня подозревать самого Хаста. Я даже подумывал сходить и проверить его Кинжалом. Но если он всё же работает, то дело даже хуже, чем я ожидал. Похоже, он всё-таки прозевал зарождение «воровской гильдии». Или, как говорят у меня на родине, организованной преступности.

Но отказывать себе в удовольствии потыкать его Кинжалом я всё же не стану.

У Южных Ворот было полно народу. Как и всегда. Да и улицы там будут забиты. Я решил, что лучше сделать небольшой крюк и заехать в город рядом с Военными Воротами. В это время года Древний Тракт, ведущий в Отвин, был пустынен — Отвинское море знаменито своими зимними штормами. Корабли с товарами в Отвин начнут пребывать месяца через два. Некоторые раньше — но это отчаянные команды, готовые рискнуть, чтобы собрать все сливки первого рейса.