Проклятый Лекарь. Том 7 (СИ) - Молотов Виктор

Провел рукой по ткани. Ощущение нереальное — словно гладишь воду, которая каким-то чудом стала твердой.

Уровень, достойный Архилича. Хотя нет, это даже лучше. У меня в прошлой жизни была кровать из костей драконов, застеленная кожей безумных девственниц, принесенных в жертву.

Звучит впечатляюще, но спать было жутко неудобно. Кости торчат, кожа холодная и скрипит при каждом движении. А девственницы вообще переоценены — их кожа ничем не отличается от обычной.

Разделся, аккуратно повесил одежду в гардероб. Шкаф размером с мою прежнюю квартиру — можно внутри жить. Кедровое дерево, пахнет лесом. Есть даже специальная секция для обуви с подогревом — зимой будет актуально.

Залез под одеяло. Шелк холодный, но приятный. Через минуту нагрелся от тела, стал идеальной температуры.

Окна выходили на лес. Луна — почти полная, до полнолуния два дня — светила сквозь ветки, создавая кружевные тени на стенах. Как театр теней, только естественный.

В углу камин. Не декоративный, а настоящий, дровяной. Сейчас не горит, но дрова уже заготовлены — березовые, сухие. Представляю, как зимой буду лежать в шелковых простынях, смотреть на огонь и планировать захват мира. Или хотя бы Подмосковья.

Становлюсь сибаритом, то есть человеком, который живет ради удовольствий, комфорта и изысканности. Был грозой королевств, а теперь радуюсь шелковым простыням и ортопедическому матрасу. Что дальше — начну коллекционировать вина? Записываюсь в гольф-клуб? Буду обсуждать котировки акций?

Хотя почему бы и нет? Некромант-гольфист звучит оригинально. «Я поднимаю мертвых и играю в гольф. И то, и другое требует точности».

Время было позднее. Поэтому я закрыл глаза. И провалился в сон мгновенно, словно мне просто выключили свет. Черный провал без видений, без кошмаров. Блаженное небытие.

Проснулся ровно в семь утра. Не от будильника — от солнечного света, который бил прямо в лицо через незашторенные окна.

Забыл закрыть шторы. Точнее, даже не заметил, что они есть — плотные, блэкаут, полностью блокирующие свет. Первая мысль: «где я?»

Вторая — «а, точно, особняк в Барвихе».

Третья — «мать моя некромантка, как же хорошо я выспался!»

Обычно я сплю урывками. Четыре часа тут, три часа там. Просыпаюсь от великолепных снов о прошлой жизни — горящие города, армии мертвецов, реки крови. Или от некромантических видений — зов мертвых, шепот призраков, стоны неупокоенных.

А тут — девять часов крепкого сна без единого пробуждения. Как младенец. Или как мертвец, но мертвецы не спят, так что сравнение неудачное.

Либо матрас волшебный — может, зачарован на хороший сон? Либо воздух в Барвихе особенный — экологически чистый, без московского смога и выхлопов. Либо я просто вырубился от усталости как убитый. Хотя я и есть убитый, технически. Убитый и воскрешенный в чужом теле.

Потянулся, хрустнув всеми позвонками по очереди. Приятный хруст, как пузырчатая пленка.

Встал. Босые ноги коснулись паркета — теплого! Пол был с подогревом. Понятно-понятно. Во всем доме теплые полы. Можно ходить босиком круглый год.

Подошел к окну, распахнул створки. Свежий воздух ворвался в комнату — холодный, чистый, пахнущий лесом и утренней росой.

Утро в лесу — это отдельное эстетическое удовольствие. Туман стелется между деревьями, как молоко. Роса блестит на траве тысячами бриллиантов. Птицы орут — не поют, а именно орут, устраивая утреннюю перекличку. Дятел долбит дерево с упорством перфоратора.

Белка — та самая наглая или ее родственница — сидела на ветке прямо напротив окна и смотрела на меня осуждающе.

Чего-то я совсем закайфовал.

— Чего? — спросил я.

Белка показала мне средний палец. Или что там у белок вместо среднего пальца. Короче, жест был однозначный.

— Взаимно, — ответил я и закрыл окно.

Начинаю день с обмена любезностями с белкой. Это новый уровень эволюции?

Но философствовать некогда. Проклятие не дремлет. Нужно ехать в больницу, спасать жизни, наполнять Сосуд Живы. Сейчас он на пятидесяти процентах — вчера потратил много на диагностику Кирилла. А мне нужен полный резерв для экспериментов. И для непредвиденных ситуаций, которые в моей жизни случаются с завидной регулярностью.

И развитие силы должно продолжаться, учитывая, что количество моих врагов растет в геометрической прогрессии.

Душ в хозяйской ванной — это отдельная песня. Огромный. Размером с обычную спальню. Минута горячей воды, тридцать секунд холодной. И так пять циклов. К концу я был бодр как никогда.

Побрился. Электробритва бреет идеально даже жесткую щетину.

Оделся — свежая рубашка, брюки, пиджак. Все отглажено — позаботился Костомар…

Спустился на первый этаж. Из кухни доносился запах, от которого слюнки потекли — яичница с беконом, свежий хлеб, кофе.

Столовая встретила меня картиной, достойной Сальвадора Дали. Или Иеронима Босха. Или какого-нибудь другого художника, специализирующегося на абсурде.

За огромным дубовым столом, за которым можно было бы провести заседание совета директоров крупной корпорации, сидела вся моя компания. И ВСЕ делали вид, что завтракают.

Костомар восседал во главе стола (моё место!) в розовом фартуке с надписью «Лучший повар города». Перед ним стояла полная тарелка яичницы с беконом. Он держал вилку с насаженным куском бекона и подносил к отсутствующему рту:

— Я ем грунт! — заявил он, заметив меня.

Он поднес бекон к дырке, где должен быть рот, подержал секунду, потом положил обратно на тарелку:

— Я ем грунт!

Вкусно ему, видите ли.

Ростислав парил над своей едой — да, ему тоже поставили тарелку с полным английским завтраком. Он делал вид, что нюхает, склоняясь над пищей:

— Ах, какой божественный аромат, — театрально восклицал он. — Яйца от счастливых куриц свободного выгула. Бекон от поросят, выращенных на экологически чистых кормах. Хлеб из муки высшего сорта. Я чувствую каждую ноту! Каждый оттенок! Хотя у меня нет носа.

Вольдемар сидел прямо как жердь, держа чашку кофе двумя руками. Не пил, просто держал. Смотрел в одну точку на стене немигающим взглядом мертвеца.

— Вольдемар, ты понимаешь, что кофе остыл? — спросил я.

— Мне без разницы, повелитель. Я не чувствую температуру. Горячее, холодное — для меня это просто слова. Как и вкус. И запах. И вообще все ощущения, — сухо ответил он.

— Тогда зачем держишь чашку?

— Чтобы выглядеть нормальным. Живым. Частью команды. Костомар сказал, что семья завтракает вместе.

— Я ем грунт! — подтвердил Костомар.

Кирилл — единственный живой за столом, кроме меня — выглядел крайне неловко. Он пытался есть свой омлет, но каждый раз, когда подносил вилку ко рту, ловил на себе пристальные взгляды мертвецов.

— Они смотрят, как я жую, — пожаловался он шепотом. — Это жутко.

— Привыкнешь, — ответил я, наливая себе кофе из френч-пресса.

И тут я заметил самое абсурдное. Нюхль — моя костяная ящерица — сидел на отдельном стуле. На обычном стуле. Как человек. Точнее, пытался сидеть — его костлявая задница постоянно соскальзывала, и он подтягивался передними лапами обратно.

Перед ним стояла миска с… чем-то. Присмотрелся — огромная говяжья кость с остатками мяса.

Нюхль грыз ее с хрустом, довольно урча.

— Почему ящерица сидит на стуле? — спросил я, хотя боялся услышать ответ.

— Я ем грунт! — радостно ответил Костомар.

— Да, Нюхль — член семьи, — ответил я ему. — Но это костяная ящерица. Некромантический конструкт. У него нет желудка даже!

— Я ем грунт!

— Богатый внутренний мир не материализует ему желудок, — парировал я.

Нюхль поднял голову, посмотрел на меня зелеными глазницами и рыгнул. Из его пасти вылетел кусок кости.

Я сел на свое место во главе стола. Пришлось вежливо прогнать Костомара.

Яичница была идеальной — желтки жидкие, белки прожарены, специи в меру. Бекон хрустящий, но не пересушенный. Тосты золотистые, еще теплые.

— Кто готовил? — поинтересовался я.