Спрячу вас! (СИ) - Солнечная Тина

— Нет-нет, я как раз любовалась вашей библиотекой, — кивнула я на ряды книг, делая вид, что действительно рассматривала корешки.

Он шагнул внутрь, медленно, с достоинством, и прикрыл за собой дверь.

— Здесь много редкого, — сказал он, проходя мимо меня. Его глаза скользнули по столу, по полкам, задержались на шкатулке. В груди у меня похолодело. — В этой комнате я храню всё самое ценное.

Я крепче сжала пальцы в складках юбки.

— Должно быть, очень ответственно — оберегать такие знания, — тихо сказала я, надеясь, что голос не дрожит.

Он слегка улыбнулся, но улыбка была холодная. — Ответственность — то, без чего невозможно быть стражем. Думаю, вы это понимаете, служительница.

— Конечно, — я поклонила голову, как полагалось.

Он прошёл вдоль стеллажей, рукой проводя по переплётам. — Сын сделал правильный выбор. Вы — образец света, и рядом с вами его жизнь будет правильной. Устойчивой. Без… излишеств.

Я почти задохнулась. Мне пришлось опустить глаза, чтобы он не заметил искры протеста.

— Я постараюсь оправдать ваше доверие, — произнесла я тихо, а внутри всё кричало, что никакая я ему не невеста.

Отец стража приблизился ещё, остановился почти рядом. — Хорошо, что вы понимаете. Семья стража — это не просто союз двух людей. Это союз с нашим делом. С нашей силой. Надеюсь, вы не подведёте.

Я кивнула, стараясь выглядеть скромной и послушной.

Он ещё раз обвёл взглядом кабинет. На секунду мне показалось, что он заметил, что шкатулка стоит чуть иначе, чем прежде. Но он лишь протянул руку к двери.

— Пойдёмте. Сын ждёт.

Я почти выдохнула с облегчением, но всё равно спина покрылась холодным потом. Я последовала за ним, чувствуя, как в карманах платья неприятно оттягивает флаконы и шуршат спрятанные бумаги.

Только бы не заметил. Только бы не заметил…

Глава 39

Когда мы вернулись в гостиную, меня уже ждал страж. Он поднялся с кресла, улыбнулся родителям и протянул мне руку.

— Устала? — спросил он так, будто мы с ним давно женаты и он имеет право на заботливый тон.

— Немного, — ответила я, опуская глаза.

— Тогда пора проводить тебя домой, — сказал он. И, не спрашивая, переплёл пальцы с моими.

Я поклонилась его родителям, поблагодарила за ужин, и мы вышли. Дверь за нами закрылась, и сразу стало легче дышать. Но легче ненадолго.

По дороге он молчал какое-то время, шагал уверенно, а потом вдруг заговорил:

— Ты сегодня была слишком сдержанной. Даже холодной. Я не доволен, — его голос был низкий и жёсткий. — Но это ничего. Мы ещё поработаем над твоим поведением. Теперь, когда ты моя, у нас впереди вся жизнь.

Я едва сдержалась, чтобы не вырвать руку. Сердце болезненно стучало в груди, в голове вертелось одно: не моя жизнь…

— Ты еще не знаешь, что мне нравится, — продолжил он уже мягче, словно поглаживая словами. — Но это временно. Скоро ты привыкнешь.

Я ничего не ответила. Просто кивнула, потому что любое слово застряло бы комом в горле. Он все время менял манеру общения. То на ты, то на вы. Это сбивало с толку не меньше, чем то, как он преобразился с тех пор, как мы оказались в его детской.

Вот уже показался мой дом. У порога он остановился, не отпуская мою руку. Его глаза блеснули каким-то собственническим огнём.

— Спокойной ночи, — сказал он, и прежде чем я успела повернуть голову, резко наклонился.

Я отвела лицо в сторону, но он крепко сжал мою ладонь и подбородок другой рукой, развернул и всё же поцеловал — жёстко, властно, так, словно ставил на мне свою печать.

Внутри всё сжалось от отвращения и страха, но я не сопротивлялась. Я знала: любое движение будет воспринято как вызов.

Он отстранился только тогда, когда сам захотел, и улыбнулся. — Вот так лучше. До завтра, моя невеста. И лучше подумай о том, чтобы быть более благосклонной. Я не хочу получать тебя силой каждый раз.

Я с трудом вырвала руку и, не оглядываясь, открыла дверь. Захлопнула её за собой, прислонилась к дереву и глубоко вдохнула.

Теперь, когда ты моя. Эти слова зазвенели в голове, как приговор.

Я закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и впервые за весь вечер позволила себе тихо выдохнуть. Руки дрожали. Щёки горели от чужого поцелуя, словно от ожога.

Теперь, когда ты моя… — снова и снова отдавалось в голове.

Я тихо вошла в гостиную, но не успела и шага сделать, как Неш встал с кресла. Он был как натянтая струна: глаза холодные, губы сжатые, и в них жёгся такой звериный свет, что я даже вздрогнула. Макс всё ещё спал на диване, бледный и уставший, будто весь мир на его плечи опал.

— Что случилось? — его голос был коротким, как удар кинжала. — Я чувствую, насколько ты расстроена.

Я попыталась выдавить из себя спокойный рассказ, но слова тряслись: — Он… он показал приказ. Подписан запрос о том, чтобы я стала его женой. Сказал, что я — его жена уже. И когда я спросила, как же так, а спросить меня? — он ответил: «ты уже здесь, значит согласна». И попытался… — я не смогла договорить, горло сжало слёзной болью.

Неш не дал мне закончить. Он шагнул к двери, как будто готов был рвануться обратно в дом стража, но сдержался, стиснув кулаки так, что костяшки побелели. — Он взял тебя силой?

— Нет. Но… Свет, я еле уговорила его этого не делать… Неш, мне так стыдно!

— Тебе нечего стыдиться. Ты ни в чем не виновата. ЧТо он сделал? Он поцеловал тебя? — спокойно спросил он, но в его спокойствии уже слышалась сталь.

Я кивнула, воздух вырвался из груди от очередного всхлипа. — Он настаивал на консуммации брака. — Я слышала, как дрожит мой голос, но смогла сказать всё до конца. — Он сказал, что имеет право…

Тишина в комнате стала такой тяжёлой, что слышался только храп Макса. Неш сделал шаг вперёд, и в нём вдруг проснулся зверь. Он подошёл ко мне, схватил за плечи так, что пальцы врезались в ткань, и глаза его горели уже не холодом, а яростью.

— Ты слышишь, малышка? — прошипел он. — Никому не позволю так с тобой обращаться. Он поплатиться за то, что прикоснулся к моей жене.

Я увидела, как в лице у него меняются тени: от ярости до хищной сосредоточенности. Он не бросился мстить прямо сейчас — вместо этого в нём проснулся холодный расчёт.Я смотрела на него — на ту бурю, что таилась за рассудком. Было страшно и странно утешительно одновременно: этот человек, который так презирал свет, в этот момент был моей защитой. Он прижался лбом к моему плечу, и рука его, дрожа, обвила меня; но в пальцах всё ещё жгла сила. — Я рядом, — прошептал он. — Никто больше не посмеет так с тобой обращаться. Я прослежу, чтобы он пожалел о своих словах.

Я вздрогнула и почувствовала, как слёзы снова собираются. Неш сжал меня крепче, и в этом жесте было больше обещания, чем слов. Я не успела ничего сказать, как Неш вдруг снова оказался рядом. Его ладони легли на мои щёки, горячие и твёрдые, и он накрыл мои губы поцелуем — жадным, без остатка. Я вскрикнула от неожиданности, но он не отстранился.

В его поцелуях было что-то дикое, властное. Словно он вырывал из меня каждую тень чужого прикосновения, смывал, сжигал, гнал прочь. Я пыталась протестовать — но едва ли это был протест. Он не дал мне вымолвить ни слова, перехватывал дыхание снова и снова, пока я не перестала бороться.

— Ты моя, — шепнул он, опуская поцелуи на мою шею. — Никто не имеет права касаться тебя. Никто.

Его губы жгли кожу под подбородком, скользили по ключице, будто оставляя метку поверх метки. Я задрожала, прижимаясь к нему, а внутри было странное смешение — страх и утешение, горечь и сладость.

— Я сотру всё, — голос его был низким, глухим, и каждый раз, когда он целовал моё плечо или ладонь, мне казалось, что он действительно стирает. — Сотру его поцелуй, его взгляд, его мерзкие слова. Ты не его.

Его губы спускались всё ниже — на запястья, на пальцы, которыми я оттолкнула стража. Он целовал каждую косточку, пока дыхание моё не сбивалось окончательно.