Графиня из захудалого рода (СИ) - Шах Ольга

После речи пастора и обмена молодых кольцами, фрау Листа, супруга пастора, радостно косясь на обручённых, заиграла на древнем органе нечто бравурное. Потом скромная компания вышла из храма, кроме матушки, правда, она осталась договариваться с пастором о венчании Гертруды и графа Штольке-Гембах в их доме. Вроде бы у старшей дочери не было ни малейшего резона для того, чтобы откладывать бесконечно счастливое событие в собственной судьбе, поэтому пастор согласился без долгих размышлений.

А всё потому, что сегодня утром принесли телеграмму с точной датой приезда графа к ним. И в этот же день венчание, затем небольшой свадебный обед (ноблез оближ, чтоб его) и отъезд молодых. Так что на семейном совете было принято решение, что вещи Гертруды должны быть готовы, аккуратно уложены и ожидать хозяйку в вестибюле собственного дома. Кто знает, возможно, молодой супруг окажется столь же занятым человеком, что и в первый свой визит в их дом. Не хотелось бы утруждать его абсолютно ненужными и где-то даже вредными задержками.

Последние дни промелькнули одним мгновением. Казалось, что только вчера они с сестрами открыли бальную залу, протопили как следует камин, вымыли окна, протёрли, опасно подпрыгивая на высоких лестницах, огромную люстру. Теперь зала смотрелась очень торжественно - сине-зелёные с золотом обои, гармонировали с такими же портьерами на трёх огромных, до пола, сверкающих чистотой, окнах, белоснежный тюль, собранный воланами, великолепно оттенял и осветлял помещение. Привезли и милый подарок от Арни - букетик белоснежных цветов того же апельсинового дерева из оранжереи. Причём, Гертруда удивилась тому, что, судя по намёкам знакомых, подарок сей явно стоил не гроши. Правда, к чему было расточительно приобретать его, если можно было поступить также, как она сама… прочем, хм… заплатил, так заплатил, странно, конечно, но пусть его... Не ей больше учить Арнольда финансовой грамотности.

С самого раннего утра сестры помогали одеться и причесаться Гертруде. Мать отдала свои жемчужные бусы для украшения прически невесты и такие же небольшие серьги в комплекте к бусам. Сказала, что это ее свадебный подарок, заставив девушку сжаться от благодарности.

Потом все дружно носили сундуки и баулы с вещами Труди вниз, оставив только дорожное платье, сапожки, теплое пальто и капор. Как уже говорилось выше, мало ли что, возможно, случится так, что свежеиспечённый супруг будет торопиться покинуть дом своей супруги, так стоит ли его задерживать, вызывая вполне ожидаемое нетерпение? Нет и ещё раз нет. А подвенечное платье Гертруда снимет и отдаст Лионелле, той оно вскоре должно понадобиться.

Ну вот, уже и пастор прибыл в церковной коляске, аккурат после утренней службы в храме, Арнольд так и вовсе был у них с самого утра и завтракал же вместе с ними, а жениха все не было. Нервное положение, что ни говори. Хотя и не желалось, и категорически отказывалось о том думать, но Труди начинала нервничать - не хотелось бы ей оказаться брошенной у алтаря невестой. Но мать успокоила - поезд только пришел, вероятно, Генрих нанимает коляску, чтобы доехать до их дома, это примерно полчаса. Стоит подождать. Чай, не каждый день замуж выходишь. Один раз в жизни, как-никак! Ну, быть может, два… но никак не больше трёх, ибо неловко перед обществом становится.

И в самом деле, минут через двадцать томительного ожидания и вялого спора между родственниками на тему, сколько раз можно выйти замуж без того, чтобы на тебя стали посматривать косо, послышался стук копыт, скрип колес и возле крыльца остановилась коляска с поднятым кожаным верхом. Их старый конюх быстро увел лошадь и коляску в конюшню - зачем животной мучиться на таком промозглом ветру?

Манеры графа, если и улучшились с прошлого визита, то ненамного. Войдя, он окинул взглядом горку вещей будущей супруги, поцеловал ручку графини-матери, подставил под благословение пастора чело, подал руку представленному Арнольду. По троим девушкам скользнул спокойным, нечитаемым взором. Гертруде даже захотелось тупо пошутить, чтобы он сообразил, кто из них невеста: "Я буду в белом!". Наконец, все прошли в бальную залу, Лионелла села за старый клавесин (она хорошо играла и любила музыку, в отличие от сестер, те занимались из-под палки), заиграла нечто торжественное и медленное. Затем речь пастора, обмен кольцами, быстрое прикосновение сухих губ к уголку ее губ - и всё, та-дам! она уже замужняя дама! Графиня Штольке-Гембах, извольте радоваться! «Ну, вот и всё, ты замужем теперь… та-та-ра-та-ра… прощальный взгляд, распахнутая дверь…», - возник в голове Труди неизвестный мотивчик. Только радоваться не хотелось, отчего-то хотелось плакать. Но усилием воли Труди сдержалась и улыбалась всем: семье, натужно радовавшейся её замужеству, старой прислуге, вышедшей ее поздравить, и даже пастору, с торжественным видом стоявшему неподалёку. От свадебного обеда молодой муж предсказуемо отказался, сказав, что надо успеть на обратный поезд. Выпили только по бокалу игристого вина и закусили крошечными канапе. Пока носили ее вещи в коляску, Труди быстро переоделась в их комнате, теперь это будет комната Нелли и Лидди, оставив подвенечное платье на кровати. Пусть Лионелле оно принесет больше счастья, нежели ей.

Сбежала вниз, где и последовало прощание с морем слез от матери и сестер. С помощью супруга села в коляску, укрылась от промозглого ветра под опущенным куполом верха коляски, ноги укрыла каким-то теплым пологом. С досадой отметила, что перчатки забыла в одном из сундуков и теперь придется всю дорогу держать руки в карманах пальто. На улице начинал идти мелкий, холодный дождь, изредка промелькивали и снежинки. М-да… ещё недели две-три распутицы и придет в эти края настоящая зима. Вовремя они все заготовили, эту зиму в их доме никто не будет знать холода и голода. Доехали до станции быстро, видимо, и в самом деле граф торопился. Кликнул носильщиков, те погрузили весь багаж в их купе. Хорошо, что в вагоне было натоплено, можно снять пальто и наконец отогреться. Гертруда пальто сняла, а вот ленты капора негнущимися и замершими пальцами развязать никак не удавалось. Пока супруг, с редкой неприязнью взирающий на Труди и её возню, с раздражением не повернул её к себе и очень быстро развязал эти проклятые ленты. Увидев ее покрасневшие и негнущиеся пальцы, поднял брови домиком и хмыкнул.

Удивился, выходит:

-У вас нет перчаток?

-Есть, но я случайно их положила в один из сундуков. И не помню, в какой именно, - максимально вежливо промолвила его половина и присела на один из мягких диванчиков купе, обитых богатой красной тканью. Эх, им бы такие домой...

Граф, услышав ответ, молча нажал на кнопку звонка в изголовье дивана, где-то прозвенело два коротких звонка. Заглянувший к ним в купе через несколько минут смотритель вагона принес два стакана горячего чая, поставил на столик. Очевидно, просьба стандартная для пассажиров первого класса. Во всяком случае, так решила про себя Труди, никогда таким классом не путешествовавшая.

Генрих кивнул на чай, сухо бросив девушке:

- Грей руки! Ещё не хватало, чтобы ты простыла и заболела. От простуды и лёгочного кашля и умереть недолго! Можешь прилечь, мы приедем только вечером.

Гертруда недоумённо покосилась на мужа: с чего бы ему тревожиться о том, умрёт она или нет? «Балда ты, Труди!», - пожурила сама себя, когда до неё наконец-то дошла причина столь нежной заботы своего благоверного о ней. – «За меня, стало быть, деньги плочены. Если я умру сразу же после того, как мы заключили брак, да ещё по такой глупой причине, выходит, наша женитьба оказалась невыгодным вложением капитала! Да и потом, вновь разыскивать подходящую под требования господина графа невесту, договариваться с её родителями, стоит ли оно таких усилий? Когда у той, что есть сейчас, ещё не истёк срок годности?».

Девушка, решив так, кивком поблагодарила заботливого супруга и рассеянно смотрела в расчерченное косыми струями дождя вагонное окно, по-прежнему грея руки о стакан с чаем. За окном, хотя сейчас был ещё день, было всё же как-то сумрачно и темновато. Что могло обозначать только одно - они все ещё ехали по предзимнему Северу. Ей стало скучно, такой пейзаж она и дома видела ежедневно. Генрих же особой разговорчивостью, по всем признакам, не отличался. Или это только с ней такой хмурый и надутый, как голодный барсук? Очень может быть. Во всяком случае, проявив некую тревогу о её здоровье, господин граф с тех пор вёл себя так, будто он путешествует в купе один, и не обращал более внимания на свою жену.