Сердце Луминара (СИ) - Рабин Ния

— Тогда представлюсь официально: Кейлон Ветрокрылый, император Этернии, повелитель воздушных островов и… — он сделал паузу, подмигнув, — профессиональный укротитель грифонов.

— Аврора Поднебесная, — я сделала реверанс, нарочито нелепый в пижаме. — Бывший библиотекарь, любитель эльфийского эля и жертва межгалактического похищения.

— Какого похищения? — он приподнял бровь.

— Ну, вы же тут с двумя солнцами. Значит, технически…

Он покачал головой, жестом останавливая меня, типа «потом расскажешь», и приглашая идти за ним по тропинке. Воздушные фонтаны расступились, образуя арку из кружащихся листьев.

— Аврора Поднебесная, — повторил за мной, — Откуда такое красивое имя?

— Поднебесная… — ногтём провела по узору на руке, будто пытаясь стереть память. — Фамилия из приюта. Воспитатели любили красивые легенды. «Аврору» дали в честь северного сияния — говорили, будто в ночь моего рождения небо пустилось в зелёный танец. Аврора Бореалис. Но «Бореалис» не влезло в документы.

— Что такое приют?

— Это детский дом… дом сирот или тех от кого отказались родители, — грустно ответила.

Кейлон замер. Его крылья, только что игравшие солнечными лучами, резко опали, словно птица, нащупавшая холод ветра. Внезапно он наклонился так близко, что я увидела в его глазах отблеск далёких звёзд — и что-то глубже, болезненное.

— Эти… родители. Они… — голос его сорвался, будто слова застряли в горле, обжигая невысказанным.

— Меня оставили в коробке у дверей. Даже имени не дали, — я фальшиво усмехнулась, сжимая руки в замок. — Зато теперь фамилия как суперспособность — все сразу видят, что я «не от мира сего».

Тишина повисла тяжёлой тканью. Ветер, игравший с лепестками крупных цветков на деревьях, замер, будто затаив дыхание.

— Прости, — прошептал Кейлон, и это прозвучало так, словно он извинялся за весь мир. Его пальцы дрогнули — едва уловимое движение, будто он хотел коснуться моей руки, но сдержался. — Здесь… у нас… — он резко вдохнул, и крылья за его спиной сомкнулись в тугой щит. — Детский смех стал призраком. Мы забыли, как пахнут волосы младенца. Как держать на ладони жизнь, которая весит меньше пера.

В его словах была горечь столетий. Я вдруг поняла — он не просто император. Он — правитель, чьи подданные медленно исчезают, как песок сквозь пальцы.

— А ты… — его голос стал тише, почти беззвучным. — Ты выросла без их тепла. Без сказок на ночь. Без… — он запнулся, с трудом подбирая слова, словно сам боялся этой боли.

— Без «мама принесёт тебе луну», — закончила я за него. — Зато научилась сама луну доставать.

Кейлон взглянул на меня так, будто я была той самой Авророй — неземной, рождённой из сполохов. Но в его взгляде не было жалости. Было что-то похожее на ярость — не ко мне, а к судьбе, укравшей у нас обоих то, что должно быть священным.

— Здесь, — он резко вскинул руку, и ветер поднял с земли вихрь из лепестков, — дети не рождаются уже около трёхсот лет. Мы прячем колыбели. Превращаем детские комнаты в склепы. И я… — его крылья вздрогнули, — я бы отдал корону, чтобы услышать хотя бы один плач новорождённого.

В его словах звенела такая щемящая тоска, что я невольно потянулась к нему. Остановилась в сантиметре от его руки.

— А я… — голос мой предательски дрогнул, — я мечтала, что однажды они вернутся. Скажут: «Прости, мы испугались» или что-то в этом роде. Даже ложь стала бы подарком.

Кейлон закрыл глаза. По его лицу пробежала тень, будто он видел всё — и холодные стены приюта, и девочку, прижимающую к груди потрёпанную книгу с картинками драконов.

— Ты не одна, — произнёс он наконец, и это звучало как клятва. — Теперь у тебя есть я. И я… — он открыл глаза, и в них горело что-то опасное, первобытное, — я сделаю так, чтобы наши дети никогда не узнали слово «приют».

Ветер вдруг ожил, обвивая нас обоих, как невидимое одеяло. Где-то вдали запел кристальный родник, будто сам Луминар давал обет.

А я, вдруг осознав вес этого обещания, впервые за долгие годы позволила себе поверить — может, где-то во Вселенной действительно есть место, где чужие становятся семьёй.

— Расскажи, что ты знаешь о Луминаре, — решил сменить тему Кейлон.

— Что? — я чуть не наступила на цветок, который дёрнул меня за штанину. — Эй, прекрати!

— Они чувствуют твою магию, — объяснил Кейлон, не сдерживая улыбку. — Ты для них как… что-то новенькое и при этом родное.

— Прекрасно, — проворчала я. — Значит, Луминар — это три империи, много различных рас и магических существ, беда с рождаемостью и я, видимо, должна это исправить, найдя трёх своих истинных.

— Точно, — он кивнул. — Но начнём с начала.

Мы вышли на поляну, где в пруду из «как будто жидкого серебра» плавали рыбы с крыльями, я так и не поняла, что это такое. Магия!!! Кейлон щёлкнул пальцами, и из воздуха возникла карта, словно нарисованная светящимися чернилами.

— Смотри. Вот три империи:

— Этерния, где мы сейчас находимся — воздушные острова, вулканы. Народ — ирлинги. — Он указал на свои крылья. — В основном магия ветра и огня.

— Приморда — леса, озёра, пустыни. Оборотни, основная магия земли и воды. Их император Руйбир… — он поморщился. — Нрав у него, как у спящей саламандры: проснётся — сожжёт.

— Лумелия — царство эльфов. Леса, где деревья выше гор, цветы, что лечат раны, и Арданар — их император. Хитрый, как лис, но… — он замолчал, будто подбирая слово. — Надёжный.

— А остальные расы живут везде? Я на площади видела нескольких представителей. — спросила я.

— Да, они спокойно живут во всех империях. Раньше жили более обособленно все расы, но потом стало всё чаще встречаться истинные из разных рас и со временем как то все перемешались. Раса передаётся по отцу, а магия может передаться от любого родственника, тут не угадаешь, — усмехнулся Кейлон.

— А ещё тут есть феи, гномы, орки… — продолжила я, вспоминая слова жрецов.

— И магические существа, — кивнул он. — Например…

Где-то в кустах раздался звонкий топот. Из зарослей выскочило существо, от которого у меня перехватило дыхание.

Единорог!!!

Но не белый, а светло-розовый, словно облако на закате. Его грива переливалась перламутром, а рог излучал мягкий золотой свет.

— Это Искорка, — Кейлон протянул руку, и единорог упёрся мордой в ладонь. — Она обожает яблоки с корицей.

— Можно… погладить? — я осторожно приблизилась.

Искорка фыркнула, затем толкнула меня носом в плечо. Её шерсть оказалась мягче шёлка.

— Она тебя приняла, — улыбнулся Кейлон. — Это редкость, обычно единороги сторонятся чужаков.

— Наверное, чуют, что я не враг ей, — я провела рукой по гриве, и Искорка издала звук, похожий на мурлыканье.

— Эти существа — часть баланса, — продолжил он. — Как и грифоны, саламандры, фениксы. Но с тех пор, как Сердце Луминара украли…

Он замолчал, глядя на карту, где светящиеся линии начали мерцать тревожно.

— Дети, — прошептала я. — Жрецы говорили, что их нет уже века.

— Да, — он сжал кулак, и карта рассыпалась на искры. — Сначала девочки перестали рождаться. Потом и мальчики. Как я уже говорил, последний ребёнок Луминара родился около трёхсот лет назад. Скоро мы все вымрем, как минимум от старости. Наш жизненный цикл в среднем около пятисот лет… Не трудно догадаться, что нам осталось немного.

Ветер вокруг нас завыл, поднимая вихри из лепестков. Кейлон вздохнул, и буря утихла.

— Магия тоже стала непредсказуемой. Заклинания срабатывают не все, вулканы просыпаются без причины, а грифоны… — он кивнул в сторону, откуда прилетел «шалун». — Стали без причины нападать.

Я присела на камень, стараясь переварить информацию. Искорка легла рядом, положив голову мне на колени.

— И всё это из-за пропажи Сердца?

— Сердце Луминара поддерживало баланс, — он сел напротив, его крылья обвисли. — Без него мир умирает. Медленно, но необратимо.

— А я должна его найти, — заключила я. — Но для этого…

— Тебе нужны мы, — он посмотрел на татуировку на моей руке, где серебристая звезда горела ярче остальных. — Трое истинных.