Юнкера. Избранное - Куприн Александр

А.И. Куприн с женой и дочерью

В эмиграции, где писателю придется провести 17 лет, писатель пережил тяжелый творческий кризис, вызванный отрывом от родных мест, однако, несмотря на бедное существование, проблемы со здоровьем и пагубное пристрастие к алкоголю, ему удалось создать за границей несколько замечательных произведений. Теперь эти произведения отличало обращение к былым временам, явная автобиографичность и большее внимание к бытовой детализации. Сюда относятся роман «Юнкера» (1928–1932) и небольшие по объему романы «Колесо времени» (1929) и «Жанета. Принцесса четырех улиц» (1932–1933), а также рассказы и повести о старой России: «Однорукий комендант (Из семейной были)» (1923), «Тень императора» (1928), «Купол святого Исаакия Далматского» (1928), сборник «Елань» (1929), вторая книга «Листригонов» и т. д.

Автобиографический роман «Юнкера», пожалуй, главное произведение эмигрантского периода творчества Куприна, которое можно рассматривать как своеобразное завещание писателя. Начало работы над этой вещью относилось к 1911 году, как продолжение повести «На переломе (Кадеты)». Однако теперь вдали от Родины этот роман по своему настрою стал сильно отличаться от других произведений на армейскую тему. В нем автор как бы возвращался в свои юнкерские времена, любовно воссоздавая приметы прошлого, быт и обычаи юнкерской жизни, памятные места его московской юности. Писатель постарался изображать реальные лица и события своего прошлого, вспоминать о своих первых опытах в сфере литературы и о своей первой любви.

В последние годы жизни во Франции Куприн сильно изменился, став более спокойным и сентиментальным, совсем не похожим на былого «силача». К 1930 году Куприны еще больше обеднели, а алкоголизм писателя уже не был секретом для его круга общения. Зрение писателя все более ухудшалось, у него прогрессировало заболевание раком пищевода. Давно вынашивавшееся писателем возвращение в СССР стало в итоге реальной возможностью решить все проблемы разом, а главное, утолить давнюю тоску писателя, остававшегося русским патриотом, по Родине. В конце 1936 года Куприн обратился за визой в советское консульство в Париже. Полпред СССР во Франции В.П. Потемкин 7 августа 1936 года написал письмо с предложением разрешить возвращение писателя И.В. Сталину, высказавшему на это свое согласие, а 12 октября 1936 года обратился к наркому внутренних дел Н.И. Ежову и сообщил ему: «Куприн едва ли способен написать что-нибудь, так как, насколько мне известно, болен и неработоспособен. Тем не менее с точки зрения политической возвращение его могло бы представить для нас кое-какой интерес. Тов. Сталин ответил мне, что, по его мнению, Куприна впустить обратно на родину можно. Предполагая быть у Вас, я просил у тов. Сталина разрешения сослаться на его заключение по вопросу о возвращении Куприна. Такое разрешение мне было дано, причем тов. Сталин сказал, что и сам сообщит Вам свое мнение.

Между прочим, для меня небезразлично было выяснить, чем будет жить Куприн, если к нам вернется. Прежде всего, думается, можно было бы переиздать кое-какие его сочинения, среди которых имеются и хорошие вещи. Это дало бы ему некоторое обеспечение. Во-вторых, можно было бы использовать по линии Совкино дочь Куприна, довольно известную молодую киноактрису… Во всяком случае, однако, сам я не буду пока двигать вперед купринское дело, – в ожидании окончательного разрешения этого вопроса в Москве (Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике. 1917–1953. М.: МФД, 1999. С. 322).

Ежов после этого обратился в Политбюро ЦК ВКП(б), которое 23 октября 1936 года приняло решение «разрешить въезд в СССР писателю А.И. Куприну» («за» проголосовали И.В. Сталин, В.М. Молотов, В.Я. Чубарь и А.А. Андреев, а воздержался К.Е. Ворошилов). Характерно, что вожди большевиков прекрасно знали о старых, контрреволюционных грехах писателя, но посчитали возможным пойти ему навстречу.

Накануне отъезда в Россию Куприн уже мало кого узнавал. Бунин отмечал в своих «Воспоминаниях»: «…Я как-то встретил его на улице и внутренне ахнул, и следа не осталось от прежнего Куприна! Он шел мелкими, жалкими шажками, плелся такой худенький, слабенький, что, казалось, первый порыв ветра сдует его с ног…». Удивительно, но русская эмиграция почти не осуждала писателя, понимая, что он едет в СССР умирать.

В газете «Правда» от 1 июня 1937 года появилась заметка: «31 мая в Москву прибыл вернувшийся из эмиграции на родину известный русский дореволюционный писатель Александр Иванович Куприн. На Белорусском вокзале А.И. Куприна встречали представители писательской общественности и советской печати». Среди встречавших был и глава Союза писателей России А.А. Фадеев.

Как сообщал секретарь Союза советских писателей В.П. Ставский 3 июня 1937 года И.В. Сталину и В.М. Молотову, «на другой день после приезда писателя А. Куприна в Москву состоялась с ним беседа у меня и Всеволода Иванова. Крайне тягостное впечатление осталось от самого А. Куприна. Полуслепой и полуглухой, он к тому же и говорит с трудом, сильно шепелявит; при этом обращается к своей жене, которая выступает переводчиком.

Заметка в газете «Правда» о возвращении А.И. Куприна в СССР, 1937 г.

Не без труда удалось выяснить у обоих, что: "Никаких планов и намерений у нас нет. Мы ждем, что здесь нам скажут", "Денег у нас хватило только на дорогу. Сейчас сидим без денег", "Хорошо бы нам получить под Москвой или Ленинградом домик небольшой, в котором мы и жили бы, а Александр Иванович – отдохнувши и поправившись, – писал бы!

Прошу разрешения организовать А. Куприну санаторное лечение (месяц-полтора) и устройство ему жилища под Москвой или Ленинградом силами и средствами Литфонда СССР. Сообщаю, что Гослитиздат подготовил к изданию 2 тома произведений А. Куприна, что даст ему около сорока пяти тысяч рублей гонорара"». (Власть и художественная интеллигенция. 1917–1953. С. 377).

Куприн уже был неизлечимо болен и по совету врачей поселился с женой на подмосковной даче в Голицыно. Позднее семье была предоставлена большая квартира в Ленинграде на Лесном проспекте. В советской прессе стали появляться интервью и публикации за подписью Куприна, в том числе вызвавший большой интерес читателей очерк «Москва родная», писатель подписал с «Мосфильмом» договор об экранизации рассказов «Штабс-капитан Рыбников» и «Гамбринус», а также присутствовал однажды на военном параде на Красной площади. Однако сам Куприн уже ничего писать просто не мог. Но его согревало доброе отношение к нему в СССР и властей, и читателей, и представителей литературного мира.

Однажды летом к писателю на дачу приехали матросы-балтийцы. Куприна вынесли в кресле на лужайку, где матросы пели для него хором, подходили к нему, благодарили его и говорили, что с удовольствием читали «Поединок». Куприн долго молчал и вдруг громко заплакал…

Писатель умер 25 августа 1938 года в Ленинграде, чуть более года прожив после возвращения в СССР. В эмиграции он говорил, что умирать нужно в России, дома, словно «зверь, который уходит умирать в свою берлогу». «Чем талантливей человек, тем труднее ему без России», – утверждал он. И его последнее желание найти покой на родной земле исполнилось.

Писателя похоронили на Литературных мостках Волкова кладбища в Ленинграде почти рядом с И.С. Тургеневым. Дочь Куприна Ксения, которая в 1919–1956 годах жила во Франции, в 1958 году вернулась в СССР, работала в Театре имени А.С. Пушкина, написала книгу о Куприне «Мой отец» (М., 1971) и стала основателем дома-музея Куприна в селе Наровчат Пензенской области, открытого 8 сентября 1981 года в бывшем доме купца Шлыкова. В этом же году в селе Наровчат был открыт памятник Александру Куприну скульптора В.Г. Курдова. В 2015 году в том же Наровчате был открыт еще один памятник А.И. Куприну работы скульптора А.С. Хачатуряна. У подножия памятника установлены четыре барельефа с сюжетами из повестей писателя «Поединок» и «Суламифь», а также рассказов «Храбрые беглецы» и «Царев гость из Наровчата». В Гатчине имя Куприна было присвоено Центральной городской библиотеке, а в 1989 году там был установлен бюст-памятник писателю.