Абсолютная Власть 4 (СИ) - Майерс Александр

— Эмилия Романовна. Мне казалось, вы собирались отправиться домой и принять ванну, — заметил.

— Владимир, какая встреча! — её голос прозвучал сладко и насмешливо. — Ванна подождёт. Здесь гораздо интереснее! Или хотите сказать, что я плохо выгляжу?

— Вы очаровательны как всегда. Но ваши действия портят всё ваше обаяние.

— О, неужели? А вы решили лично проконтролировать… восстановление справедливости? Или, может, просто помешать мне?

— Я решил положить конец грабежу, Эмилия Романовна, — ответил я. — Это не похоже на восстановление справедливости. Это мародёрство.

— О, какие громкие слова! — она сделала удивлённое лицо, приложив руку к груди. — Вы же не думали, что я соглашусь остаться без трофеев? Мои солдаты тоже хотят есть. И получать вознаграждение за пролитую кровь.

— Вы получите контрибуцию, — твёрдо заявил я. — По всем законам и правилам. Муратов заплатит. Грабить мирных жителей и угонять скот не обязательно. Это не делает вам чести.

Она рассмеялась, но в её глазах не было веселья. Напротив.

— Контрибуцию? Дорогой Владимир, я не уверена, что смогу что-то получить от Муратова. Ваша война, ваша победа, ваш пленник. Всё это как будто бы важнее моей скромной роли. Основной куш сорвёте вы. А я просто хочу урвать свой кусок здесь и сейчас, пока есть возможность.

В её словах сквозила глубокая, застарелая обида и неверие в то, что с ней будут считаться. Она видела, как все лавры победы достаются мне, и пыталась компенсировать это старым, как мир, способом — грабежом.

— Эмилия, — я сказал её имя без всяких титулов, и её брови чуть взметнулись вверх. — Послушайте меня внимательно. Ваши люди немедленно прекращают этот беспредел. Они возвращают всё награбленное. Каждую корову, каждую ложку. Если кто-то из ваших солдат причинит вред имуществу или тем более здоровью гражданских, я этого так не оставлю. Мы устанавливаем новые правила, а не повторяем старые ошибки.

Она надула губы, изображая наигранное огорчение.

— Я думала, мы друзья, Владимир. А вы мне угрожаете. Как некрасиво.

— Мои друзья не ведут себя как разбойники, — парировал я, не отводя взгляда. — Если вы хотите поссориться со мной, то выбрали для этого идеальный способ. Если же вы хотите, чтобы наша дружба принесла больше плодов — держите своих людей в узде. Доверьтесь мне. Вы получите всё, что положено, и даже больше. Но только если будете действовать в рамках закона, а не произвола.

Мы смотрели друг на друга — она с вызовом и обидой, я — с непоколебимой твёрдостью. Воздух между нами затрещал от напряжения.

Наконец, Карцева отвела взгляд, сделав вид, что рассматривает свои идеально ухоженные ногти.

— Ох уж эти мужчины… Вечно всё усложняют, — вздохнула она театрально. Но затем её взгляд снова встретился с моим, и в нём уже не было игры. Лишь холодная оценка. — Хорошо, Владимир. Я остановлю грабёж. Но только потому, что вы просите. И я запомнила ваше обещание насчёт… плодов нашей дружбы. Надеюсь, вы не обманете доверие бедной женщины.

— Я никогда не обманываю тех, кто действует честно, — ответил я, чувствуя, что кризис миновал. На время.

Эмилия подъехала к своим офицерам, и те нехотя начали отдавать приказы разворачивать подводы. Солдаты с ещё большей злобой смотрели на нас, но подчинились.

— А теперь, — я повернул коня в сторону усадьбы Муратова, видневшейся вдали за полями, — предлагаю вам составить мне компанию, графиня. Нам нужно поговорить с наследником графа и с ним самим. Как раз чтобы обсудить те самые условия прекращения войны и контрибуцию. Ваше присутствие будет к месту.

Эмилия снова улыбнулась, на сей раз с искренним интересом.

— Ну что ж, с удовольствием. Посмотрим, что за плоды вы мне там предложите, Владимир Александрович.

Мы поехали к усадьбе Муратова. Победа была одержана, но мир, который предстояло выстроить, оказывался куда более хрупким и сложным, чем любое сражение. И такие вот стычки из-за угнанного скота были тому лишь первым, незначительным подтверждением.

Усадьба Муратова, в отличие от его дачи в Горных Ключах, была настоящей крепостью — главный дом окружали высокие стены и мощные башни с установленными на них артефактами. Выглядело очень по средневековому.

Но сейчас ворота были распахнуты настежь, а на стенах не было видно защитников. Подъезжая, я не почувствовал давления Очага — того самого, что должен был окутывать родовое гнездо такой знатной фамилии. Видимо, род Муратовых проявил благоразумие и приказал Очагу не проявлять враждебности к «гостям». Иначе штурма было бы не избежать, а сейчас в нём не было никакого смысла.

Нас встретили на внутреннем дворе. На порог вышел молодой мужчина, лет двадцати пяти, весьма похожий на Рудольфа Сергеевича. Рядом с ним стояла женщина постарше, его мать. Её лицо было бледным и заплаканным, но держалась она с потрясающим достоинством, выпрямив спину и подняв подбородок.

— Барон Градов, — произнесла она, делая небольшой, но исполненный благородства поклон. — Дом Муратовых приветствует вас. Меня зовут Анна Михайловна. Это мой сын, Евгений.

Её взгляд скользнул по Карцевой, и в её глазах вспыхнула такая чистая ненависть, что стало почти физически жарко.

— Графиня, — это слово прозвучало как плевок.

Эмилия лишь усмехнулась в ответ, наслаждаясь моментом.

— Анна, дорогая, как я рада вас видеть. Вы прекрасно выглядите, учитывая обстоятельства.

Я пресёк этот обмен любезностями.

— Благодарю за вежливый приём, — сказал я. — Мне жаль, что мы познакомились в таких обстоятельствах.

Я посмотрел в глаза Евгению Муратову. Он посмотрел в ответ, и наши взгляды скрестились, будто шпаги.

Но долго это не продлилось. Сын графа поспешно опустил своё «оружие».

Он мог злиться на меня и ненавидеть, сколько ему вздумается. Но был вынужден признать, что победитель здесь я.

— Где мой муж? — спросила Анна Михайловна, глядя прямо на меня. — Жив ли он?

— Жив. И почти невредим, — я кивнул Никите. — Воевода, прикажи доставить графа.

Вскоре Рудольфа Сергеевича привели под охраной двух наших дружинников. Ногу, пронзённую на дуэли, уже подлатали маги-целители. Хотя граф по-прежнему немного хромал. Антимагический ошейник туго обхватывал его шею, и лицо, обычно непроницаемое, искажала гримаса унижения, когда он ступал на родной земле в таком виде.

Анна Михайловна ахнула, прижала руку ко рту, но не бросилась к нему, лишь её глаза наполнились слезами. Евгений, напротив, сделал резкое движение вперёд, его кулаки сжались, но он тут же овладел собой, лишь прошипев сквозь зубы: «Отец…»

Я прекрасно понимал их чувства. Но не мог сопереживать им, даже если бы попытался.

Все из их рода живы — в отличие от моего. И они должны быть благодарны за это. А пока что я вижу только гнев в их глазах.

— Всё в порядке, — голос Муратова звучал устало и спокойно. — Мы живы. Это главное, — он перевёл взгляд на меня. — Полагаю, нам предстоит непростой разговор, барон. Предлагаю пройти в мой кабинет.

— Конечно, — согласился я.

— И я пойду, — тут же заявила Карцева. — Однако я настаиваю, чтобы охрана дома сложила оружие. Не хочу, чтобы нам в спины смотрели чужие клинки.

Рудольф Сергеевич скрипнул зубами, его взгляд на мгновение стал таким же яростным, как у его сына.

— Разумеется, — выдавил он. — Женя, отдай приказ. Все дружинники сдают оружие.

— Отец!.. — воскликнул тот.

— Прикажи! — рявкнул граф. — Не время артачиться. Поражение следует принять с достоинством. Тем более, наши победители ведут себя благородно. По крайней мере, некоторые из них.

Муратов бросил на Карцеву короткий взгляд. Та усмехнулась и послала графу воздушный поцелуй. С губ графини Анны едва не сорвалось какое-то грубое слово, но она сдержала его в последний момент.

Евгений ушёл, чтобы передать унизительное распоряжение. Вскоре наши солдаты и люди Карцевой начали занимать ключевые позиции в усадьбе.

— Нам осталось дождаться лишь барона фон Берга, — заметил я, слезая с лошади. — Он тоже должен участвовать в переговорах о капитуляции.