Развод. Дракон, мы (не) твои (СИ) - Эмбер Натали

— Спасибо, — выдыхаю я. Это слово даётся мне с невероятным трудом. Но я должна сказать. — За то, что поверил. Что защитил его. Защитил нас.

Его лицо искажается. В нём вспыхивает целая буря эмоций: боль, досада, стыд, что-то похожее на надежду. Он смотрит на меня так, словно я только что вонзила в него нож или подарила что-то бесценное. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но в его глазах читается растерянность. Слова, видимо, не приходят. Вместо них он лишь кивает. Коротко, резко, почти по-военному. И затем отступает.

— Отдыхай, Мия. Ты в безопасности, — произносит он, и его голос низок и твёрд. — Это всё, что имеет значение сейчас.

Он отступает и медленно, почти неохотно, закрывает дверь. Щелчок замка звучит оглушительно в тишине комнаты.

Я остаюсь одна. Совершенно одна в гробовой тишине и роскоши своих покоев. И только тогда, когда его шаги затихают за дверью, до меня, наконец, доходит вся суть произошедшего.

Яд. Медленный, коварный, подлый. В моей еде. В моём чае. Ненависть свекрови. Настолько холодная, расчётливая, безжалостная, что она готова была уничтожить собственного внука. Ярость Рейнольда. Страшная, всесокрушающая, драконья. Его защита. Неожиданная, безоговорочная, потребовавшая от него изгнания части его собственной семьи.

И его слова. Произнесённые так естественно, так властно. «Моя жена». «Моя семья».

Это не игра. Не просто стратегическая уловка для эльфов. Это… настоящее. Он действительно видит нас так. Конор — его плоть и кровь. Рейнольд будет защищать его с драконьей яростью и безжалостностью от любой угрозы. Даже если этой угрозой окажется его собственная мать.

Он встроил нас в свою картину мира, как неотъемлемую, важнейшую часть. И он только что доказал, что готов снести всё на своём пути, чтобы оградить нас от любой угрозы.

От этой мысли кружится голова. Я чувствую, как по коже бегут мурашки. И в тот самый момент, словно в ответ на мою смятенную мысль, я чувствую знакомое, почти забытое жжение на внутренней стороне предплечья. Я закатываю рукав тонкой ночной сорочки, которую мне прислали. И вижу.

Метка. Его метка. Та самая, что пропала после нашего развода. Она сияет на моём предплечье ярким красно-золотым огненным узором. Пульсирует в такт моему сердцу, излучая лёгкое, едва уловимое тепло.

Она вернулась, будто никогда и не исчезала. Как будто сама магия, связывающая нас, признала, что кризис миновал, и наша связь восстановлена.

Знак. Яркий, неоспоримый знак его защиты, его… собственности. И впервые эта мысль не вызывает во мне слепой ярости, а лишь новую волну сложного, непонятного смятения.

56

Прибывший после ужина лекарь говорит, что со мной всё в порядке. Нужен лишь отдых и покой. После насыщенного дня, я засыпаю, едва коснувшись головой подушки.

Сон приходит ко мне не как отдых, а как погружение в иное измерение.

Я стою в маленькой, залитой солнцем комнатушке чужого дома. Здесь пахнет пылью, сушёными травами и… свободой. За открытым окном шумят листья старого клёна, сквозь которые льётся яркий солнечный свет.

В этом свете я вижу себя. Нет, ту, прежнюю Мию.

Она стоит спиной к окну, и солнце делает её силуэт почти прозрачным. На ней простое платье из грубого льна, запачканное землёй. Волосы цвета спелой пшеницы заплетены в косу, из которой выбиваются непослушные пряди.

Она смотрит прямо на меня. И улыбается широкой улыбкой, от которой на щеках появляются ямочки.

— Ну вот, — её звонкий голос похож на колокольчик. Он совсем не такой, как мой, ставший тихим и осторожным. — Мы встретились.

Я не могу вымолвить ни слова. Просто смотрю на девушку, в чьё тело вселилась, чью судьбу переплела со своей. И чувствую перед ней вину.

— Мне так жаль, — вырывается у меня наконец, хриплый шёпот. — Я не хотела…

Она смеётся. Легко, беззлобно.

— Перестань. Разве можно извиняться за то, что ты выжила? — она подходит ближе.

Я замираю, чувствуя, как внутри всё сжимается от её слов.

— Я видела твой страх за моего мальчика. Моего Конора, — её голос становится тише, в нём появляются нотки той боли, что знакома и мне, — Видела, как тьма пожирает его изнутри, и была бессильна…

На её глаза наворачиваются слёзы, но она смахивает их тыльной стороной ладони.

— А потом ты повела его к эльфам. Не испугалась и села на спину дракона. Ты сражалась за него.

Она смотрит на меня, и в её взгляде теперь — невыразимая, всепоглощающая благодарность.

— Спасибо, — её слова звучат просто, искренне и сильнее любого заклинания. — Ты сделала то, что не смогла я. Ты оказалась сильнее меня.

Она обнимает меня. Легко, по-сестрински.

— Он жив, и ты жива, — шепчет она. И я внезапно понимаю, что речь уже не о Коноре. — Не прячься больше, люби его. Позволь ему любить тебя. Вы заслужили этот шанс. Оба.

Она отступает, и солнечный свет за её спиной становится таким ярким, что я зажмуриваюсь. Её образ начинает таять, расплываться в золотых потоках.

— Прощай, — шепчет она. — И… будь счастлива. За нас обеих.

Я просыпаюсь. Резко с глубоким вдохом, будто вынырнув из самых глубин океана. Я лежу на своей огромной кровати, в своих роскошных покоях. За окном — предрассветная мгла, всё ещё прохладная и серая.

Лежу неподвижно, вслушиваясь в тишину. Ожидая, что нахлынет привычная тяжесть, страх, смятение. Но ничего этого нет. Есть лишь странная, непривычная лёгкость. Словно с моих плеч сняли гирю, которую я тащила так долго, что срослась с ней.

Я выполнила её просьбу, спасла Конора. И заслужила своё право на счастье. Подтверждение тому — метка, что появилась на моём предплечье.

Медленно поднимаю руку и закатываю рукав сорочки.

Это знак, данный свыше. Двуликая богиня забрала одну жизнь и даровала другую. Она дала нам второй шанс. Всем троим.

Рейнольду, чтобы искупить свою вину и научиться любить по-настоящему. Ей, прежней Мии, чтобы обрести покой, зная, что её сын в безопасности. И мне… чтобы, наконец, перестать быть её тенью. И принять свою судьбу.

Кто я такая, чтобы идти против воли богини?

Смотрю на свою метку и больше не пытаюсь её скрыть. Я принимаю её. Как часть себя.

Рассвет вступает в свои права, заливая комнату золотым светом. Я улыбаюсь. Легко и свободно, как та девушка из сна. Начинается новый день, и я готова его встретить.

Утром за завтраком царит странная, почти нереальная атмосфера. Небольшой стол накрыт в моих покоях, а не в огромной дворцовой трапезной. Это кажется жестом, попыткой создать иллюзию уюта.

Во главе стола сидит Рейнольд. Он сменил дорожные одежды на тёмный, строгий камзол, но тень усталости всё ещё лежит на его лице. Справа от него — Конор. Он уже успел принять ванну, его светлые волосы ещё влажные. Щёки розовые, а глаза горят. А слева сижу я, сжимая в коленях льняную салфетку.

Конор без умолку тараторит, обращаясь то ко мне, то к отцу.

— Все драконы такие большие? А мы ещё полетаем? Правда? Правда, полетаем? — он закидывает Рейнольда вопросами, с жадностью набрасываясь на еду.

Рейнольд не отмахивается от него. Он отвечает. Коротко, сдержанно, но без привычной суровости.

— Не всё. Есть и меньше. Да, полетаем. Обязательно.

Он даже улыбается. Легко, едва заметно, уголком рта. И в этот миг он выглядит не владыкой Западных земель, а просто… отцом. Усталым, несущим на себе груз забот, но счастливым видеть своего сына здоровым и счастливым.

Ловлю себя на том, что и я улыбаюсь, глядя на них. Но наша хрупкая семейная идиллия длится недолго.

В конце завтрака в покои бесшумно входит Адам, старший дворецкий. Он склоняется к уху Рейнольда и что-то тихо говорит. Я не слышу слов, но вижу, как лицо Рейнольда мгновенно становится каменным. Вся мягкость, все следы усталости исчезают, сменяясь привычной концентрацией и холодной решимостью.

Он кивает Адаму, тот отступает и исчезает так же бесшумно, как и появился.

Рейнольд откладывает вилку и нож. Звук металла о фарфор кажется неестественно громким в наступившей тишине. Конор замолкает, почуяв неладное.