— Где он? — шепчет Конор.
— Не «он», — улыбаюсь я, откидывая край кружевного одеяльца. — Она. Твоя сестра. Аэлина.
Он осторожно подходит, заглядывает, и его лицо вытягивается от изумления.
— Она… маленькая, — констатирует он, разочарованно глядя на свой камень, слишком большой и грубый для такой крохи.
— Зато громкая, — смеётся Рейнольд, стоящий у изголовья моей кровати. — И с характером. Будет тебе достойной соперницей в тренировках.
Конор хмурится, оценивающе разглядывая сестру. Аэлина в этот момент открывает глаза. Не мутно-синие, как у всех новорождённых, а уже ясные, небесно-голубого оттенка. И смотрит на брата с такой суровостью, что мы с Рейнольдом не выдерживаем и смеёмся.
— Видишь? — говорю я Конору. — Она уже бросает тебе вызов.
— Ничего, — заявляет он с важностью. — Я научу её всему. И драться, и летать.
И он осторожно, одним пальцем, касается её крошечной ручки. Аэлина сжимает его палец с неожиданной силой. Конор не отдёргивает руку. Он смотрит на эту хватку с интересом и уважением.
Сейчас ей всего месяц. Она всё также мала, но её небесно-голубые глаза уже видят всех насквозь. Конор проводит у её колыбели часами, разговаривает с ней, читает сказки. Рейнольд тает. Этот грозный владыка может часами качать нашу дочь на руках, напевая какую-то старую колыбельную на языке драконов.
А я смотрю на них, и сердце замирает от щемящей нежности. Это счастье, которое мы с Рейнольдом построили вопреки всему: вопреки прошлому, вопреки предательству и тьме. Наша маленькая, бесконечно дорогая вселенная, которую мы, наконец, обрели.
Конец
