Огонечек для ледяного герцога (СИ) - Славина Элен

Оказалось, что указ был подделкой, мастерски сфабрикованной Сибиллой. Новость облетела деревню быстрее лесного пожара, и последние льдинки недоверия растаяли. Теперь люди смотрели на его стражников не со страхом, а с надеждой.

Герцог Фростхарт расположил свой временный штаб в нашем доме, и вскоре большая горница превратилась в центр управления. Карты покрывали стол, гонцы приходили и уходили в любое время суток. И сквозь эту суету он всегда находил мгновение, чтобы встретиться со мной взглядом — быстрый, тёплый взгляд, который говорил больше слов. Иногда его пальцы легонько касались моей руки, когда я проходила мимо, передавая молчаливое «я здесь, всё хорошо».

Однажды вечером, когда дела были закончены, а гонцы разъехались, он остался сидеть у огня, глядя на пламя. Я принесла ему свежезаваренный чай — уже в новых, грубых глиняных кружках, которые бабушка с гордостью выставила на полку.

— Совет лордов вынес приговор, — сказал он без предисловий, принимая кружку. Его лицо было невозмутимым. — Пожизненное изгнание. За пределы королевства. Сибиллу лишили титулов и состояния.

Я молча кивнула, присаживаясь на коврик у его ног. Не было ни радости, ни торжества. Только тихое, холодное удовлетворение. Справедливость восторжествовала. Не месть, а закон.

— А что будет с… её сообщниками? С дядей Алриком? — осторожно спросила я.

Тень пробежала по его лицу.

— Алрик скрылся. Как крыса, почуявшая кораблекрушение. Но его найдут. — Он отпил чаю и посмотрел на меня. — Это старая рана моего рода. И её предстоит исцелить. Но не сейчас.

Он положил свою руку мне на голову, и его пальцы запутались в моих волосах.

— Сейчас… сейчас нужно строить. А не разрушать.

И мы строили.

По кирпичику, по слову. Его авторитет и моя связь с землёй создали неожиданно прочный союз. Он учился понимать нужды людей не из отчётов, а из разговоров с бабушкой за чаем, из наблюдений за тем, как детишки из деревни с любопытством таращились на его стражников, пока те не начали показывать им простые фокусы с монетками.

А я училась быть не просто дикаркой из леса, а той, кто стоит рядом с правителем. Училась сдерживать свой нрав, слушать и говорить так, чтобы меня слышали. И в этом мне помогал он — своим терпением, своей верой в меня.

Прошла неделя

Погода стояла морозная, но солнечная. Как-то утром Талориан, уже заметно окрепший, вышел со мной во двор. Мы стояли у забора, глядя на заснеженные поля и расползающийся в небо дым из каменных труб домов. Мой герцог прижал меня к себе и поцеловал в чуть заиндевевшие волосы. Мне было тепло и сердце мое горело от любви к этому когда-то ледяному мужчине.

— Мне скоро нужно возвращаться в столицу, — сказал он, глядя прямо перед собой. — Дела не ждут. Но я не хочу уезжать один. Понимаешь?

Моё сердце замерло. Я боялась этого момента и ждала его с нетерпением.

Он опустил глаза и я увидела, что там не было привычной суровости. Была какая-то новая, непривычная мягкость.

— Поезжай со мной, Раэлла. Не как гостья… — замолчал на мгновение, шумно выдохнул холодный воздух и облачко пара казалось застыло в воздухе, — но как моя жена. Как будущая герцогиня Талориан Фростхарт.

Время словно оцепенело, укутавшись дымкой.

Я слышала, как где-то далеко каркает ворона, как смеётся Флора в доме, как рубят дрова на окраине деревни.

Тишина казалось окутала нас, дала время, чтобы подумать и принять решение.

Я смотрела на его лицо — на лицо человека, который прошёл через ад и нашёл в себе силы не просто выжить, а измениться. Ради нас.

— А мой дом? Моя семья? — прошептала я.

— Твой дом никуда не денется. Это будет и твоя крепость тоже. — Он сделал шаг ко мне. — Твоя семья — твоя мать, бабушка, дети — всегда будут желанными гостями в НАШЕМ доме, — сделал ударение на этом слове, чтобы придать ему значимость. — Более чем желанными. Но твоё место… твоё место рядом со мной. Если ты захочешь.

Я посмотрела на бабушкин дом, в котором провела свое детство и юность.

На дым, поднимающийся из трубы. На резные ставни, которые мой дед делал своими руками. Это была вся моя жизнь. Другой я не знала.

Но теперь моя жизнь была и в этом суровом, надменном, невероятном человеке рядом.

Я положила руку на его здоровую ладонь. Мои пальцы, привыкшие к земле и травам, выглядели такими грубыми на фоне его аристократических, длинных пальцев.

— Я не буду носить кринолины и участвовать в придворных интригах, — серьезно предупредила его.

Он рассмеялся — низко, искренне и я тоже улыбнулась.

— Я и не прошу. Будь собой. Моей дикаркой. Моей дикой кошкой. Просто… будь моей.

— Хорошо, — сказала я просто. И в этом слове было больше обещаний, чем в любой клятве. — Хорошо, мой герцог, я буду твоей.

— Ты и так моя, как только я первый раз увидел тебя. В этом самом лесу, — он кивнул в сторону заснеженного леса и я улыбнулась.

Я усмехнулась, понимая, что он прав.

— Я тоже влюбилась в тебя почти сразу.

— Правда⁈ Я чувствовал это, что ты не смогла устоять перед моим обаянием.

— Талориан, прекрати. Все совсем не так.

— А как? — Брови его взметнулись вверх.

— Как только я тебя укусила, то почувствовала запах крови. Он взбудоражил мне голову и сердце начало биться сильнее. С этого момента, я пыталась понять, что со мной происходит?

— Поняла?

Бабушка рассказала, что в прошлом дикие леопарды искали пару на всю жизнь необычным способом. Они пробовали кровь друг друга, кусая и принюхиваясь. Если кровь совпадала, оба животных становились мягче и ласковее. Так формировалась пара.

— Кажется, мне пора укусить тебя, — рыкнул мой герцог и я увидела в его глазах дикую страсть белого леопарда.

— Я жду, — ухмыльнулась я и закусила губу.

Мгновение — и мир перевернулся, сузившись до точки соприкосновения наших губ.

Это был не поцелуй. Это было низвержение, землетрясение, стихия, сметающая все на своем пути. Его губы обрушились на мои не с нежностью, а с яростью голодающего, нашедшего наконец пищу. В них не было вопроса — был лишь властный, безоговорочный приказ, утверждение права. Права собственности, выстраданного в боях и отчаянии.

Воздух вырвался из моих легких с тихим стоном, который он тут же поглотил, вобрал в себя, сделал частью этого безумного единения. Его руки вцепились в мои волосы, не больно, но так, чтобы я не могла, не смела отстраниться. И я не хотела. Во мне вспыхнул ответный огонь — дикий, первобытный, тот самый, что жил в крови всех женщин моего рода.

Это был поцелуй-битва и поцелуй-капитуляция одновременно. Он не просил — он брал. И я отдавала. Отдавала ему всё — свой страх, свою ярость, свою боль, свою надежду. Каждое прикосновение его языка было клятвой, каждое движение губ — обещанием. Он дышал мной, как дышат воздухом после долгого удушья, а я тонула в его вкусе — вкусе снега, дыма, дорогого вина и чего-то неуловимо дикого, звериного, что было сутью его.

В ушах гудела кровь, мир расплывался, теряя очертания. Не было дома и родных, не было прошлого, не было будущего. Была только всепоглощающая жара, что разливалась по жилам, плавила разум и заставляла тело выгибаться навстречу ему в немом, отчаянном требовании. Он был бурей, а я — землей, жаждущей этого ливня.

Когда он наконец оторвался, чтобы перевести дух, между нами протянулась серебристая нить общего дыхания. Глаза его пылали так, что, казалось, могли прожечь душу. В них не осталось ни льда, ни насмешки — лишь чистая, неразбавленная, животная одержимость.

Моя, — тихо произнес он. — Только моя. Отныне и навсегда.

И моё сердце, бешено колотившееся в груди, ответило ему:

— Да. Твоя. Всегда.

Глава 44

Правда о перстне

Прошел один год

Тишина в доме Фростхартов была тёплой и насыщенной, как густой бульон, что варила на кухне моя бабушка.