Наперегонки с ветром. Буря (СИ) - Виннер Лера

“Везучая же ты сука…”, – раздавшееся прямо за спиной шипение напоминало голос Кайла лишь отдаленно.

Дурацкая, неумелая, откровенно бездарная попытка скопировать.

Я подняла руку так, чтобы кровь лилась на землю и уходила в нее, и тут же уперлась ладонью во что-то теплое.

Мне наконец удалось вдохнуть, пусть и судорожно, и открыть глаза.

Кайл спал на боку, а моя ладонь, абсолютно чистая, лежала на него ребрах.

Лбом я почти уткнулась ему в спину, – так близко, что могла чувствовать узор из шрамов под рубашкой и его тепло.

Ресницы ощущались подозрительно мокрыми, но шрам был в порядке – ни царапины, ни самой крошечной капли кровь.

Судя по лунном свету, падавшему на пол через окно, стояла глубокая и глухая ночь, – безопасная, настоящая, та, в которой ни одна тварь не рискнула бы пытаться куда-то меня увести.

И тем не менее, ей почти удалось.

При мысли об этом я сделала еще один резкий вдох и замерла.

Кайл всегда спал чутко, – каким только чудом не проснулся, когда я за него схватилась?

Сердце отчаянно колотилось в горле от запоздалого противоестественного страха и злости.

Чем бы оно ни было, у него и правда почти получилось.

Почти.

Наша кровная связь или что-то иное заставило меня свернуть с пути. В буквальном смысле не просыпаясь выйти из спальни и прийти к нему.

Опять.

Даже для меня самой это уже начинало походить на цорменнок издевательство, а на фоне вечерней истории с младшим Готтингсом – вдвойне.

Даже когда он учил меня и нас прямую ответственность, я никогда не позволяла себе вот такой прятаться за его спину.

Убрать руку я не успела и теперь чувствовала, как прямо под ладонью бьётся его сердце – размеренно и спокойно, как может быть только во сне.

Собственное дыхание сбивались, как будто мне пришлось долго бежать.

Нужно было срочно убраться из его постели и забыть это, как страшный и позорный сон, а с настоящими снами разбираться уже при свете дня.

Я моргнула, прогоняя остатки непонятно откуда взявшихся слез и постаралась унять собственное сердцебиение.

Ещё секунду, две, три.

Убрать руку и как можно тише отодвинуться, чтобы перина не промялась.

При всём желании я не смогла бы изобрести внятного объяснения тому, как оказалась здесь.

Говорить правду было немыслимо.

Сон, разумеется, оставался всего лишь сном, но такие неконтролируемые выходки были отличным поводом разорвать кровную связь.

Беречь её, как единственное, что связывало нас, помимо общих воспоминаний, было глупо, но я этого не хотела.

Сейчас, в темноте и полусне, медленно ведя по его спине кончиками пальцев, можно было себе признаться: я не хотела отказываться от этой клятвы и уже не мыслила себя без неё. Как будто это в самом деле была бы уже не я.

С такими мыслями уходить следовало ещё быстрее, и всё-таки рискнула шевельнуться. Вдохнуть ещё раз поглубже, как будто чужой запах мог вытравить из лёгких стылых мёртвый воздух, и…

Кайл пошевелился. Смазано, как любой человек меняет позу во сне.

Выругавшись про себя, я стиснула зубы и решила, что просто встану. Если он проснётся, скажу, что услышала шум, а дверь была открыта. Дом явно оказался непростым, и случиться в нём могло всякое.

Просто напомнить себе, что моё дурацкое и ничем не обоснованное «Не хочу» не умеет значения и сделать единственное движение.

Кайл развернулся и, обняв поперёк спины, протянул меня ближе.

Его сердце не забилось быстрее, дыхание не участилось, – он так и не проснулся. Всего лишь инстинктивное движение по старой привычке.

От внезапного и хорошо знакомого тепла лицо обожгло, и я все-таки закрыла малодушно глаза и снова принялась отсчитывать секунды.

Не может же не почувствовать.

И все-таки он продолжал спать.

Теперь прямо перед моим новом оказалось основание шеи, и так удобно было бы просто прижаться губами, а потом провести выше. Первой потянуться за сонным и медленным поцелуем.

Даже зная, что ничего хорошего за этим не последует.

Вернее, сейчас, в моменте, это наверняка будет безупречно, но точно не после, когда придет пора в меру вежливо прощаться.

Памятуя о прошлом разе, я должна была держаться от него подальше, потому что слишком стремительно и внезапно «Попрощаться как следует» превратилось в «Уйти без серьёзных потерь».

Никогда, ни разу, даже в самом чудовищном ночном кошмаре я не могла вообразить себя навязывающейся мужчине.

Однако с Кайлом это повторялось из раза в раз, – так много раз за три неполных месяца.

Его рука лежала на моей спине приятной тяжестью, за огком подвывали то ли местные духи, то ли ветер.

Не хотелось поднимать голову и разбираться, потому что здесь и сейчас было по-настоящему спокойно. Отпустившее вечером напряжение в самом деле ушло, неконтролируемая дрожь после сна, который сном, по большому счету не был, отступала, а дыхание постепенно становилось глубже и спокойнее.

Взгляд Кайла не ввинчивался мне в висок, он больше вообще не шевелился, как будто нашел для себя самое удобное положение, и я прикрыла глаза, решив, что нет ничего страшного в том, чтобы немного полежать так.

Рано или поздно он все равно сместится, и тогда можно будет поступить так, как планировала, – подняться быстрее, чем он успеет окончательно очнуться и свалить все на послышавшийся шум.

и никогда ни при каких обстоятельствах не признаваться. Ни в том, что это оказалось вбито в мою голову настолько глубоко и крепко, – не помня себя, я все равно пришла к нему после того, как меня пыталась прикончить тварь, принявшая его облик. Ни в том, что снова буквально дышала им, по капле выдавливая из себя ту дрянь, что выжигала меня изнутри.

Тогда огнем, сегодня – гнилостным ледяным смрадом. Какая, в сущности разница?

Тепло опасно расслабляло, и я напомнила себе, что засыпать вот так точно нельзя, а потом приоткрыла глаза и увидела прямо перед собой светлую ткань наволочки.

Я спала, вытянувшись на животе, а за окном брезжил тяжелый и серый осенний рассвет.

Было хорошо и легко, без всяких условностей и оговорок, и единственным желанием стало потянуться без спешки.

В конце концов, если обошлось ночью…

Кайл отвел мои волосы в сторону, мягко и совсем не настойчиво поцеловал в основание шеи.

Можно было подумать, что он тоже не хочет будить, но почти в ту же секунду его ладонь, – на этот раз теплая, – медленно двинулась вверх по моему бедру под подол рубашки.

Разнеженное со сна тело отозвалось мгновенно. Не открывая глаз, я сдвинула колено выше и прижалась к подушке щекой, устраиваясь удобнее.

Еще одна естественная на грани рефлекса реакция.

Такая же неподконтрольная.

Кайл поцеловал ещё раз, а потом сжал мои бедра крепче.

Он вошёл осторожно, медленно, чтобы движение не вышло слишком резким для раннего утра.

Ощущения в расслабленном теле были обострены до предела. Я тихо и довольно застонала в подушку и зажмурилась сильнее, подавать навстречу.

Он придержал, пресекая само намерение, и начал двигаться сам. Почти лениво, как будто сам не проснулся до конца.

Обезоруживающее тепло и тяжесть его тела уничтожили последние даже не сомнения, а их отголоски.

В конце концов, если мы вынуждены оказались жить под одной крышей, почему не получить от этого максимум?..

Кайл превосходно умел чувствовать, что именно нужно делать, чтобы стало особенно хорошо, и сейчас молчал.

Я слышала его сбившееся дыхание над ухом, почувствовала спиной, как сердце забилось чаще.

Воздух в комнате сгустился, стал плотным и влажным. Мне пришлось облизнуть пересохшие губы, когда Кайл провёл по моей шее кончиком носа, повторил это движение губами.

Когда он становился таким, всё моё самообладание трещало по швам. Даже жаль не было.

Я чувствовала его в себе полностью, сознание плыло, а дышать было почти нечем.

Зато удобно оказалось перехватить его руку подтянуть ближе и поцеловать ребро ладони, тут же прихватить зубами, – не больно, не кусая, но давая знать о том, что невозможно выразить словами.