Волчья ягода (СИ) - Началова Екатерина

— Вас тоже хворь коснулась, бэр Исмор? — сдержанно удивилась Агла.

— Да, к сожалению, — подвижное лицо мужчины тут же тронуло печалью. — На нас болезнь действует чуть иначе, чем на людей, но тоже значительно. Представляете, полностью отбивает обоняние! Огромная трагедия для тех, кто на него полагается, а мы — полагаемся и немало. Пришлось задействовать лучшие умы, изобретать рецепт, а вот вы, надо же... А когда же у вас появились первые больные?

Агла ненадолго задумалась.

— Пожалуй... Со встречи нового лета началось. Да, тогда слег пастух, точно. Трава только вошла в цвет.

— Пастух... Это который везде ходит... Любопытно.

— Кого пасет этот пастух? — впервые подал голос Верис, и Агла вздрогнула.

— Коз, бэр.

— Жив он?

— Да, выпоила.

На это спрашивающий издал звук «кхм», и больше ничего не произнес. Исмор тепло улыбнулся.

— Не станем вас больше задерживать. Примите лично от меня в качестве восхищения, сударыня, — Исмор щедро положил на прилавок еще пару монет и отступил, не слушая испуганных возражений. — От сердца благодарю вас, продолжайте свое благое дело. Здоровья, добрых лет вам и вашей дочери, пусть вовек радует свою маму, ничем не огорчает. Не смеем больше отвлекать. Доброй ночи!

Агла еще пыталась всучить монеты обратно, но Исмор ловко выворачивался от всех попыток, забрасывая женщину пышными благодарностями великородного, привыкшего говорить долго, расцветисто и красиво.

Через несколько минут они все же вышли. На лице Исмора все еще лучилась улыбка, когда он вдохнул свежий вечерний воздух. Похлопав по лощеному боку коня, он легко прыгнул в седло, обнаруживая сноровку опытного наездника.

— Приятная женщина. Только подумай: человеческая травница в каком-то глухом селе додумалась до работающего рецепта! Люди могут иногда приятно удивить. Да-а-а... На моей памяти такое случалось нечасто.

— Крайне редко, бэр, — фыркнул Верис.

Они удалялись из села по главной дороге неторопливо.

— ...однако, и она скрывает правду, — Исмор укоризненно цокнул языком. — Мне всегда нравились эти нюансы: отличать естественный страх от лжи, путь одно и вызывает другое. А различие... Знаешь в чем, Верис?

Покосившись на Исмора, Верис изобразил улыбку. Он знал. А еще знал, что Исмор хочет сам озвучить ответ.

— В позе? — спросил, но так, чтобы показать, что знает разгадку. Он отдернул жеребца, потянувшегося к сочной траве на обочине.

— В количестве страха, — торжествующе улыбнулся Исмор. — Если человек боится, но ничего не скрывает, он активнее, он доказывает невиновность... А тот, кто скрывает — зажимается, стараясь ничем себя не выдать, и боится еще сильнее. Она испугалась слишком сильно, друг мой. Это чувствуется, это то, что отличает лжеца от труса... Конечно, мы не говорим об искусных обманщиках, в ряды которых почтенная Агла, к счастью, не входит. Естественно, ни о каких ягодах девятисила речь не идет... В связке со свойствами эускариота больного ждет, в лучшем случае, прекрасное успокоительное. С которым он, так сказать, и упокоится. Интересно, почему почтенная травница решила не выдавать свой старинный рецепт? С учетом того, что из ее кухни нежно несет волчьей ягодой...

— Кто ж будет говорить, что добавляет в питательный отвар яд? — прокомментировал Верис.

Мужчины обменялись понимающими ухмылками.

— Да, необразованные люди не поймут, испугаются, — согласился Исмор. — Скорее всего это ее рабочая легенда. Но мы — не люди, а нам она тоже правду не сказала. Неужели так сильно испугалась? Может не любит наш род? Хочет быть единоличной спасительницей всех живых? Или просто не доверилась незнакомцам? Что ж... Какова бы ни была причина, она не имеет большого значения.

— Разве? — Верис поднял брови.

— Да, не столь важно, — Исмор отмахнулся от комара. — На самом деле, я рад. Раз дорогая Агла не желает делиться знаниями, она не разнесла рецепт по округе. Наши сведения это подтверждают — выздоравливают только в этом селе. Нам на руку такая скрытность: было бы крайне огорчительно, если бы людской вариант вдруг расползся по всем родам. Рецепт мгновенно потерял бы в цене, а это совершеннейшее нарушение наших финансовых планов.

— Весьма неприятное, — согласился Верис.

Несколько минут ехали молча. Верис не нарушал субординацию: Исмор стоял выше него по чину, от того право первого слова предоставлялось ему.

— Знал бы ты, как я печалюсь, когда страдают невинные, но как ответственное лицо нашей скромной компании, оставить возможность потерь не могу... — вздохнув, Исмор помедлил несколько секунд, не меняя тона. Он думал быстро. — Пусть грустное событие случится скоро. Дня через два-три? Старшая, к примеру, оступится и упадет — какое несчастье! — точно головой об камень. А младшая... Она в силу своей неопытности перепутает бутылки и случайно отравится. Я почувствовал запах растительных ядов в лавке, выбери из них самый эффективный. О! Или наоборот: сначала отравится младшая, а у матери от горя не выдержит сердце. Как тебе? Второй вариант, кажется, больше подойдет дамам, опять же бескровно... Заметил, как женщина держалась за грудь? Слабое место в ее возрасте.

Верис ехал рядом с каменным лицом.

— Да, второй вариант хорош, правдоподобен. Сделаю.

— ...и отправь кого-нибудь из местных, пусть походит, и на всякий случай уточнит, знает ли кто еще наш драгоценный рецепт... Особенно интересуют болевшие. Спрашивать надо аккуратно, не в лоб: сначала о болезни поговорить, что, как, сочувствие, вздохи, и уже только потом спросить, чем лечили, понял? Вопросы должны быть деликатны. Тупого не бери на эту роль, прошу. Безмозглые портят даже «здравствуйте», не говоря уж о более сложных оборотах речи.

На лице Змея все еще держалось огорченное выражение. Но через несколько минут он поднял брови, живо оглянувшись на тепловой след, мелькнувшего в стороне зверя.

— Гляди-ка, олень! — он заразительно расхохотался, не обращая внимания на то, что олень при звуках его голоса, мгновенно унесся прочь. — Да какой крупный! Надо же, какое хорошее место!

Глава 27. Страшный сон

Той же ночью мне приснился мой страшный сон. «Мой» — потому что он у меня один и тот же, с самого детства. В нем я каждый раз утопаю одна в темноте, она окружает меня, душит, хочет задушить, сожрать, я кричу, но из горла раздается только жалкий писк, мне не хватает воздуха. Ноги и руки отнялись, я не могу сбежать, не могу ничего. Кошмар и в эту ночь был таким страшным, что встрепенувшись в холодном поту, я не смогла лежать одна, вскочила и сама шмыгнула в кровать Таора.

Он обнял меня с сонным урчанием. Не просыпаясь, машинально потянул вверх ночную рубашку, но тут же настороженно остановился, приподнял голову.

— Трясешься... Замерзла? — голос был хриплым.

— Сон... Страшный...

Все еще задыхаясь, я забилась под мужскую руку, пытаясь как-нибудь так в нем раствориться, чтобы темнота меня не догнала, не заметила.

— Ф-ф-р-р... — ворчливо произнес Таор, явно не впечатляясь моими страхами, но назад не отправил. Перевалил через себя, устроил у стенки, еще и прижал тяжелым бедром для надежности.

— С этой ночи будешь спать со мной. Всегда. Поняла? — грозно пробормотал в ухо.

— Поняла... — я не заметила, как заулыбалась. Больше Таор ничего не сказал — уснул моментально.

После кошмаров я всегда успокаивалась очень долго, и уже приготовилась к этому, но через несколько минут порывшись в себе страха не обнаружила. Это было настолько удивительным, что я несколько минут лежала ничего не понимая. Где паника? Где мое получасовая трясучка? Где слезы и приступы удушья? Таор надо мной ровно дышал, было темно и должно было быть страшно еще очень долго. Я подождала, но страх где-то потерялся. Удовлетворившись мыслью, что страшные сны слабее злого Волка, благодарно приникла носом к коже Таора и мирно уснула.