Проклятый Лекарь. Том 7 (СИ) - Молотов Виктор

— Пирогов? Что случилось?

— Стою у ваших ворот. Еду к Мёртвому — у него проблемы с конструктом. А тут особо ретивый охранник не пускает. Говорит, не знает никакого Ярка.

— Что⁈ — рявкнул Ярк так громко, что даже через динамик было больно ушам. — Дай ему трубку! Живо!

Протянул телефон охраннику:

— Ваш начальник хочет поговорить. Срочно.

Парень взял телефон с сомнением, как берут гранату с выдернутой чекой:

— Алло? Да, это пост номер один. Ефрейтор Петренко. Так точно… Что? Но я… Виноват! Господин полковник, я не знал… Есть, господин полковник! Так точно! Немедленно! Никак нет, не повторится! Слушаюсь!

С каждым словом лицо охранника меняло цвет. Сначала побледнел — когда понял, кто звонит. Потом покраснел — когда начался разнос. К концу разговора был цвета спелого помидора, а на лбу выступили капельки пота.

Из телефона доносился отборный мат. Ярк, видимо, объяснял молодому бойцу базовые принципы субординации, важность знания руководства и недопустимость тупого следования инструкциям.

Особенно запомнилась фраза: «Петренко, у тебя что в черепной коробке — мозг или инструкция по применению туалетной бумаги? Пирогов — личный гость графа! Он может приезжать в любое время! Запомни это лицо, болван! И если еще раз не пустишь — будешь до конца службы сортиры драить! Своим языком!»

Охранник вернул мне телефон трясущейся рукой.

— П-простите, доктор Пирогов, — выдавил он, сглатывая. — Проезжайте. Вас, оказывается, ждут. Извините за задержку. Я… не знал…

— Бывает, — великодушно кивнул я. — Рвение похвально, но мозги иногда тоже включать полезно. И запомни — инструкция не догма, а руководство к действию. Думать все равно надо.

Шлагбаум поднялся с металлическим скрежетом. Мы проехали на территорию.

Как обычно: везде — люди в военной форме. Маршировали, бегали, стояли в оцеплении. Дисциплина чувствовалась в каждом движении, каждом жесте. Ливентали держат свою армию в идеальной форме.

Но всё это великолепие военной мощи меркло перед картиной, развернувшейся у корпуса Б. Полный жесткач, — другого слова не подобрать.

Конструкт доктора Мёртвого — двухметровая гора мертвой плоти, собранная из частей разных тел, словно конструктор «сделай сам монстра» — носился по плацу, как взбешенный бык. Или как медведь-шатун. Или как все демоны ада одновременно.

За ним бегала целая толпа, всё походило на сцену из абсурдного театра. Военные с автоматами наперевес — человек десять, не меньше. Сам Мёртвый в развевающемся белом халате, который делал его похожим на привидение. Еще несколько человек в штатском — медики из санчасти, судя по сумкам с красными крестами.

— Не стреляйте! — кричал Мёртвый, размахивая руками как ветряная мельница. — Это ценный научный образец! Уникальное создание! Произведение искусства! Я потратил на него годы!

— К черту науку! К черту искусство! К черту ваши годы! — рявкнул кто-то из военных, судя по нашивкам — капитан. Здоровенный мужик, шея как у быка, кулаки как кувалды. — Эта тварь только что сержанта Петрова через весь плац швырнула! Как мешок с картошкой! Он теперь в медсанчасти с сотрясением! Готовсь! Целься!

Солдаты вскинули автоматы. Десять стволов нацелились на конструкт. Пальцы легли на спусковые крючки.

Конструкт словно почувствовал опасность. Остановился, развернулся, зарычал. Издал такой низкий, утробный звук, от которого мороз по коже пробегает. Как будто открылись врата ада и оттуда донесся приветственный рев.

И бросился прямо на строй военных. Двести килограмм мертвой плоти на скорости тридцать километров в час. Как таран. Как живой — точнее, мертвый — танк.

— Огонь! — скомандовал капитан.

Автоматы затрещали дружным хором. Пули впивались в мертвую плоть со звуком, похожим на удары молотка по мокрой глине. Фонтанчики черной жижи — застывшая кровь вперемешку с трупной жидкостью — взмывали в воздух.

Конструкт дернулся, зашатался, как пьяный. На секунду показалось, что упадет…

И продолжил бежать. Еще быстрее. Еще яростнее.

Мёртвый схватился за сердце, застонал так, словно это в него самого стреляли:

— Нет… моё создание… моя работа… три года подготовки…

Упал на колени прямо в грязь, хватая ртом воздух. Халат испачкался, но ему было уже плевать.

Кирилл дернул меня за рукав:

— Святослав Игоревич! Нам разве не надо поторопиться? Они же его уничтожат! Разнесут в клочья!

Я наблюдал за происходящим с профессиональным интересом. Как энтомолог, изучающий редкого жука. Или как театральный критик на премьере.

— Кого уничтожат? Труп? — спросил я спокойно. — Кирилл, это оживленная мертвечина. Уже мертвая. Попробуй убить то, что уже мертво. Все равно что пытаться утопить рыбу. Или сжечь пепел. Оксюморон в чистом виде.

— Но пули же…

— Делают дырки. И всё. Смотри внимательно — конструкт игнорирует повреждения. У него нет болевых рецепторов — нервы мертвы. Нет жизненно важных органов — сердце не бьется, легкие не дышат, печень не фильтрует. Можно изрешетить его как сито, превратить в швейцарский сыр — будет двигаться, пока есть энергия и целы основные двигательные узлы. Позвоночник, основные сухожилия, крупные мышцы. Все, что повреждено, я смогу восстановить. А вот насколько конструкт вынослив — это интересно.

— Но он же остановится?

— Когда энергия кончится. Или когда его разнесут на такие мелкие куски, что двигаться будет физически нечем. Но это долго и почти невозможно. У военных кончатся патроны раньше.

Конструкт тем временем добрался до военных. Схватил ближайшего — молодого лейтенанта, худенького паренька лет двадцати — огромными ручищами. Пальцы, толстые как сосиски, обхватили шею.

Поднял над головой, словно куклу. Лейтенант дрыгал ногами в воздухе, пытаясь вырваться. Бесполезно — это как пытаться вырваться из железных тисков. Которые к тому же мертвые и злые.

— А вот это уже серьезно, — я решил начать действовать и направился в гущу событий. — Сейчас шею свернет, как цыпленку. Кирилл, не отставай! Урок номер один — всегда успевай вовремя!

Глава 17

Я рванул вперед, концентрируя некромантическую энергию в руках. Холод пробежал по венам — знакомое ощущение пробуждающейся силы. Нюхль спрыгнул с плеча, забегал рядом, возбужденно поскуливая. Он вилял костяным хвостом так яростно, что стучал по земле.

Расстояние до цели — тридцать метров.

Успею.

Двадцать.

Должен успеть!

Десять.

Еще чуть-чуть!

Конструкт начал сжимать руки. Лейтенант захрипел, лицо из красного стало багровым, потом и вовсе фиолетовым. Глаза вылезали из орбит.

Пять метров.

Выбросил энергетическую плеть — невидимую обычным зрением, но яркую, как молния, в некромантическом спектре. Фиолетовая, с зелеными прожилками. Это было бы красиво, если бы не обстоятельства.

Обвил ею конструкт, дернул с со всей силой.

— СТОЯТЬ! — рявкнул я, вкладывая в голос всю силу, весь опыт, всю власть над мертвыми.

Голос прокатился по плацу, как гром. Даже живые вздрогнули. Птицы с криком взлетели с ближайших деревьев.

Конструкт замер, как статуя. Руки разжались, лейтенант упал на землю, хватая ртом воздух, подобно выброшенной на берег рыбе. Кто-то из солдат — санитар, судя по нашивке — оттащил его в сторону, подальше от конструкта.

Я медленно подошел ближе. Каждый мой шаг был отмерен, выверен. Демонстрация контроля. Чтобы показать всем — я здесь главный. Особенно одному мертвецу…

Конструкт стоял неподвижно, только мутные глаза следили за каждым моим движением. Как глаза загнанного зверя. Или безумца. Или того и другого одновременно.

— Спокойно, — сказал я уже мягче, протягивая руку. — Никто тебя больше не обидит.

Я положил ладонь на массивную грудь конструкта. Кожа холодная, липкая от формалина и трупного сока. Как прикоснуться к мертвой рыбе. Большой, двухметровой рыбе. Под пальцами чувствовались пулевые отверстия — десятки дыр, из которых сочилась черная жижа. Некоторые навылет — сквозь спину было видно.