Башни Латераны 3 (СИ) - Хонихоев Виталий

Вернер еще раз ударил наконечником копья обгоревшую тварь, ту самую, что пыталась убить Бенедикту. Копьё входило в узел снова и снова — раз, другой, третий — с монотонностью кузнечного молота. Мёртвый капитан не уставал, потому что усталость — это для живых. Не боялся, потому что страх — это тоже для живых. Не отступал, потому что инстинкт самосохранения умер вместе с ним два часа назад. Копье сломалось, и Вернер ударил в узел острым обломком, оставил его там и подобрал еще одно с земли. Туда же вонзились другие копья — молча, сосредоточенно.

Демон попытался отмахнуться от назойливого противника и содрал Вернеру половину лица одним ударом когтистой лапы. Капитан даже не замедлился, хотя теперь с его черепа свисали лоскуты кожи, и обнажённая кость белела в свете безжалостного солнца Пустошей. Он продолжил бить — в узел.

Тварь развалилась на части, и эти части уже не срослись. Остальные мертвецы работали так же — молча, методично, неостановимо, как машины. Они не защищались и не уклонялись от ударов, потому что защита — это для тех, кто хочет выжить. Просто шли вперёд и били в узлы, раз за разом, пока демоны не разваливались на части.

Один из мертвецов — тот самый солдат с располосованной грудью, которого Лео видел умирающим на руках у Бенедикты — потерял правую руку, когда демон оторвал её одним движением, словно крыло мухе. Солдат даже не замедлился: левой рукой он подобрал копьё павшего товарища и продолжил идти вперёд.

Лео стоял в центре побоища, закрыв глаза, потому что так было легче концентрироваться. Мертвецы ненавидят живых, так говорят все учебники, но они врут. У мертвецов на самом деле нет ненависти. Они слушаются приказов, а еще обычно делают то, что делали при жизни. Домохозяйка будет убираться в доме. Жрица любви — продемонстрирует свое тело. Моряк начнет проверять такелаж. Вот только… никого не интересовали домохозяйки и моряки. Впрочем даже домохозяйке можно послать мысленный импульс с командой убивать, но у нее это не получится так эффективно как у людей, которые всю свою сознательную жизнь посвятили тому, чтобы научиться делать это как можно лучше.

Поэтому самое важное сейчас — это направить поднятых мертвецов. Если не направлять, то они начнут убивать всех вокруг и начнут с тех кто ближе… со своих.

Второй демон развалился под ударами пяти мертвецов, атаковавших его со всех сторон. Третий продержался дольше — успел убить двоих из поднятых, прежде чем копья нашли его узел. Четвёртый попытался бежать, но мёртвые не знают усталости, и они догнали его прежде, чем он успел отойти на двадцать шагов.

Живые солдаты Инквизиции смотрели на происходящее молча, не двигаясь, не пытаясь помочь. Они просто стояли и смотрели, как их мёртвые товарищи — те, с кем они делили хлеб и воду, с кем шли через Пустоши, за кого молились — заканчивают работу, которую живые не смогли завершить.

Пятый демон рухнул. Шестой. Вернер к этому моменту мало напоминал человека. Он потерял не только половину лица, но и левую ногу ниже колена — какая-то из тварей откусила её, когда капитан оказался слишком близко к многочисленным ртам. Но он продолжал двигаться, волоча себя по стеклянной земле на руках, потому что у него оставалась цель, и эта цель была ещё жива. Последний демон — самый крупный, сшитый из дюжины тел — навис над ползущим телом, явно намереваясь покончить с ним. Но когда тварь наклонилась, Вернер ударил снизу вверх, вложив в этот удар всё, что осталось от его разрушающегося тела. Копьё вошло точно в узел под грудной клеткой демона, туда, где сходились все сшитые тела, и тварь замерла на мгновение, а потом начала распадаться — медленно, как гнилое дерево, рассыпающееся от прикосновения.

Последний демон рухнул на стеклянную землю Пустошей и больше не поднялся. Тишина, наступившая после этого, была оглушительной. Ни криков, ни лязга стали, ни воя демонических глоток — только ветер, только хриплое дыхание выживших, только стук собственного сердца в ушах.

Мертвецы — остановились. Замерли в ожидании новой команды. Новой цели. Их головы повернулись к живым и по остаткам строя пробежала легкая дрожь, кто-то громко сглотнул, снова поднялись щиты. Впрочем, все знали, что если мертвецы сейчас набросятся на остатки сотни, то у живых не будет и тени шанса.

Лео открыл глаза. Стеклянная поверхность Скальной Чаши, ещё утром сверкавшая на солнце как гигантское зеркало, теперь была залита кровью — чёрной демонической и красной человеческой, смешавшимися в бурые разводы. Тела лежали повсюду: изломанные, изуродованные, в помятых доспехах и разорванных рясах. Кое-где валялись отдельные куски — рука в латной перчатке, нога в сапоге, чья-то голова с застывшим выражением ужаса на лице. Щиты, копья, мечи — оружие было разбросано по всей площади, словно великан опрокинул ящик с игрушечными солдатиками и растоптал их в приступе гнева. Демоны — вернее, то, что от них осталось — лежали тёмными грудами развалившейся плоти. Десять куч гниющего мяса, уже начинавшего дымиться под безжалостным солнцем Пустошей. Сладковатый запах разложения мешался с медным привкусом крови и чем-то ещё, чему Лео не знал названия — так пахла демоническая кровь, и от этого запаха сводило скулы.

Мертвецы стояли неподвижно, в подобие строя, держа копья вертикально над собой. Сорок три тела — Лео чувствовал каждого, как чувствуют собственные пальцы. Сорок три солдата Инквизиции, павших в бою и поднятых его волей. Кто-то ещё напоминал человека — стоял ровно, сжимая оружие, глядя перед собой пустыми глазами. Кто-то был изуродован до неузнаваемости — без рук, без ног, с развороченными грудными клетками, но всё ещё двигался, всё ещё ждал приказа. Капитан Вернер лежал там, где упал, в двух шагах от развалившегося демона, но даже лёжа он сжимал обломок копья, и Лео чувствовал, что тело готово ударить снова, стоит только приказать.

Живых осталось больше — может, пятьдесят, может, чуть меньше. Они стояли кучкой в центре того, что когда-то было строем, тяжело дыша, опираясь на копья, друг на друга, на что угодно, лишь бы не упасть. Лица серые от усталости и пыли, глаза — пустые, как у их мёртвых товарищей.

Сёстры Дознания выглядели не лучше. Мать Агнесса стояла, опираясь на обломок древка копья обеими руками, и казалось, что если она отпустит — упадёт. Её лицо было белым как пергамент, под глазами залегли чёрные тени, губы потрескались и кровоточили. Она выжгла себя до дна — четыре огненных удара, десятки благословений, часы непрерывного напряжения. При этом — она не огневик. Любой маг на её месте уже лежал бы без сознания, но Мать-Настоятельница держалась на чистом упрямстве.

Была бы тут магистр Шварц, подумал Лео, она бы сожгла демонов не моргнув глазом, ей даже чертить магический круг не понадобилось бы, она бы его просто выжгла у себя под ногами, он такое уже видел. Но… ее рядом нет. Потому что такие как эти — в черно-красных рясах арестовали ее и бросили в подземелья, лишили титула, имущества и человеческого достоинства. Распяли ее на дыбе. Как сказала Сестра Бенедикта? Чего только не расскажут люди на пыточном станке? Очень смешно…

— Некромант. — голос Агнессы был хриплым, сухим как жар пустыни вокруг. Она выпрямилась и уперла свой взгляд в него. Это не было вопросом.

Живые солдаты — те, что ещё держались на ногах — зашевелились. Поднялись щиты, нацелились копья. Полсотни измотанных, израненных людей против одного человека. При других обстоятельствах исход был бы очевиден.

Но все видели, как сорок три мертвеца медленно повернули головы в сторону живых.

Движение было одновременным и абсолютно синхронным — так не двигаются люди, так двигаются марионетки в руках одного кукловода. И копья дрогнули. Кто-то из солдат отступил на шаг. Кто-то тихо выругался.

— Я бы не советовал, — сказал Лео. Голос звучал хрипло, во рту пересохло так, словно он не пил несколько дней. — Они сейчас ждут. Они еще не выгорели и жаждут делать то, что умели при жизни. Если я перестану их направлять — они начнут с ближайших.