Княжич Юра V (СИ) - Француз Михаил

Глава 22

«Когда тебе больно — бей!». Ну, или, другими словами, сакраментальное: «Мочи макивару, парень! Мочи макивару!».

Макивары не было. Да, она, если честно, этому телу и не нужна. Зачем? Если, используя Воду, я могу сам произвольно вносить требуемые правки в строение своего организма. Надо костную ткань в определённых местах укрепить, усилить дополнительным кальцием — без проблем. Надо увеличить толщину слоя омертвевшей кожи на костяшках — пожалуйста! Хоть подкову на кулаке вырасти — не сложно. Была бы Вода и материал.

Вот только, как потом с этой подковой ходить? Она же напрочь уничтожит всю подвижность пальцев и кисти. Бить — удобно, хватать, рвать, давить, выкручивать — нет. А действие это, «выращивание» — процесс не мгновенный. Да ещё и высокой концентрации внимания требует, чтобы чего не то, не там и не так не «вырастить». Так что, в реальном бою, как рабочий приём — не применимо. Да и, повторюсь — бессмысленно. Одарённые Стихийники на таких Рангах, как у меня, в рукопашную уже не сражаются… в этом мире.

Уверен, если, как следует, подумать и пофантазировать, то подобрать стиль и способ борьбы, при котором непосредственный близкий рукопашный контакт против, допустим, Богатыря Земли или Огневика будет оправдан и эффективен, можно. Но это будет повторение всем известного анекдота про спецназовца на поле боя, того самого — пролюбившего автомат, нож, ремень… и второго такого же долбоклюя, которого он на этом поле найдёт.

Ладно. Это всё лирика и отвлечённые рассуждения. Но факт — макивары у меня здесь не было и нет. Но это же не повод считать озвученную ранее фразу неприменимой к моему случаю? Нет макивары — бей воздух! А лучше, не просто бей, беспорядочно молотя его, а возьмись выполнять сложные тренировочные комплексы — голову это грузит гораздо сильнее и надёжнее простого повторения простых ударов или их комбинаций. Грузит и разгружает — напрочь выкидывает все лишние и ненужные мысли из неё.

А ещё — это красиво! Притом, что мы находимся в горах, и никто мне не запрещает взлететь со дна тоннеля наверх, к солнцу, небу и свежему горному воздуху. А там, наверху, выбрать и выровнять себе площадку в самом живописном, по моему мнению, месте и начать заниматься там, а не в вечной тьме канала внизу.

А, чтобы усилить создаваемый эмоциональный эффект, выполнять эти комплексы не абы в чём, а в сшитом по спецзаказу, эксклюзивно под мою фигуру, из дорогого китайского шёлка «традиционном» костюме для восточных Боевых Искусств, состоящем из штанов, хитона, пояса и мягкой удобной обуви.

Да — я снова вспомнил, что богат, и могу себе такое расточительное чудачество позволить, как случилось давеча в Берлине, где я не просто форму, я партнёра для тренировок покупал!

Так что: вспомнил и позволил.

И теперь на мне красивый, атласный чёрный шёлк с золотом завязок-застёжек, с белыми отворотами рукавов и белой окантовкой воротника-стоечки. А на ногах чёрные брезентовые «тапочки» с ярко-жёлтой подошвой и символом «инь-янь» на внешних боковинках.

В таком виде я старательно выполняю заученные в мире писателя комплексы, находясь на площадке высоко-высоко в горах, на фоне эпичнейших и живописнеших видов. С самым равнодушно-спокойно-одухотворённым выражением на своём лице.

Картинку немного портит только причёска а-ля Тиль Линдеман, которую я ещё не успел сменить на что-то более нейтральное после достопамятного концерта. Но, это не беда — наоборот, даже некоторую пикантность придаёт, изюминку, неповторимую оригинальность

И, знаете, выполнение комплексов в такой обстановке, получается у меня… красиво. Вот правда — даже самому нравится, как то, что я делаю, смотрится на видеозаписях тех дорогих, крутых, профессиональных камер, что «сами по себе» летают вокруг меня в этом месте.

В кавычки я словосочетание взял потому, что, понятное дело, «сами по себе даже кошки не плодятся и мыши не заводятся». Естественно, был тот, кто ими управлял и их контролировал. Точнее, та — Алина.

Я ведь говорил уже, что она — Кинетик? Говорил. Так вот, она-то быстро нашла применение своему Дару в области своего же увлечения. Не боевое, но совершенно логичное. Да и зачем ей боевое? Она, что, мужик, что ли? Воевать собирается? Нет — для боя и войны у неё я есть. И другие дуболобые Князья-Княжичи. Она же — «цветочек нежный, для красоты и песни рождена, а не для войны или работы».

Если что, это была цитата. Хотя, я б её точно «нежным цветочком» не назвал. Скорее уж ледяной розой с кованным стальным сердечником: спокойная, холодная, расчётливая, целеустремлённая, с бульдожьей деловой хваткой, невероятной деловой интуицией. Цветок, который не согнёшь и не сломаешь.

Но, не важно. Это моё субъективное ощущение. Её собственное внутреннее представление о себе может в корне отличаться от моего. Так вот, она очень быстро нашла применение своим недавно проявившимся силам. Логично же, чтобы они не были мёртвым грузом, а работали и приносили конкретную, ощутимую, материальную пользу прямо здесь и сейчас? Иначе, зачем они вообще-то тогда нужны? Вот они и приносили: трат на сложные съёмки стало в разы меньше. Не на порядки, но в разы. Ведь больше не приходилось тратиться ни на разного рода тележки-рельсы-рамы-штативы для крупных планов и круговых «объездов», ни на подъёмники для планов общих и видов сверху. Ни на ещё тысячу разных мелочей и приблуд для обеспечения нужных положений камеры. В абсолюте, теоретически, Алина теперь вовсе может не нуждаться в съёмочной группе, производя все манипуляции с техникой сама, одним своим мысленным усилием сама себя снимать. Сама петь — сама снимать.

Теоретически. Но, так-то, она, естественно, подобными глупостями заниматься не собиралась. Ведь, съёмочная группа — это не только дополнительные руки, это ещё дополнительные глаза, дополнительные идеи, дополнительные профессиональные знания и навыки. К чему, Алине ото всех этих плюсов отказываться? Она, в этом плане, человек практичный: и новые возможности применит, и от уже имевшихся наработок не откажется.

Правда, зачем именно она снимала меня в этот раз, я не понимал. Ведь, ушёл-то сюда, просто, чтобы развеяться. Разогнать тучи с разума. Выплеснуть боль и эмоции. Но она поднялась за мной (Дар ей теперь и такие фокусы, как левитация, позволял. Не знаю, как Алина это точно делает: поднимает сразу и непосредственно себя, или опосредованно, через некую опору под собой. Да это и не важно). Поднялась и теперь вот снимала.

Вообще, с момента их с Матвеем прибытия сюда, прошла уже неделя. Семь дней, в которые… ничего страшного так и не случилось. Вопреки ожиданиям, никаких врагов, убийц или покушений так и не было.

Понятно, что это не повод, чтобы расслабляться. То, что убийц нет ещё, отнюдь не означает того, что их не будет вообще. Или того, что ситуация хоть как-то принципиально изменилась. Однако, такое положение вещей меня более, чем устраивало. Ведь, по более внимательному рассмотрению ситуации, моё «приписание» или «прописка» на этом строительстве не означала тюремного заключения на дне этого глубокого мрачного тоннеля. Никто не сажал меня на цепь, никто не приставлял ко мне конвоя. У меня, как и у остальных участников нашей студенческой группы, даже был свободный выезд с территории в близлежащие, да и не только, персидские города. Которым они, с удовольствием, и пользовались.

Вообще, организационно, это была обычная работа. Пятидневка с двумя выходными и восемью рабочими часами в будние дни. Из этих восьми часов, шесть — учебные. Практика «в шахте», как они это здесь называли, занимала только два. Правда, опять же — посменно. Четыре двухчасовых смены в день. С утра и до вечера. Смену отбывают «мини-группы» по два-три человека. Состав мини-групп — команд может меняться. А может и не меняться. Зависит от личных предпочтений, а ещё учебных заданий, которые поручают учителя на время практики для отработки.

Это ведь, в первую очередь — учебная практика, и только во вторую — государственного значения проект.