Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

Я начинаю жалеть, что пришла. Да. Может, надо было просто заниматься своими делами. Может, вообще выбрать Гарвард. Или хоть какой-то другой универ, на другом конце света. Хоть в Китае. Лучше учить язык с нуля, чем оказаться в такой ситуации.

Афина легко запрыгивает в ринг и встаёт в центр. Прыгает на месте, а толпа ревёт, заражаясь её бешеной энергией.

— Добро пожаловать! — выкрикивает она и начинает речь, на которую я даже не обращаю внимания.

Кто-то за моей спиной стучит мне по икре и протягивает лист с ручкой. Я беру, не колеблясь. Вверху, крупными буквами:

КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫЙ КОНТРАКТ ДЛЯ УЧАСТИЯ В ИГРАХ БОГОВ.

В нём целая череда пунктов: я обязуюсь никому не рассказывать о том, что увижу, обязуюсь не подавать жалобы и не требовать компенсаций за возможные моральные и… физические повреждения.

— Ну что, подпишешься уже? — рычит тот самый тип, что вручил мне контракт Лайвли.

Свет гаснет, зал погружается во тьму. Потом сверху вспыхивают прожекторы, высвечивая только ринг. Шум стоит оглушительный, я в отчаянии. Нацарапываю своё имя и фамилию, отбрасываю ручку и лист.

— И теперь… — вопит Афина в микрофон. — Давайте встретим моего чемпиона, того, кто бросит вызов Хейвен! — Она делает паузу, чтобы публика успела завизжать. — Два правила: никакой пощады, и кто три секунды останется на земле — тот проиграл.

Толпа ревёт.

Я дышу прерывисто. Сердце готово вырваться наружу. Не знаю, сдамся ли я прямо сейчас или моё тело вдруг проснётся и попробует на адреналине что-то сделать. В любом случае, я проиграю. Это ясно уже сейчас.

С противоположной стороны ринга появляются две руки. Противник легко запрыгивает внутрь.

Он выходит под свет. Голова опущена. Поднимается медленно, мучительно медленно.

И, когда наши глаза встречаются, я всё понимаю. Понимаю, почему Хайдес не хотел, чтобы я играла. Понимаю, почему умолял отказаться.

Две серые радужки лишают меня дыхания.

Мой соперник — Хайдес Лайвли.

Хайдес — тот, с кем я должна драться.

Глава 18

Ярость Хайдеса

Афина — женщина-воительница. В её глазах эмоции — это лишь источник отвлечения и поражения. Поэтому она не позволяет себе ни привязанностей, ни чувств.

И вот теперь всё становится на свои места. Хайдес умолял меня не принимать приглашение, потому что не хотел сражаться со мной. Аполлон говорил, что игры Афины и Хайдеса «физические». И так же, как Афина — чемпион на его поединках, он сам — чемпион на поединках сестры.

Я втыкаюсь взглядом в лицо Хайдеса, который пружинит на ногах в нескольких метрах от меня. Его чёрные волосы растрёпаны и спутаны. На лице — тот же грим, что и вечером его игр: две чёткие линии подводки и шрам, выделенный чёрным. Он скидывает с себя худи, оставаясь по пояс голым, и мышцы рук перекатываются при каждом движении.

Это будет больно. Да, будет очень больно. Я даже не помню, как правильно держать кулак — большой палец снаружи или зажат внутри? Единственный раз, когда я пробовала самооборону, Ньют сунул мне в сумку перцовый баллончик — и я распылила его себе в лицо. Попала в скорую и больше его не брала.

Как я могу справиться с Хайдесом? Я видела, как он колотил боксёрскую грушу голыми руками. Я бы умудрилась ушибиться, даже ударив воду.

Хочется вырвать. И упасть в обморок. И сбежать. И проклясть всю свою жизнь, каждое принятое решение.

Афина устраивается возле ринга на особом кресле. Закидывает ногу на ногу, и высокий разрез платья обнажает белую, как фарфор, бедро.

— Начнём!

Толпа взрывается криками. Такой шум, что я зажимаю уши и жмурюсь.

— Хейвен! — кричит Хайдес, делая шаг ко мне.

— Почему ты мне не сказал?! — перекрикиваю его. — Почему не предупредил, что будешь драться? Я бы никогда не согласилась!

Он злится. На меня. Доходит не сразу — я слишком в шоке. Но у него нет на это никакого права.

— Я умолял тебя не приходить. Всеми способами. Я не могу раскрывать правила игр — это запрещено.

— Зато вы нарушаете их постоянно!

Мы начинаем кружить друг вокруг друга. Его глаза вцеплены в мои, а я изучаю каждый сантиметр его тела, надеясь угадать первую атаку. Вряд ли это поможет, но хотя бы буду знать, откуда ждать боль.

— Ты же не сможешь меня ударить, — говорю, выставив руки вперёд.

Хайдес качает головой, и я различаю тихий смешок.

— Хейвен, придётся. Если я не стану биться — будут такие проблемы, что тебе и не снилось. У меня нет выбора.

Я замираю. Он тоже останавливается. Какая-то глупая, иррациональная часть меня верила, что он не тронет. Что не сможет.

— Хайдес. Я…

— Сейчас я врежу тебе в живот, Хейвен, — произносит он, почти не шевеля губами. — Уйди. Быстро.

Эти слова только сильнее меня ошарашивают. Я таращусь на него, не понимая, что он задумал. И тут он бросается вперёд, кулак левой руки летит в мой живот. Я слишком напугана, чтобы двинуться. Его костяшки врезаются мне в пресс и отшвыривают назад на пару метров, но я удерживаюсь на ногах.

Я сгибаюсь пополам, корчусь от боли. Да, больно. Но… не настолько, как я ожидала. Как так?

— Чёрт, Хейвен! — рявкает он. Крики вокруг такие, что я едва его слышу. — Я же предупреждал!

— Хайдес, остановись. Я не выдержу!

Он подскакивает снова, но его движение будто замедлено. Я успеваю скользнуть в сторону, обогнуть его. Сердце тарабанит, когда наши взгляды сталкиваются вновь.

Со стороны кажется, что он настроен меня покалечить. Но когда открывает рот — выходит другое.

— Сейчас ударю тебя ногой по голени. На «три» прыгай. Готова?

Я задыхаюсь. Косым взглядом ищу Афину. Она в первом ряду, освещённая софитом. Сидит, сложив руки на груди, и ухмыляется. Ничего не заметила.

— Хейвен! — зовёт Хайдес. Я снова смотрю на него.

— Раз… два…

Он бросается вперёд, нога взмывает.

— Три!

Я прыгаю как можно выше. Его удар проходит в пустоту. Я приземляюсь рядом, захлёбываясь воздухом, хотя ничего не сделала. Толпа освистывает, недовольная, что Хайдес не свалил меня. Ну спасибо. Приятно быть любимицей публики.

— Ударь меня локтем в бок, — сквозь зубы бросает он.

Я хмурюсь:

— Что? Нет.

— Хейвен, твою мать, всё, что я скажу — делай. — Его тон настолько жёсткий, что у меня по спине пробегает дрожь. — Быстро.

Я подчиняюсь. Бью локтем изо всех сил. Хайдес отшатывается, щурится, бормочет проклятия.

Сплёвывает на пол, вытирает лоб тыльной стороной ладони. На губах мелькает тень улыбки.

— Ты не пожалела сил, да?

— И ты не пожалел, когда врезал мне в живот, — огрызаюсь. Мы снова кружим: я пятюсь, он наступает.

И вдруг он замедляется и бросает то, чего я никак не ждала:

— Хейвен, я бил тебя левой. А левая у меня слабая.

Он подсказывает, где уклониться. Говорит, как ударить. И бьёт только слабой рукой. Не хочет драться по-настоящему, но и выйти из игры не может? Почему он тогда вообще участвует, если помогает мне?

— Сейчас ударю в челюсть справа, — его голос возвращает меня к реальности. — На «три» уходи.

Он снова считает — понял, что так у меня хоть что-то выходит. Но я всё ещё в шоке и пропускаю момент. Ухожу в сторону в последний миг, и его кулак всё же задевает скулу. Боковым, но достаточно, чтобы я зашипела от боли.

Я отступаю назад и врезаюсь в канаты. Толпа в восторге.

Опускаю голову. Болит адски. Даже страшно представить, что было бы от его сильной руки. Он бы переломал мне кости.

Я косо смотрю вправо, туда, где сидят Лайвли. Гермес зажал рот ладонями, подался вперёд, глаза расширены. На лице написано: ну всё, её сейчас размажут.

Аполлон стоит. Чуть впереди брата, рядом с рингом. Наши взгляды встречаются, и в его глазах я читаю только сожаление. Тревогу. Тревогу такую острую, что мне перехватывает дыхание, потому что после всего, что он сказал мне недавно, это совсем не похоже на реакцию человека, которому на меня плевать. Вопрос в другом: небезразлична ли я ему настолько, чтобы вмешаться и остановить бой?