Проклятье Мира (СИ) - Черника Ника

— Я никого не защищаю, Ада. Я действительно ее убил.

Руки безвольно опускаются, магия уходит, я ошарашенно смотрю на Мира, пытаясь впихнуть в себя услышанное.

— Что ты такое… Как ты… — ощущение, будто из меня разом выкачали все силы, их не хватает даже на то, чтобы выстроить в уме фразу, не то что произнести вслух.

— А я говорил, ничего хорошего не выйдет из этой затеи, — раздается голос Гремвольфа, Мир раздраженно кидает ему:

— Свали отсюда, отец!

Я расширяю глаза в еще большем изумлении.

— Отец? — повторяю слабо. — Он твой отец?

Мир тяжело выдыхает.

— Да. Ада, позволь я тебе все объясню…

— Нет, — отстранившись, делаю несколько шагов назад, пока Гремвольф, огибая нас по дуге, покидает комнату. Качаю головой, все еще не в силах говорить, к глазам подбираются слезы. В мыслях какая-то каша. — Ты… Ты убил мою маму? — почти по слогам спрашиваю его. Мир сжимает зубы, под кожей ходят желваки.

— Я не знал, что она твоя мать, ты это понимаешь? Это было восемь лет назад! Мне пришлось ее убить!

— Да ты что, — истерично смеюсь я, продолжая отходить от него дальше. Близость становится мучительной. Ощущение, что если он меня коснется, на коже непременно останется ожог. Внутри уже все горит. — Ты… Ты что, великий оборотень? — доходит наконец такая вроде бы простая мысль, от которой встают на места многие кусочки пазла, складывая обрывки в единую картину.

Мир кивает, тут же спрашивая:

— Откуда ты знаешь про нового великого? Никто не знал об этом, кроме ведьмака, которому было откровение, и избранных оборотней.

Я грустно усмехаюсь. Случайность судьбы: ему было откровение в присутствии ведьмы, которая сохранила это знание в тайне. Чтобы спустя столько лет открыться мне. О, если судьба такова, если так тонко сплетает нити воедино, — то это просто что-то непостижимое. Жаль только, что это еще и слишком жестоко.

— Я узнала случайно. Я хочу услышать всю правду, Мир. Все с того момента, как ведьма нашла мою маму.

— Я все расскажу, Ада, — он делает шаг в мою сторону, я выставляю вперед руку.

— Не подходи ко мне.

— Тебе надо успокоиться.

— Не ты будешь мне об этом говорить! Я хочу знать всю правду, прямо сейчас! Я восемь лет жила мыслью о том, что мои родители погибли! И я имею право узнать, что конкретно случилось с ними!

Мы сцепляемся взглядами, и кажется, даже воздух искрит между нами, пока Мир, наконец, кивнув, не опускает голову, залезая за пачкой самокруток в карман. Прикурив, садится за стол напротив меня, я продолжаю стоять, не сводя с него взгляда. Мне так больно, что это где-то за границей человеческого спектра. И это спасает: тупое оцепенение, которое когда-нибудь спадет, но пока позволяет мне стоять на своем месте.

Мир выдыхает дым и, прислонив руку с самокруткой ко лбу, говорит:

— Мне было девять, когда к нам домой пришли оставшиеся в живых оборотни Кемвуда. Сказали, что появился ведьмак, создал купол, который защищает от магического вмешательства. И что ему было видение от Трианы. В первом она сообщила, что создала нового великого оборотня, который остановит происходящее, а во втором назвала его имя. Это был я. — Мир нервно затягивается, я аккуратно сажусь на стул. — Они предложили отцу стать вожаком, мы переехали в Кемвуд, и следующие девять лет я жил здесь. Пока они искали великого мага по стране, я каждый долбанный день тренировался в военном деле. Я должен был вырасти и пойти войной на магов, чтобы раз и навсегда избавить мир от их власти. Чтобы они перестали убивать нас, держать в страхе ведьм и эксплуатировать обычных людей, словно те не заслуживают хорошего отношения, а просто мусор под их ногами…

Мир замолкает, снова затягиваясь, я тоже ничего не произношу. Не знаю, что сказать. Он убил мою маму, но все то, что он говорит сейчас, кажется таким логичным, что я ничего не могу противопоставить ему в ответ, кроме боли, которая заполнила меня целиком.

— Пока был жив великий маг, была вероятность, что этот план не сработает, — затушив окурок, Мир кладет его на стол и сцепляет руки в замок. Смотрит на них, словно у него нет сил поднять на меня взгляд. — Эдмунд искали много лет, но она как сквозь землю провалилась. Тем не менее каждый день начинался с заклинания поиска… А потом она нашлась. За ней послали оборотней, уверенные в том, что не успеют, но… Она не собиралась никуда убегать. В доме была одна, ее привезли в Кемвуд… Я должен был ее убить.

Мир замолкает, я готовлюсь упасть в обморок, на лбу выступает пот, сердце как будто вовсе перестало стучать, а воздух поступать в легкие. Мир поднимает на меня глаза, а я зачем-то вспоминаю то, что он говорил мне утром. О том, как мечтал решить все мирным путем, договориться… Что не хотел своей судьбы…

— Ты мог не убивать ее. Мог, — киваю я, слезы катятся по щекам, я сильно морщусь, пытаясь их сдержать.

— Я не хотел, — говорит он, глядя на меня. — Когда увидел ее, то понял, что не могу. Одно дело убить в бою, когда идет война, и любая жизнь находится под угрозой… Там как-то можно договориться с собой… Но не вот так, когда человек беспомощно сидит напротив тебя, связанный по рукам и ногам.

Я отчетливо представляю себе эту картинку, маму, скованную, но не сломленную. Уверена, она до последнего держала голову поднятой.

— Что дальше?

Я не знаю, зачем мне эти подробности, что за желание сделать себе максимально больно. Мир смотрит на меня слишком пристально.

— Ничего. Она просто смотрела на меня… Я понял, что долго так не выдержу, лучше разом. И убил ее. Заколол ножом в сердце. Она погребена на Кемвудском кладбище. Я могу показать тебе могилу.

Мир снова закуривает, я уже не смотрю на него. Плачу, не в силах остановиться. Мама, мамочка… Как же так… Зачем, почему? Почему все это случилось? Невыносимо, просто невыносимо терпеть. Она умерла, умерла… Я столько лет ходила на ее могилу, но ее тело совсем в другом месте. Только я обрела надежду на то, что она жива, и оказалось, что нет, я снова потеряла ее.

И кто виноват в ее смерти? Мир. Убил, движимый идеей освобождения от гнета Академии.

— Она, правда, убила великого оборотня? — зачем-то спрашиваю я. Мир, подняв на меня взгляд, кивает.

Убила… Моя мама убила кого-то, осознавая, что эта смерть повлечет за собой гибель тысяч других. Я уверена, что ей угрожали расправой с семьей или еще как-то… Но все равно, смогла бы я так поступить? Кого бы я выбрала на ее месте? Если верить рассказу Гремвольфа, она толком не знала свою семью. А может, они угрожали ей самой? Да моя мама предпочла бы смерть, чем убить… Но почему же тогда она сделала это?

— Ада… — зовет Мир, я поднимая на него глаза и тут же отворачиваюсь. Смотреть на него невозможно. Лицо человека, которого я полюбила — это лицо убийцы. Убийцы моей матери. Я не смогу, просто не смогу быть рядом с ним. Это выше моих сил.

С трудом разлепив пересохшие губы, я произношу:

— Я хочу разорвать истинность.

Мир

предыдущим вечером

— Прежде чем ты пойдешь к ней, давай поговорим, — Ивера подталкивает меня в сторону коридора, ведущего в библиотеку.

Я вздыхаю, но иду туда. У меня нет настроения обсуждать случившееся сегодня, но она моя сестра, и имеет право прояснить ситуацию.

Долбанная ситуация, кабы я сам понимал, что происходит. Ада требует от меня ответов, но я просто не знаю, что ей сказать. Как объяснить, что я никогда в жизни не испытывал того, что чувствую к ней? Каждую долбанную минуту без нее меня ломает. И это по ощущениям порой хуже, чем боль от первых обращений в волка. Потому что там ты знаешь, что это когда-нибудь кончится. А тут нет.

Если бы я только мог, я бы схватил Аду и сбежал куда подальше, где не будет ни войн, ни различий между нами, ничего не будет против нас. Только она и я. Но я не могу.

— Я тебя слушаю, — складываю на груди руки, когда Ивера зажигает лампу, освещая тусклым светом часть библиотеки.