Двойник короля 20 (СИ) - Скабер Артемий

Пусть думает, что всё идёт по плану.

Турок активировал артефакт. Голубоватое свечение усилилось, из диска донёсся голос — мужской, властный, говорящий по-турецки.

Джемал отвечал коротко, почтительно. Разговор шёл на турецком. Лицо тени постепенно мрачнело с каждым словом собеседника. Он не выглядел радостным после разговора: плечи опустились, между бровями залегла глубокая складка.

— Шехзаде… — выдохнул турок. — Его брат — Мехмет Турани… вызвал его на дуэль до смерти завтра.

— И?

Ну, хотят братья подраться, мне-то какое дело? Главное, чтобы не мешали.

— Мой господин просил передать вам, когда я вас встречу… Что он пытался, и у него не получилось, — Джемал проглотил, словно ком в горле мешал говорить. — Вам лучше уходить. Забудьте о своей жене и готовьтесь, скоро Османская империя нападёт на вашу страну.

Хрустнул шеей. Напряжение скапливалось в мышцах, требовало выхода. Размял пальцы, услышав слабый хруст суставов.

— Ты уже похоронил Зафира? — спросил я. Голос ровный, но с едва заметной ноткой презрения.

— Мехмет Турани сильнее, всегда был. Мой господин умён, хитёр, мудр, — Джемал говорил с искренним уважением. — Но его брат… Его брат безжалостен и обладает чудовищной силой.

— А он не сказал, когда это будет? До новой свадьбы моей жены или после? — уточнил я. Взгляд холодный, оценивающий реакцию турка.

— До… — удивился Джемал. — А какая разница?

— Да вот ищу местечко в своём плотном графике, чтобы решить и эту проблему.

В голове уже формировался план — сложный, многослойный, с множеством резервных вариантов. Идеальная среда для Магинского.

— А какой сегодня день? — спросил я.

— Четверг, — смутился мужик.

— Ну, значит, будет обычная пятница, — пожал плечами.

Зейнаб во дворце султана

Девушка сидела в богатой комнате. Мягкий свет масляных ламп отражался в позолоченных узорах на стенах. Шёлковые занавеси, тяжёлые ковры с замысловатыми орнаментами, резная мебель из дорогих пород дерева. Клетка, хоть и золотая, оставалась клеткой.

Она только что выгнала слуг. Крики, разбитая посуда, угрозы — в ход шло всё, лишь бы её оставили одну. Фарфоровая чаша разлетелась на мелкие осколки у стены, где ещё виднелись следы чая. Серебряный поднос валялся в углу, погнутый от удара о пол.

Зейнаб смотрелась в зеркало. Большое, в резной раме, оно отражало её всю — стройную фигуру в богатых одеждах, длинные волосы, падающие на плечи тяжёлыми волнами. Слёзы текли по щекам, оставляя влажные дорожки на смуглой коже. Она не пыталась их вытирать — пусть текут. Последние слёзы, которые Зейнаб позволит себе пролить.

Красиво лицо… Возможно, когда-то таким оно и было. Миндалевидные глаза с длинными ресницами, высокие скулы, изящный нос, полные губы. Сейчас это маска печали и безысходности. Глаза покраснели от слёз, под ними залегли тёмные круги от бессонных ночей. Губы потрескались, щёки запали.

Её забрали из дома против воли, силой. Кожа на запястьях до сих пор хранила следы от верёвок, которыми девушку связывали при транспортировке. Тело помнило грубые руки стражников, унижение от того, как её тащили по улицам, словно преступницу.

Стоило ей вспомнить, как клятву крови мужу сняли… С Зейнаб хорошо возились, один раз она чуть не умерла. Может быть, это было бы и лучше.

Завтра брак с русским расторгнут, так как она ещё девушка. Джаллад-эфенди, главный судья, уже подготовил документы. Зейнаб видела их на столе дефтердара — свидетельство о расторжении брака, лежащее рядом с брачным контрактом, готовое к подписи. Всё, что её связывало с русским мужем, канет в небытие. Навсегда!

Ей придётся выйти за Хасана Муфид-эфенди ибн Абдулхамида. Заставят, сделают четвёртой женой в гареме. Самой молодой.

Зейнаб дёрнулась. Звуки дворца проникали в комнату даже через закрытые окна. Стража, смеющаяся во дворе, слуги, снующие по коридорам, музыка из других покоев. Но для неё всё это звучало словно из другого мира.

А потом… Он заберёт её честь и наследство. Кристалл, который девушка должна была защищать. Священная реликвия семьи, передаваемая из поколения в поколение. Пальцы нервно коснулись груди, словно там что-то было. Но даже это уже у дефтердара.

— Конец! — тихо прошептала девушка. Голос сорвался на последнем слоге.

Зейнаб попыталась выдавить улыбку, вспомнить себя сильной и уверенной, но не получалось. Губы дрожали, отказываясь подчиняться. Внутри сжималось сердце, а в горле застрял комок. Ощущение было такое, словно невидимая рука сдавливает шею, не давая нормально дышать.

Молодая, красивая, вся жизнь впереди: дети, будущее, любовь… Всё это не про неё. Почему?

Наконец, у девушки получилось улыбнуться. Горькая, искажённая улыбка, больше похожая на гримасу боли. Из её руки выпал пузырёк. Маленький флакон из тёмного стекла с серебряной крышкой бесшумно упал на мягкий ковёр.

Подарок от одного из шехзаде — сильнейший яд. Возможность сохранить честь, достоинство. Выбор между двумя смертями — медленной, растянутой на годы жизни в унижении, и быстрой, сохраняющей хотя бы внутреннюю свободу. Для Зейнаб выбор был очевиден.

Завтра она умрёт. Дефтердар не получит её и кристалл. Ведь заклинание, которое его защищает, связано с их родом. Древняя магия, вплетённая в саму сущность кристалла, в кровь её семьи. Пальцы поглаживали молодую и ровную кожу.

Как только Зейнаб исчезнет, то и артефакт разрушится. От этой мысли на душе почему-то стало тепло и спокойно. Последний акт неповиновения, последняя защита того, что доверено ей предками.

— Вот бы увидеть его ещё раз… — тихо хмыкнула девушка. Образ русского мужа всплыл в памяти — жёсткий взгляд, уверенные движения, властный голос. — Сказать всё, что о нём думаю. И признаться… признаться…

Слова замерли на губах. Признаться в чём? В том, что за маской ненависти скрывалось восхищение его силой? Что под покровом презрения зарождалось уважение? Что где-то глубоко внутри теплилась надежда на другую жизнь?

Турчанка отошла от зеркала. Каждый шаг давался ей с трудом, словно тело наливалось свинцом. Она легла на кровать. Шёлковые простыни холодили кожу даже сквозь одежду. Обняла подушку и заснула.

Сон пришёл быстро и был таким мягким и спокойным. Прямо как в детстве, когда ждёшь, что на следующий день у тебя день рождения.

В уголке губ играла лёгкая улыбка. В кошмарной реальности сон оставался единственным убежищем. Последним островком свободы, где ещё можно было хотя бы ненадолго вырваться из золотой клетки.

Хасан Муфид-эфенди ибн Абдулхамид во дворце султана

В глубине дворца Османской империи, за толстыми, обитыми шёлком дверями, прятались покои дефтердара. Никто не входил сюда без приглашения, даже султан уважал личное пространство своего главного казначея и магического советника.

Воздух здесь был неподвижен, пропитан сладковатым запахом сандала и пряного ладана. Тяжёлый, удушающий аромат власти и богатства.

На полу — ковры, отливающие тёмным бордо, словно запёкшаяся кровь. Стены — выложенные резным деревом панели, на которых золотились вязи каллиграфии.

За широким низким столом, заваленным свитками и печатями, сидел мужчина лет сорока. Его осанка выдавала человека, привыкшего повелевать. Каждый жест, каждый взгляд наполнен властью и уверенностью в своём превосходстве.

Лицо — жёсткое, словно вырубленное из камня. Тёмные волосы аккуратно зачёсаны назад, подбородок гладко выбрит. Никаких лишних движений, ничего показного. Лицо человека, который не нуждается во внешнем проявлении власти, потому что она течёт в его венах.

У него были узкие глаза цвета тёмного мёда и губы, которые при улыбке растягивались в неприятную хищную линию, обнажая крупные, ровные зубы. Редко кто видел эту улыбку и жил достаточно долго, чтобы рассказать о ней.

Он держал на коленях резную шкатулку из чёрного дерева. Пальцы поглаживали сложную вязь узоров, вырезанных на крышке, — древние символы, магические печати, защитные руны. Крышка была приоткрыта, и в мягком свете лампы переливался большой магический кристалл. Сияние его пульсировало в такт дыханию мужчины, словно живое существо.