Ненормальный практик 5 (СИ) - "Извращённый отшельник"

— Да. Ещё поместье в Сочи дали, и сорок гектар виноградников. Ну и, здесь, в Петербурге, дом на Васильевском острове. Трёхэтажный особняк покойного купца Моргунова. Плюс баронский титул в нагрузку.

Она молчит, обдумывая. Потом тихо произносит:

— Империя просто так не разбрасывается наградами.

— Понимаю, — пожимаю плечами. — Всё знакомый генерал, с которым сотрудничаю.

— Будь осторожен. Так или иначе, твоё стремительное возвышение не сулит ничем хорошим. Сверху обратят внимание. Причём далеко не друзья. Высшие чины не любят выскочек. Будут копать, искать компромат, вставлять палки в колёса.

— Знаю, бабуль. Но волков бояться — в лес не ходить, — улыбаюсь. — Поверь, меня не пугают люди с верхних, скажем так, позиций. Да и покровители есть. Генерал Разин. Да и архимагистр Воронцов проявляет интерес.

— Воронцов? — она напрягается. — Он опасен, Саша. Очень опасен. Этот человек играет людьми, как пешками.

— Знаю. Но мы не враги. Пока что. Завтра пригласил меня посетить мероприятие, что устраивает принц Виктор.

— Бал? — спрашивает уже Марьяна. — Это опасно.

— Да, — обрываю её. — Но я всё равно собираюсь посетить его.

Не буду же я им рассказывать, что не хочу упускать данную возможность развеять все мифические слухи вокруг собственной персоны и предстать просто пареньком, которому банально повезло.

Бабушка задумчиво кивает:

— Ты уже взрослый, не мне тебя останавливать, когда ты через столько всего прошёл. Но будь готов — там могут быть те, кто знал твоих родителей. Фамильное сходство, сам понимаешь.

— Буду осторожен. И, кстати, об осторожности. Я хочу, чтобы ты уехала в Сочи. Поместье оформлено. Ты вписана как вторая владелица.

— Но, внучок, — теряется та. — Как я могу покинуть Петербург?

— Да просто, собрать вещи и уехать, — пожимаю плечами. — Не навсегда же. Ради твоей безопасности. А как разберусь тут с делами, приеду и заберу тебя обратно. Если ещё захочешь вернуться, — и улыбаюсь, понимая, что бабуле ведь может там и понравиться. — Но это завтра. Сегодня едем в новое поместье, что задарил Разин. Я там ещё не был — только ключи получил сегодня в канцелярии, даже не распаковывал. Так что собирайтесь, едем в новый дом. В конце концов, когда ещё мы нормально поговорим? Я послезавтра на фронт, ты на юг… Месяцы не увидимся.

Бабушка переглядывается с Марьяной — молчаливый диалог, который женщины умеют вести одними взглядами. Та кивает, мол, не против.

— Кстати, Марьяна, — поворачиваюсь к той. — Раз уж мы будем в поместье, собери этот ваш тайный совет. Но не сегодня. Сегодня люди вряд ли успеют собраться. Завтра утром, часам к восьми. Пусть придут, выслушают мой ответ официально. Чтобы потом не было кривотолков.

— Так быстро? — она хмурится, явно просчитывая логистику. — Я не успею оповестить всех, многие живут в пригородах, кто-то вообще в других городах…

— Кто сможет — придёт. Кто не сможет — узнает от других. — пожимаю плечами. — Никаких торжественных церемоний с фанфарами и салютами всё равно не будет. Просто скажу пришедшим то, что думаю, и разойдёмся.

— П-поняла.

Надо же, больше не спорит. Уже хорошо.

Снимаю духовный барьер от прослушки. Да, паранойя заставила поставить его ещё в момент, когда зал опустел. Выхожу на улицу первым. Семёныча по близости нет. Видать празднует выручку. На улице уже темно. Зимой в Петербурге всегда так, к шести вечера уже как ночью. Только эфирные фонари создают островки голубоватого света, под которыми виднеется гуляющий народ а так — тьма тьмущая. Бабуля с Марьяной выходят следом. Камеристка запирает дверь на внешнюю щеколду и навешивает замок, не защёлкивая.

Выходим с территории ярмарки молча.

Ловлю извозчика. Кучер — бородатый дед в тулупе, от коего несёт махоркой и конским потом, хмуро смотрит. Да что пля с кучерами не так? Или у меня какая-то метка на лбу? Проклятие, вызывающее недовольных извозчиков?

— На Васильевский, Седьмая линия, дом двенадцать, — говорю, помогая бабушке забраться.

— Десятка, барин, — кучер даже не оборачивается, только требовательно протягивает ладонь.

— Получишь на месте.

— Как скажете.

Усаживаемся втроём. Тесновато, но что поделать, карета маломерка блин. ХОЧУ ВЕРНУТЬ СВОЮ ПОВОЗКУ!

Экипаж трогается, колёса скрипят по снегу. Кучер понукает лошадь — хоть и старая кляча, но бодрая.

Катим по вечернему городу. В окнах домов огни — жёлтые керосиновые, голубые эфирные. Семьи собираются к ужину, дым из труб поднимается прямыми столбами — безветрие. На углу компания студентов горланит песни. Городовой стоит рядом, не вмешивается — пятница, молодёжь гуляет, пока не начнут драться — пусть поют.

Проезжаем мимо трактира «Золотой петух» — оттуда даже в карете слышен пьяный хор и звуки гармошки. Кто-то выводит про «очи чёрные, очи страстные». Фальшивит страшно, но с душой.

— Сашенька, — бабушка берёт меня за руку. — Ты уверен насчёт совета? Это очень серьёзный шаг. Необратимый.

— Именно поэтому и нужно сделать его сразу. Чем дольше тянуть, тем больше ложных надежд людям. А надежды нет, бабуль. Северное княжество погибло семнадцать лет как. Совет бы ещё спустя сто лет решил его возродить. Хотя, знаешь, с определённой подготовкой, шансов было бы даже больше чем в нынешних реалиях.

Она тяжело вздыхает, но не спорит. Понимает. Всё она понимает. Осталось только донести это старым фанатикам.

— Можно разослать весточки прямо сейчас, — Марьяна указывает на круглосуточную курьерскую службу. — Адреса я помню. Не все, но большую часть.

— Отлично. — киваю и выглядываю из окошка. — Кучер! Притормозите у «Быстрого гонца»!

— Будет сделано, барин!

И сворачивает к обочине. Останавливаемся у конторы с яркой вывеской — «Быстрый гонец. Доставка 24 часа». В окнах свет, видно снующих клерков.

Марьяна выскакивает с экипажа и скрывается за стеклянными дверями. Смотрю по сторонам. Тут оживлённее — магазины ещё открыты, в витринах горит свет. Дамы в мехах прогуливаются под руку с кавалерами. У соседнего входа вывеска с грядущим театральным выступлением, премьера чего-то французского.

Через десять минут Марьяна возвращается, отстукивает снег с обуви на ступеньке и залезает в карету:

— Готово. Пятнадцать курьеров отправлены по городским адресам — доставят сегодня. Те передадут по цепочке. К завтрашнему утру человек тридцать-сорок соберутся. Может, больше.

— Сорок? — присвистываю. Нихрена се. — Многовато для тайного собрания в одном месте.

— Это только костяк, — поясняет та, усаживаясь обратно. — Те, кто принимал присягу лично вашему деду. Старая гвардия. Остальные — их дети, внуки, дальние родственники, придут, только если вы лично призовёте.

— Понятно. — стучу по кабине и трогаемся.

Едем через Дворцовый мост. Нева подо льдом, в полыньях чёрная вода. На другом берегу — Петропавловская крепость, шпиль собора упирается в звёзды. Красиво, чёрт возьми.

Васильевский остров встречает тишиной богатого района. Широкие улицы, ряды эфирных фонарей. Особняки прячутся за высокими коваными оградами. В окнах — отблески каминов, силуэты за тюлевыми занавесками. Респектабельно. Солидно. И скучно.

— Седьмая линия, — объявляет кучер. — Какой дом?

— Двенадцатый.

Карета замедляется, катит вдоль ограды. Кованые прутья, узор из виноградных лоз и грифонов. За оградой — заснеженный сад, дорожка к крыльцу.

И сам дом.

Вот он — красавец.

Трёхэтажный, из красного кирпича с белыми колоннами. Окна высокие, арочные. На крыше — мансарда с круглыми окошками. Парадное крыльцо с навесом на витых столбах.

Неплохо. Особенно для бывшего курсанта академии и штрафника. Вот она — жизнь. Никогда не знаешь как повернётся. Вчера задом, сегодня передом. Но любить её нужно с двух сторон. Всё. Это клиника.

— Приехали, барин, — кучер останавливает лошадь у ворот.

Да, приехали, точнее и не скажешь.

Выходим наружу. Расплачиваюсь с извозчиком — десятка и пятак на чай. Тот благодарит, разворачивает клячу и уезжает в темноту. Мы же остаёмся стоять перед здоровенными воротами из кованого железа.