Хозяин теней 6 (СИ) - Демина Карина

— Есть такое, — вынужден был признать Яр. — Как-то вот оно… получается. Отец говорит, что не надо спешить, что каждый вопрос обмозговать следует…

Каравайцев кивает и отходит. А ведь Демидова он больше не опасается. Держится с обычным своим спокойным дружелюбием, ничем-то среди прочих не выделяя.

Почему?

Что изменилось за время завтрака?

— У вас, Елизар, схожая проблема. Вообще у меня сложилось впечатление, что вы боитесь излагать собственные мысли. Почему?

Под его внимательным взглядом Елизар смутился и как-то сжался, что ли. Но отворачиваться не стал. И ответил, пусть не сразу.

— Мой учитель говорил, что мои суждения весьма примитивны. И потому в приличном обществе мне лучше помалкивать.

Он произнёс это и только тогда отвёл взгляд.

— Что ж… учителя тоже встречаются разные, — Ворон поднял руки. — Надеюсь, скоро вы убедитесь, что любые суждения имеют право быть высказанными. А ещё что люди, оценивая других, часто смотрят не на человека, но на его происхождение или вот статус, наличие дара, грозного имени или иную же мишуру. Но, думаю, сегодня с вас довольно. Благодарю за то, что уделили время учёбе и мне. Савелий, я бы хотел, чтобы вечером вы отрепетировали ваше выступление.

— Какое выступление? — я разглядывал испачканные чернилами пальцы, раздумывая, стоит ли пытаться их отмыть или и так неплохо.

— Ваш проект. Вы же не думали, что его получится просто сдать?

Как раз это я и думал. Точнее даже надеялся. Но вот прямо вижу, как надежда тает.

— Георгий Константинович весьма любит, как я успел понять, живую беседу. И потому наверняка попросит, чтобы вы зачитали ваш… труд, — Ворон всё-таки позволил себе лёгкую улыбку. — Перед классом. При этом вы должны будете говорить громко и внятно, но не слишком, чтобы это не было расценено, как вызов.

Может, и вправду Тьме скормить этого Георгия Константиновича?

— Точно, — Орлов с удовольствием потянулся. — Это у него есть. Ещё и вопросы задавать станет…

— Вот-вот. Вернее, он попросит вас их задать. Но ваши одноклассники вряд ли решатся…

— А если решатся? — подал голос Серега. — Если мы подготовим вопросы? Отрепетируем их.

— Думаю, Савелию всяко будет проще ответить вам. Но… Георгию Константиновичу это вряд ли понравится.

Серега прищурился. А Елизар тихо произнёс:

— Пускай.

— В таком случае, полагаю, нам следует продолжить после обеда. А вот над вопросами подумаете завтра, ведь вашим друзьям пора возвращаться.

— Да нет. Я могу ещё побыть, — Серега произнёс это с немалой радостью, которую не только я заметил. Каравайцев чуть склонил голову и посмотрел на Елизара:

— Как и я, — ответил тот. — Дома… всё одно нечем заниматься.

— Что ж, тогда предлагаю перейти всем в столовую. Знания знаниями, а обед пропускать не стоит. Надеюсь, найдёте дорогу? Никита, рассчитываю на вас.

— Присмотрим! — пообещал Орлов. — А вы…

— А мне надо решить кое-какие текущие вопросы. Тоже, знаете ли, имелись планы…

У меня даже совесть дёрнулась, мол, человек из-за меня планы рушит. Но я её успокоил. А для пущего спокойствия Тьму выпустил, пусть проследит, что у него там за планы.

— И да, минутку… в столовую отнесите, чтобы и ваших друзей без обеда не оставили.

Ворон быстро черканул пару слов на тетрадном листочке. Чтоб его, и почерк тот же, аккуратный, округлый, с характерными завитушками.

Как он это делает, а?

— Так… в столовую можно не спешить, — Орлов постучал по циферблату новеньких наручных часов, явно хвастаясь этакою красотой.

— Откуда? — Демидов заметил.

И не только он.

— Отец подарил!

Часы были массивными и явно дорогими.

— От Буре! Особое исполнение…

— И за что такая роскошь?

— Так… на той стороне побывал? Побывал. Вернулся целым и не с пустыми руками.

— Карманами, — уточнил Демидов. — Я тоже… погоди, это ж на камнях? Особо точные… да покажи ты! Постой минутку…

— Сав? — Серега дёрнул меня за рукав. — А… можно с тобой поговорить?

— Я могу руку подлечить, — тихо произнёс Елизар и снова смутился. — Если надо.

— Надо, — ответил я за Серегу и сказал остальным: — Вы идите. У нас тут, похоже, обстоятельства нарисовались. Что с рукой?

— Мы подождём у выхода, — Шувалов успел развернуть Орлова к этому самому выходу, не дав шанса узнать про обстоятельства. — А камней сколько? Я читал, что лучше двенадцать…

— Двенадцать и есть, — Никита позволил переключить внимание.

— Ничего страшного, — Серега сказал и шмыгнул носом, и я понял, что ещё немного и он расплачется. А это… это совсем нехорошо. Я не представляю, как утешать ревущего подростка. Главное, что не пойму, чего там случилось. Он же ж и тогда, в поезде, спокойно держался. И потом. А тут вот…

— Идём, — я подхватил Серегу под руку и тот дёрнулся было, но успокоился, позволив увести себя в класс. И дверь прикрыл. А Метелька отнял у него сумку и велел:

— Раздевайся.

— Зачем?

— Руку покажешь.

Елизар кивнул. Он был по-прежнему молчалив.

— Да… там просто синяк. Сам пройдёт.

— Всё равно. Никита тот? Твой, который…

Серега кивнул и всё-таки принялся расстёгивать гимнастёрку. Синяк был… ну, синяком. Точнее таким вполне себе характерным отпечатком чужих пальцев, который остаётся, если руку перехватить и крепко сжать.

— Дрался?

— Не то, чтобы… просто… получилось.

— Рассказывай, — велел я.

— Он… он опять начал говорить, что я трус, если не хочу в Пажеский корпус. Что ему сказали, что Алексею Михайловичу предлагали. А он отказался. И если отказался, то потому что тоже знает, что я трус. И не справлюсь там.

— Сам он…

— Можно? — Елизар взял за запястье и осторожно разогнул. — Такие гематомы сами по себе будут долго сходить.

— Вот. И я сказал, что не трус, что… а он всё равно. И держится так… ну… так. Как будто он самый главный и важный. Матушка же с ним ласково. Хвалит. Что бы ни сделал, всё одно хватит. Говорит, что отец им гордится, что…

Детские беды.

И детские разборки.

Пальцы Елизара пробежались по руке, задержавшись у локтя.

— Матушка потом сказала, что я действительно слабый. И мне надо больше тренироваться. Заниматься. А не за книгами сидеть.

Я прикусил язык, чтобы не ляпнуть, что его матушка — дура. Как по мне — полнейшая. Но Серега вряд ли согласится. И значит, незачем оно.

— И предложила, чтобы Никита со мной занимался.

Так. Ещё немного и я скажу это вслух.

Нет, что надо в голове иметь, чтобы разрешить одному агрессивно настроенному подростку бить другого?

— Он сильнее?

— Да. Они там… гимнастикой занимаются. И военным делом. И прочее… разное… и всякие знает… приёмы. Борьбу. Он меня валял.

— Гематомы не только на руках, — спокойно подтвердил Елизар. — Ничего опасного, но, мне кажется, ты должен испытывать неудобства. Я уберу?

— С-спасибо.

— Будет щекотно.

— Ерунда. Это… это я перетерплю. И боли я не боюсь!

Ему просто обидно.

Это я понимаю. Именно обида и душила Серёгу. И пережитое унижение. И осознание, что в этой его личной войне, маменька выступает на стороне врага.

— Вы вдвоём дрались?

— Нет. Там… наставник был. Никиты. И… он его с малых лет учил.

Понятно, то есть к своему воспитаннику скорее всего привязан, а в Сереге видит угрозу. Хотя, может, тоже желает показать разницу, простимулировав к свершениям.

— А руку как?

— Ну… я ему в нос дал. Не сразу, а… а он повалил и выкручивать стал. Требовал, чтобы я сдался.

— Сдался?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не трус! — рявкнул Серега. — И… и я его не боюсь!

— И не надо. Чего бояться?

Он выдохнул резко так.

— Спасибо, Елизар. И вправду теперь не болит совсем…

— Серега, ты кому-нибудь говорил об этом?

Он покачал головой.

— Они решат, что я жалуюсь. А я не жалуюсь. Я… я просто вот… не знаю. Мама сказала, что это позор, быть настолько слабым. Что… что мужчина обязан быть сильным. Чтобы его уважали и вообще. А я вот… я тощий. И не хочу заниматься. И это её разочаровывает. И что мне больше внимания надо уделять настоящим мужским делам, а не всякой ерунде.