Больница на окраине города (СИ) - Иконникова Ольга

— Да, мадемуазель, — кивнул он, посмотрев на меня чуть пристальнее, чем раньше. — Но, признаюсь, его величество счел ее слишком противной, и мы побоялись наставать на ее приеме. А теперь уже он не в силах пить.

— Значит, нужно влить ему этот раствор внутривенно! — возможно, я сказала это слишком резко, но я была удивлена их бездействием.

— Как можно, мадемуазель? — устрашился доктор. — Такое средство не входит в число рекомендованных Главным медицинским управлением! Можем ли мы рисковать жизнью его величества?

Должно быть, он сам понял, насколько нелепо прозвучал его вопрос с учетом состояния короля. Потому что он густо покраснел.

Но я прекрасно поняла, что стояло за его словами. Никто из врачей не готов был взять на себя ответственность за применение этого средства. Они готовы были позволить его величеству умереть, но не сделать то, что они наверняка сделали бы, если бы речь шла о менее важном пациенте.

— Но если его величеству столь плохо, что вы боитесь не довезти его до Альтевии, то не стоит ли всё-таки рискнуть?

В глазах врача отразился такой ужас, что можно было не сомневаться — уж он-то точно на это не пойдет. Как, судя по всему, и его коллега.

— Быть может, вы позволите это сделать мне?

Я видела, что герцог вздрогнул, когда я предложила это. Но я не могла промолчать. Настоящий врач должен помогать пациенту даже в ущерб самому себе.

— О, мадемуазель! — еще больше растерялся доктор. — Право же, я не знаю…

— Если с его величеством что-то случится, вас могут обвинить в бездействии! — я не намерена была с ним церемониться.

— Я не могу принять такое решение сам! — наконец, расписался он в своем бессилии. — Нужно, чтобы это сделал первый министр!

На то, чтобы отыскать этого министра и объяснить суть дела, потребовалось еще полчаса. Меня сводила с ума эта медлительность. Я уже раздобыла шприцы и подготовила раствор. Осталось лишь ввести жидкость в вену его величества. Но именно это министр и не готов пока был сделать.

Лоб его от тяжести принимаемого решения покрылся капельками пота. И он долго молчал, пока я снова и снова рассказывала ему о результатах наблюдений за своими пациентами. И только когда герцог Лавальер также упрекнул его в бездействии, он сдался.

— Хорошо, мадемуазель! Вы можете пройти к его величеству. Но, прошу вас, давайте заранее договоримся, что мы не станем это афишировать!

Я пообещала ему это, и меня, наконец, проводили к карете короля. Это был большой экипаж, в которое было спальное место. Стоило мне только открыть дверь, как на меня пахнуло столь спертым воздухом, что мне стало трудно дышать.

Я распахнула обе двери и только тогда среди многочисленных подушек и одеял увидела короля. Когда я жила в Альтевии, я видала его на различных мероприятиях. Но сейчас он был не похож на самого себя. И я прекрасно понимала, почему его доктора так боялись сделать хоть что-то, выходящее за рамки правил.

Он был столь плох, что даже у меня пропала уверенность в том, что я собиралась сделать. Не повредит ли это мне самой? Не обвинят ли меня в том, что я причинила монарху вред?

Конечно, обвинят! Те же самые врачи, которые захотят снять с себя всю вину и взвалить ее на меня. А учитывая, что я и так уже находилась под следствием, меня могли отправить в тюрьму навсегда.

Но остановит ли меня это? Нет.

Я закатала рукав насквозь мокрой от пота рубашки короля и ввела его величеству раствор.

Кортеж двинулся дальше по направлению к Тирелису, и мы с его светлостью ехали вмести с ним. Сколько часов прошло, прежде чем мы заметили суету возле кареты его величества, я не смогла бы сказать. Но солнце уже клонилось к горизонту.

И когда личный камердинер короля бросился к нам, я похолодела. И была благодарна его светлости, который взял меня за руку и прижал к себе.

— Его величество…, — камердинер запыхался от быстрого бега и сделал паузу, чтобы перевести дыхание.

— Что с ним? — не выдержал Лавальер. — Он умер?

— Он пришел в себя! — выдохнул слуга.

Я всхлипнула и, развернувшись, уткнулась герцогу в плечо. А он стал гладить меня по голове. И это было так приятно, что я не нашла в себе силы отступить от него.

Камердинер тактично удалился, оставив нас вдвоем, и когда это случилось, Лавальер меня поцеловал. И хотя я прекрасно понимала, что должна воспротивиться этому и отчитать его за такую вольность, сделать это я и не подумала.

— Вы не только самая благородная, но еще и самая храбрая женщина на свете! — прошептал он. — И я надеюсь, что у вас хватит решимости совершить еще один смелый поступок и стать моей женой!

Еще совсем недавно я была уверена, что вовсе не выйду замуж. И честное слово, я действительно не собиралась этого делать. Но сейчас всё настолько переменилось, что я уже не простила бы себе, если бы вздумала ему отказать.

Но всё же, прежде чем сказать ему «да», я строго спросила:

— А вы не станете запрещать мне заниматься медициной?

И он заверил меня, что нет.

Эпилог

Кортеж его величества остановился в поместье его светлости. Потребовалось две недели, чтобы король полностью пришел в себя и встал на ноги. И когда это случилось, герцог Лавальер не преминул поставить его в известность о том, какую роль в этом сыграла та инъекция, что я сделала.

И его величество был столь впечатлен, что тут же подписал указ о снятии с меня всех обвинений. Равно как и запретил обвинять в нарушении закона тех врачей, что помогали мне в городской больнице.

А еще заявил, что хочет присутствовать на нашей с Лавальером свадьбе. Что и случилось три месяца спустя в Альтевии.

Хотя сама я предпочла бы скромное торжество в Тирелисе среди моих новых друзей, но с королем не принято спорить. Так что церемония состоялась в столице, чему моя семья была искренне рада.

Папенька надеялся, что это сподвигнет нас с Эмильеном остаться в Альтевии, но мы оба рвались назад, в Тирелис.

И уезжали мы туда не с пустыми руками. Мы везли в ослабленный недавней эпидемией город медикаменты и двух врачей.

Мой муж, как и обещал, не запретил мне заниматься медициной, но настоял на том, чтобы я взяла на себя функции по управлению больницей. Ему хотелось, чтобы я больше времени проводить с ним и Аленом. Да и мне самой хотелось того же.

Маленький граф Крозье принял меня столь тепло, что я уже и в самом деле ощущала его своим сыном. И даже когда у нас с Эмильеном родилась дочка, эта связь не ослабла. Ален с радостью помогал мне заботиться о малютке и сам стал гораздо более открытым и смелым, чем был прежде.

На то, чтобы изменить закон о медицинской помощи, потребовалось целых два года. И теперь перед тем, как оказать пациенту помощь, врачу уже не требуется спрашивать того, есть ли в нём хоть капля магии.

Разумеется, специализация врачей по-прежнему сохранилась. Ведь для помощи одаренным магам требуется учитывать особые факторы, которых может не знать простой врач. Но в критических ситуациях, когда дорога каждая минута, эту помощь сможет оказать уже любой доктор.

К моему удивлению, в числе гостей нашей свадьбы оказался и декан Уилкинс. Но еще больше я удивилась, когда он заявил мне, что всегда считал меня одной из самых способных своих учениц. Лицо мое при этом заявлении так переменилось, что Эмильену потребовалось вмешаться и поблагодарить Уилкинса за комплимент.

Доктор Руже в больницу не вернулся. После того, как эпидемия отступила, он предпочел завязать с медицинской практикой. А вот его ассистент месье Хейли стал в нашей больнице главным медицинским братом.

Эсме тоже осталась при больнице. Мы с Эмильеном купили им с сыном небольшой домик в паре кварталов от больницы, и мама Эсме приехала к ним из деревни, чтобы нянчиться с внуком, пока ее дочь ухаживает за больными.

А вот Мелани так и не нашла себя в медицине и предпочла вернуться в школу. Там снова был открыт класс для девочек, и Мелли с азартом взялась за их обучение. Возможно, однажды в этот класс пойдет и наша дочь Эстель. Правда, возможно, к тому времени сама Мелани уже посвятит себя мужу и детям.