Ненормальный практик 6 (СИ) - "Извращённый отшельник"

— Был, — повторяет Борис. — Был.

Ещё одна пауза. Вдалеке заиграла губная гармошка. Грустно, печально, как плачь девы.

Степан достаёт флягу, делает глоток, передаёт Боре. Тот пьёт, передаёт мне. Отстегиваю нижнюю часть маски, делаю глоток. Водка обжигает горло. Передаю обратно.

Фляга ходит по кругу. Молчим. Просто сидим, пьём по глотку. Поминки по погибшим товарищам. Коротко, без слов, искренне.

— За Косого, — произносит наконец Степан.

— За Гришу, — добавляет Борис.

— За всех, кто не вернулся, — заканчиваю уже я.

Война забирает не только жизни. Она забирает что-то ещё. Может, веру в справедливость? В смысл? В будущее? И вместо них оставляет пустоту.

Но. Нужно держаться. Потому что другого выбора нет.

К нашему костру подходят ещё несколько человек из других взводов. Молча кивнули и присели погреться.

Проходит минут десять. Степан поднимается.

— Я пойду. Надо рану обработать, перевязать нормально. И поспать. Завтра рано вставать.

— Иди, — кивает Борис. — Отдыхай.

Сам Боря сидит ещё несколько минут, и тоже поднимается.

— Я тоже всё. Устал до чёртиков. — и смотрит на меня. — Ты как, Воробей? Держишься?

— Ага.

— Молодец. Завтра увидимся. Если выживем.

Киваю ему.

Он уходит. Остаюсь сидеть у костра. Смотрю в огонь, думаю о прошедшем дне.

Не, к чёрту философию. Глубокие мысли. Хватило их ещё в прошлой жизни!

В этой буду относиться ко всему проще.

Войны происходят, сука, во всех мирах и этого не изменить.

А потому — выше нос и приготовиться к новой битве.

Поднимаюсь, дабы прогуляться. Проветриться так сказать. Бреду по наёмническому сектору без особой цели. Где пьют, где поют, где молчат. Но главное — никто не рыдает, не истерит, не паникует. Имперцы привыкли к войне. И знают, как с ней жить.

Подхожу к туалетам. Быстро справляю нужду. Выхожу обратно.

И замечаю старых знакомых.

Три девицы стоят у столба. Лизка. Рядом с ней та заводила — рыжая с татуировкой змеи на шее. И молодуха с жёстким взглядом. Курят, общаются.

Вот только.

Не хватает одной. Квадратнолицей.

Прохожу мимо. Лизка замечает меня, поворачивает голову.

— Воробушек, — говорит она устало, но странно мягким голосом. — Опять встречаемся у сортиров. Прям традиция какая-то.

— Судьба, ага.

Рыжая слабо усмехается.

— Судьба-злодейка. Привет, птичка. Выжил, значит?

— Пока да.

— Молодец. Мы тоже. Почти.

Пауза. Тяжёлая. Конечно, понимаю, что означает это «почти».

— Валя не вернулась. — тихо говорит Лизка. — Помнишь её? В третьей волне убили.

— Стрела перебила артерию. — поясняет рыжая. — Я была рядом, видела. Она даже не успела понять, что произошло. Просто упала, захлебнулась кровью за пару секунд. Быстро, по крайней мере. Не как многие.

— Жаль.

— Жаль, — повторяет рыжая, затягиваясь. Дым выходит из ноздрей, развеивается в холодном воздухе. — Хорошая баба была. Надёжная, как скала. Десять лет вместе воевали. С самого начала, ещё зелёными девчонками пришли в наёмники. Прошли столько… И вот теперь…

Она не заканчивает фразу. Не нужно. Всё итак понятно.

Снова молчание. Курят. Я стою рядом, не знаю, что сказать. Слова утешения в таких ситуациях звучат фальшиво. Лучше просто ничего не говорить.

— Ты хорошо стрелял сегодня, — говорит молодая с жёстким взглядом, глядя на меня изучающе. — Видела с дистанции. Тот мастер, что прорывался к первой линии, это же ты его зацепил?

Это она о каком именно?

Честно признать, я уже и не вспомню всех, что подстрелил.

Вероятней всего, она имет ввиду того, с первой волны. Ну, выстрел это был очевидный, уверен, и Олаф с Лизкой могли заметить. Так что врать смысла нет, а потому отвечаю:

— Я.

— Круто. Он десятерых наших положил! Ты спас кучу жизней, Воробей.

Пожимаю плечами.

— Работа.

— Работа, — усмехается рыжая. — Ты погляди на него, что за птичка, а? Говорит мало, стреляет много, держится как профи высшего класса. Я видела разных стрелков, Воробушек. И ты точно редкий экспонат. Кем ты был раньше? До того, как стал наёмником?

— Охотником.

— Охотник, — повторяет уже Лизка скептически. — Да, конечно. Охотник, что стреляет как элитный лучник королевской гвардии. — она затягивается самокруткой, и говорит, — Кстати, о стрельбе. Я считала твои результаты за сегодня. Насколько могла, конечно. Видела не всё, ты уж прости, но основное заметила.

Все взглянули на неё, с явным интересом.

— В общем, ты убил минимум одного подмастерья-контурщика, — загнула она первый палец. — Это триста рублей. Четырёх лейтенантов — если по четыреста в среднем, это тысяча шестьсот. Ещё знаменосца, барабанщика, — это обычные бойцы, по пятьдесят за каждого. Плюс ещё человек тридцать обычных солдат, может больше — я не все твои выстрелы видела. Тридцать голов — полторы тысячи. Итого… — она складывает, — около трёх с половиной тысяч рублей. Может, больше, если тебе есть что добавить. Уверена, лгать ты не будешь.

— И это за один день, Воробей. — ухмыльнулась рыжая, которая похоже была уже в курсе моей будущей зарплаты. Лизка растрезвонила небось. — Это охренеть какие деньги, парень.

Цифра действительно впечатляющая. За день я заработал как люди зарабатывают за пару лет на обычной работе.

— Неплохо.

— Неплохо⁈ — Рыжая смеётся, — Воробушек, это офигенно хорошо! Большинство наёмников за всю битву, если она продлится три дня, столько не заработают! Ты за один день на три с половиной штуки настрелял. Если завтра будет такой же результат — выйдешь отсюда богачом. Все девки в любой деревне твои!

— Если доживу до выплаты, — хмыкаю.

— Верно, — соглашается уже Лизка. — Но у тебя, похоже, больше шансов, чем у других. Ты не стал лезть на рожон в ближний бой, а продолжал стрельбу. Я же, — она снова затянулась. — Больше не смогла. Стала промахиваться. Когда чуть не пристрелила своего, поняла, это мой предел. Олаф сдулся ещё раньше, так что мне не так обидно. Но ты, — она заглянула мне в прорези маски, пытаясь отыскать глаза. — Как ты выдержал столько?

— Не знаю.

Она кивает, понимая, что подобное сложно объяснить. Затягивается последний раз, бросает окурок в снег, растаптывает.

— Слушай, Воробушек. Мы вчера шутили про то, что если выживешь, зайди к нам на огонёк. Приглашение в силе. Но не сегодня. Сегодня, как видишь, у нас не то настроение. Так что без обид.

— Понял, — киваю. — Я и сам устал. Пойду спать. Так что, спокойной ночи.

— Отдыхай, птичка. — улыбается рыжая. — Нам всем надо отдохнуть. Завтра снова в мясорубку.

— Ага, — говорю и разворачиваюсь, дабы уйти.

— Эй, Воробушек! — окликает молодая.

Оборачиваюсь.

— За Валю спасибо, — говорит она, сглотнув. — Ты пристрелил того, кто её убил. Лучник-брит выстрелил в Валю, а ты через пять секунд снял его. Он даже не успел обрадоваться своему меткому выстрелу.

Честно, не помню этого конкретного момента. Я правда убил слишком много людей за день, чтобы помнить каждого. Но если она говорит, что это так, наверное, так и было.

— Не за что.

— Всё равно спасибо. Приятно знать, что сука, убившая твою подругу, сам сдох через несколько секунд. Справедливость существует. — и кивает мне. — Чик-чирик тебе, Воробей.

— Чик-чирик.

Ухожу от них обратно в глубь наёмнического сектора, к своей палатке.

Думаю о прошедшем.

Лизка насчитала около трёх с половиной тысяч. Неплохо. Да. Но она права, что видела не всё. Далеко не всё.

Магистра.

Пятерых мастеров, что прорывались в одной точке, пытаясь проломить нашу линию именно там, где стояли Олаф и сама Лизка. Если бы они прорвались — старику-лучнику и бестии пришёл бы конец. Я снял их. Одного за другим. Олаф и Лизка выжили, даже не зная, что были на волосок от смерти.

После ещё восьмерых.

А это по тысяче за каждого. А сколько за того магистра? Или кучу подмастерьев, что я пристрелил в третьей волне? Черт знает. Но по моим подсчётам, настрелял на тысяч тридцать, как минимум. Но не побежал резать головы. Собирать доказательства. Потому что я здесь не за деньгами. А чтобы помочь выиграть эту битву. Малозаметными, точечными ходами. Как невзрачная пешка, убирающая ключевые фигуры противника с доски, не привлекая внимания. Такова моя битва. И если британцы готовы повысить ставки, что ж, я сделаю свой ход.