Кровь вассалов (СИ) - Добрый Владислав

И всё же, к тому моменту, когда копья и магия вражеских всадников ударили в пехоту Караэна, это уже не была толпа. Перед лицом угрозы мужики сбились в кучу, выставив копья. Растерянный, неопытный, но всё же уже отряд превратился в комок стали. И грязи, чего уж там.

Первые ряды нашей пехоты успели опустить копья. Десятки арбалетов лязгнули почти одновременно, и чёрные болты полетели в грудь коням и людям. Двое всадников свалились сразу. Остальные налетели, ломая строй пехоты, но не прорвались. Грязь и крики. Люди отступили на шаг — удержались. Ноги упёрлись в землю, я видел, как люди налегают всем весом, как бурлаки. Хреновые, дешёвые щиты пехотинцев раскалывались от ударов копий вражеских всадников, но люди оказались крепче.

Один из сержантов Однорукого, подъехав за спинами пехотинцев поближе, почти в упор разрядил арбалет в шлем рыцаря в синем плаще — прежде чем тот успел его заметить. Удар заставил всадника бессильно поникнуть в седле. Кто-то из пехоты умудрился воткнуть копьё прямо в морду коню, защищённую лишь налобником. Тот взвился, и рыцарь рухнул прямо в строй пехоты.

Щиты сомкнулись за ним, словно зубы капкана.

Копья вонзились в кольчугу, пехотинцы задних рядов яростно обработали его топорами и окованными железом дубинами. То же самое происходило и на другом фланге. Я пропустил момент, как именно другого, хорошо одоспешенного, праздничного в своей яркой, дорогой одежде рыцаря утянули с седла вниз, в грязь. Он пытался отбиваться мечом, лёжа на спине — и тут же получил по шлему молотом на длинной ручке.

От этого он озадаченно замер. Второй удар.

Навалились, отняли меч. Стащили шлем, связали, потащили назад — к телегам. Туда, где стоял Однорукий. Даже отсюда было видно, как он тяжело дышит, опираясь на меч в левой руке.

— Отбились! — это уже Дукат. — Ты смотри, наша пехотная грязь отбилась! Да эти луминарцы вовсе не умеют воевать!

Я чуть улыбнулся.

У меня были другие выводы.

Мне захотелось поделиться радостью. Я обернулся, нашёл рядом Адриана, кивнул ему чтобы тот подъехал ближе.

— Выучка, — сказал я ему тихо. — Вот она, великая, мать её…

Над обозом бранкотты взвился золотой змей.

Здоровенный. Начинался метрах в десяти над землёй и извивался толстенным телом в форме герба Итвис среди полос дыма, разевая пасть на высоте метров тридцати.

Привычный для меня. Эту иллюзию, созданную по изобретениям Бруно Джакобиана, уже раза три показывали маги Университета по разным поводам. Я это поощрял и каждый раз отсыпал по десятку сольдо тем, кто её творил.

Свет у неё был почти как у солнца — и, если потребуется, я предполагал использовать эту статусную игрушку как оружие.

Потому и поддерживал распространение умения такое сотворить.

Но увидеть её здесь, сейчас?..

Обескуражен был не только я. Удивились все. И если караэнцы были знакомы с этой, на удивление сочной и большой иллюзией, то местные — нет. Они застыли, в ужасе. Я почти услышал испуганные крики. Иллюзия держалась, должно быть, целую минуту, что тоже рекорд. Этого времени хватило, чтобы заставить колеблющихся всадников отступить, а тех, кто уже ввязался в драку, — искать способ выйти из неё.

Вражеская пехота сначала остановилась, потом столпилась, потянулась назад и потихоньку стала расходиться.

До вечера я развил бурную деятельность:

разослал гонцов, созывая своих всадников;

заставил бранкотту Однорукого рыть укрепления на вершине холма рядом с домом виноградаря;

лично смотался назад и попросил Леонхарта ускорить марш — он бросил обоз и пришёл под вечер…

Всё это оказалось зря.

Примерно за час до темноты к холму подъехала небольшая группа богато одетых людей.

Они представились лучшими людьми города и попросили меня.

Когда я вышел, они опустились на колени и протянули мне ключи от городских ворот.

Мне не пришлось притворяться суровым воякой, когда я с искренним раздражением прокомментировал это:

— Надо было вести с собой Университетских школяров и их фейрверки, сэкономил бы денег на целую армию!

Глава 22

Уважаемые люди

Я никак не мог отделаться от чувства… иронии. Оно было таким сильным, что поймал себя на том, что улыбаюсь одним уголком рта. Довольно неуместное чувство на серьезных переговорах.

Всё началось с того, что «лучшие люди» города рухнули прямо в грязь, не щадя своих бархатных одежд — сшитых напоказ с излишком, так что длинные рукава и подолы волочились по грязи. Больно смотреть: ткань, кажется, безнадёжно испорчена. После этого, не вставая с колен, они поползли ко мне, «взывая к милосердию Великого Герцога, золотого Караэна». Немножко напутали — где-то что-то слышали, но пусть. «Взывать к милосердию» — красивый эвфемизм для попыток манипуляции женами и детьми. В живую фразы звучали проще: «не отдавайте на поругание вашим воинам невинных дев, не губите жизни малых детей, не обрекайте нас на голод и разорение».

Параллельно они простирали руки к открытым сундукам с расшитыми серебром и золотом тканями; один держал в руках шёлковый плащ с мехом, отливающим серебром, такой, что у меня едва не потекли слюни. Лучше такого плаща только пуховая перина. Но я отводил взгляд и приглядывался, как подобает, к мечу и шлему, которые держал другой слуга.

Когда уважаемые люди дошли до того места, где признались, что вовсе не хотели со мной воевать, что их заставили, и что «виноваты те, кто сломил копья с вашими благородными и достойными всадниками», я поднял руку, прежде чем они успели наговорить лишнего. Люди и крысы похожи: стремятся приспособиться и выжить, если мир меняется вокруг, но готовы драться насмерть, если загоняют в угол. Я намеревался оставить им пару калиток — но пусть они поймут, что у выбора есть цена. Люди редко благодарны за то, что дается просто так. Это как подарить букет женщине на улице. Ей будет приятно. Тебе от этого — ничего.

— На что ваш город готов, чтобы заслужить признание и прощение? — спросил я ровным тоном, как будто озвучивал тариф по прайсу.

— Десять тысяч сольдо, — тихо произнёс самый неприметный из них: ухоженная борода, простое платье из караэнского сукна и небольшой берет из почти скромного красного бархата. Я сдержался, чтобы не приподнять бровь. Скорее всего, можно вытрясти из них раз в пять больше, раз уж они выдали столько. Уроки ведения дел от Вокулы не прошли даром. Однако, этот город гораздо богаче, чем кажется.

— Половину товарами, — беспокойно добавил пухлощекий мужик с бегающими глазами. Неглуп, но жаден.

— Ты решил со мной торговаться? — в этот раз я не стал удерживаться и приподнял бровь. Пухлощёкий побледнел до цвета бумаги и вскоре посерел от страха. Уважаемые люди забубнили возясь в грязи, пытаясь как-то замазать неловкость.

— Молчите, — тихо сказал я.

Повисла тишина. Молчание нарушалось только ржанием лошадей, которым было плевать на игры людей. Им было холодно и мокро, они не хотели стоять на месте. Потому и изводили наездников резкими ржанием, попытками сорваться с места, или хотя бы пройтись по грязи.

— Нет, — сказал я почти ласково. В моём положении — на коне и в латах, перед безоружной толпой, стоящей на коленях в грязи, — немного мягкости позволительно. Это как урчание льва: никому не придёт в голову принять это за слабость. — Мне нужно больше. Много больше, чем вы думаете.

Они застыли в ужасе. Только «скромный» продолжал смотреть вниз, ожидая от меня сказанную в слух и предполагаемую в уме цену, чтобы бросить её на весы своей решимости. Если цена слишком большая… они будут драться. В этом я уверен.

— Вы дадите мне двести хорошо вооружённых человек, — сказал я, выдержав паузу, чтобы дать им осознать мои слова. — На три месяца. Снаряжение, провиант, щиты, доспехи — всё, что требуется для похода на полном ходу. Знайте: они должны быть хорошо вооружены и снабжены.

Люди тут дешевы. А «хорошо вооружённые» — понятие широкое. Сейчас им покажется, что это легко. Но они поймут на своей шкуре, когда начнут собирать людей. Одно дело — пригласить богатых мастеровых с округи, у каждого из которых есть дедовское копьё и купленный при случае шлем, чтобы разбираться с соседней гильдией или охранять своё имущество. Таких может быть много. А когда их много, а враг пришел издалека и грабит… Тогда они хотя бы попытаются защитить себя. Разумеется, если только против них не будет страшного колдуна, вызывающего гигантских змей.