— Твой ящер…
— Я избавился от него, — жёстко ответил он. — Он перекрывал мне разум. Я не осознавал себя.
— Как… избавился? — я не сразу смогла сглотнуть.
— Есть заклинание отказа, — тихо сказал он.
— Но… как же твоя истинная?
— Её нет. Я подал прошение о разводе. Документы будут отправлены родителям Орелии.
— Но… она же беременна…
Он резко выдохнул.
— Она убила нашего ребёнка, Кристина, — сказал он глухо. — Когда пыталась подчинить мою волю, вызвать ящера и удержать его любой ценой.
После этого Арден рассказал мне… ВСЁ, не скрывая боли и не стараясь сделать её тише.
Он говорил о том, как его травили. О том, что он сам — собственными руками — выпил зелье Орелии, подчиняющее волю. Как не распознал в ней корысть и ту подлость, что пряталась за внешней хрупкостью и капризной женственностью. Как оказался слеп и глуп, не допуская мысли, что Орелии вздумается подчинить его волю и, что она всеми силами решит держаться за него, а не смириться с тем, что между ними ничего не будет.
Он признался, что всё пошло прахом в тот момент, когда он прямо обозначил ей свою позицию: отослать подальше, полностью обеспечив ее жизнь.
И рассказал, как после этого разговора он оставил её — уверенный, что всё окончено. А на следующий день она вызвала его снова, сказав, что ей нужна помощь. И он пришёл… А потом он очнулся уже в постели с ней.
Он говорил об этом глухо, почти без эмоций. Говорил, как снова и снова терял контроль над собой. Как ящер внутри него уже обладал собственной волей, характером, намерением. Не просто силой — разумным, хищным стремлением.
Арден говорил о том, как сражался со своим ящером. О том, как дракон внутри него перестал быть инстинктом и стал самостоятельным, опасным сознанием.
И пока он воевал с внутренним зверем, пока пытался удержать рассудок и не дать разрушить всё вокруг, время было безвозвратно упущено…
Он рассказывал это ровно, без крика и без жалости к себе.
Но каждое слово било точно в цель.
Я слышала в его голосе не оправдание, а приговор самому себе. И, боги… от этого было только тяжелее.
Я слушала его и ловила себя на странном ощущении: мне было больно, но не так, как я ожидала. Не ревность жгла изнутри — она пришла короткой, острой вспышкой и тут же ушла, оставив после себя опустошённую тишину. Брак. Любовница. Истинная. Всё это звучало как что-то чужое, будто происходило не со мной, а с кем-то другим. Разлука в полгода сделала свое дело.
Но вместе с этим накатывало другое. Осознание. Грубое, тяжёлое, почти физическое.
Он позволил этой женщине войти в его жизнь.
Я могла сколько угодно говорить себе, что он был под воздействием, что магия ломала ему волю, что я сама не знала всей правды. Но внутри где-то глубоко всё равно было: он там был. С ней. В браке. А я в это время бежала, пряталась, выживала, носила под сердцем ребёнка и училась не умереть от тоски.
И всё же… я смотрела на него сейчас — на этого изменившегося, собранного, холодно-спокойного мужчину — и понимала: он не врёт. Он был открыт.
— Я пришёл в себя через две недели после свадьбы, — сказал Арден. — По-настоящему пришёл. Когда очнулся — понял, что на пальце кольцо, что рядом женщина, которая называет себя моей женой, а я… я не помнил, как согласился.
Он смотрел на меня прямо, не пытаясь смягчить слова.
— Я виноват, Кристина. Не потому, что меня сломали. А потому, что позволил этому случиться. Потому что вовремя не отрезал себя от истинной, хотел уладить все. Убедить ее, что наша связь ошибка и у каждого есть своя жизнь. Я виноват, что не ушёл сразу. Не отправил её прочь. Это моя ответственность. И я её принимаю.
Мне хотелось что-то сказать. Что угодно. Но слова застряли в горле.
— Я хочу оправдаться… в твоих глазах — продолжил он. — Я был слаб там, где должен был быть жёстким. И за это заплатили все. Ты — больше всех.
Он замолчал, на секунду сжал челюсти — единственный знак того, сколько усилий ему стоило держать себя в руках.
— Я прошу у тебя прощения. Я предал твоё доверие.
Сердце болезненно сжалось.
— Я не смею просить тебя быть со мной, — сказал он тихо. — Не смею требовать чувств. Но я клянусь тебе: я буду защищать тебя до конца своей жизни. Тебя и наших детей.
Он держал меня за лицо. Вглядывался в мои мокрые глаза.
— Если ты скажешь уйти — я уйду. Если скажешь держаться рядом — я стану щитом. Но я больше никогда не позволю никому ломать твою жизнь. Ни мне. Ни другому. Но я прошу тебя дать мне шанс. Шанс все исправить. Доказать тебе, что больше не подведу вас.
Я сидела, положив ладони на живот, чувствуя, как тихо шевелится наша дочь.
— Прошу… прости…
Наступила тишина.
Глухая. Тягучая. Вязкая, как смола.
Я молчала.
Молчал и он.
Его взгляд метался по моему лицу, цеплялся за губы, за глаза, за каждое едва заметное движение. Он искал ответы на свои мольбы.
Я сглотнула.
Горло пересохло так, словно я не говорила годами.
Когда голос всё-таки прорвался, он вышел хриплым, неровным, чужим:
— Ты сказал о наших детях.
Я подняла на него глаза.
— У нас… только одна общая дочь.
Он вздрогнул. Это было почти незаметно — лишь напряжение в плечах, стиснутая челюсть. А потом он медленно вдохнул, словно собирался с силами перед прыжком в пропасть.
— Крис… — его голос сорвался. — Наш сын выжил.
И в этот миг мир вокруг меня перестал существовать.
Глава 53
— Наш сын выжил.
Я не сразу поняла смысл. Слова дошли не сразу, а по частям, как холод, который сначала касается пальцев, потом ладоней, а уже потом проникает в грудь.
Сын.
Жив.
Я смотрела на Ардена и не чувствовала ничего, кроме странного отупения. Только тихий звон в ушах и ощущение, будто меня лишили опоры под ногами.
— Выжил… — повторила я механически.
Арден кивнул.
— Его спасли. Сиятельная Тьма помогала нам.
Я опустила взгляд на свои руки.
— Не может быть… — прошептала я, отшатнувшись. — Он умер…
— Он выжил, — твердо и сразу ответил Арден. — Да, он был слаб. Ещё немного и он бы действительно отправился к праотцам. Но… Тьма забрала его. И растила всё это время.
Арден схватил меня за плечи. Крепко. Обеспокоенно. Почти в панике. Он смотрел мне в глаза, будто боялся, что я упаду, исчезну, рассыплюсь прямо сейчас.
А я…
Я не верила.
Нет!
Он лжёт!
Мне так больно!
Мой сын умер. Я это знала. Я это прожила и пережила. И вот он снова втыкает в эту рану стальной прут и ковыряется там.
— Этого не может быть… — выдохнула я, чувствуя, как внутри всё холодеет. — Не может.
Я резко сбросила его руки со своих плеч.
— Это жестоко, Арден! — сорвалось с моих губ. — Так жестоко…
— Но это правда! — он повысил голос впервые. — Кристина, это правда!
Он снова перехватил меня, удержал, не позволил отстраниться и встать.
— Он жив, — повторил он глухо, напряжённо. — Только недавно стало точно понятно, что Кристофер выживет. До этого… никто не знал. Никто не был уверен.
Я замерла.
— Ты… — дыхание сбилось. — Ты имя ему дал?..
— То самое, — ответил Арден тихо. — Которое мы выбрали вместе.
Это стало последним ударом.
— Я не верю! — закричала я, срываясь. — Не верю!
Мне стало так больно, что казалось грудную клетку кто-то раздвигает руками. Сердце разрывало изнутри. Воздуха не хватало. Я задыхалась.
— Ты не имеешь права так играть со мной! — голос сорвался, стал хриплым, чужим. — Не смеешь… не смеешь…
Я резко встала и начала пятиться от обманщика подальше. Арден тоже встал и наступал на меня. Но вскоре мои лопатки уперлись в стену. Дальше уходить было некуда.
— Я похоронила его, — прошептала я сквозь слёзы. — Мы с тобой вместе сделали это!
Арден стоял совсем близко, но не прикасался.
— Я знаю, — сказал он глухо. — И если бы я мог забрать у тебя эту боль… я бы сделал это, даже ценой собственной жизни.
