Мстислав Дерзкий часть 1 (СИ) - Машуков Тимур

И я атаковал.

Мягкость сменилась яростью. Резкий выпад вперед, клинок, описывающий смертоносную дугу. Блок, от которого в костяшках пальцев отзывается глухой удар. Шаг в сторону, уклон, молниеносный ответный удар снизу. Я не просто махал мечом. Я вел бой. С тенью. С самим собой. С тем пределом, что установило мое же тело.

Каждый мускул горел огнем. Спина, едва зажившая после когтей нежити, посылала острые, пронзительные сигналы протеста. Ноги подкашивались от усталости. Легкие, словно раскаленные мехи, с хрипом втягивали воздух, которого вечно не хватало.

Но я не останавливался. Я шел через это. Через стонущие от нагрузки мышцы. Через вопящее от боли тело. Через самого себя.

Я заставлял себя двигаться быстрее. Сильнее. Точнее. Каждый удар должен был быть идеальным. Каждый блок — непреодолимым. Я падал на одно колено, отскакивал, делал кувырок через плечо, вскакивал и снова атаковал. Пот заливал глаза, соленый и едкий. В ушах стоял звон — биение собственной крови.

Вот он — истинный путь. Не в молитвах проклятым богам, не в интригах при дворе. Он здесь. В этом месте. Где стирается грань между болью и силой, между истощением и ясностью. Воля, закаленная в горне собственного предела, — вот единственная магия, которой я доверял. Волхв? Возможно. Но не тот, что шепчет заклинания у алтаря. А тот, что кует свою мощь в молчании и боли, ударами сердца и клинка.

Я кружился, рубил, отступал и снова шел вперед. Дыхание рвалось из груди хриплым рыком. Мир расплывался, оставляя лишь цель и оружие. Я выходил за пределы. За те самые пределы, что казались непреодолимыми минуту назад. И за ними открывалась новая пустота, готовая быть заполненной свежей силой.

И когда тень, наконец, казалось, была повержена, когда последний, отчаянный удар рассек воздух с таким свистом, что даже лампа на стене задрожала, я замер. Меч застыл в финальном положении.

Тишина. Только бешеный стук сердца в ушах и свист в легких.

Пальцы разжались. Меч с глухим, усталым звоном упал на положенные заранее мягкие маты. Я не удержал его. Не было сил.

И сам рухнул рядом. Навзничь. На холодный, влажный камень. Смотрел в тусклый потолок, не видя его. Тело было чужим, тяжелым, разбитым. Каждая клетка кричала от перенапряжения. Но внутри… внутри царила тишина. Та самая, чистая, безразличная ко всему тишина пустоты после бури.

Я лежал и просто дышал. Чувствуя, как жар в мышцах медленно сменяется приятной, тяжелой истомой. Боль была, но это была добрая боль. Боль созидания, а не разрушения.

Цель стала еще на немного ближе. Не потому, что я узнал что-то новое. А потому, что стал на крошечную, но важную крупицу сильнее. Сильнее того, кто был вчера.

День прожит не зря.

Медленные хлопки выдернули меня из погружения в самого себя. Чуть скосив глаза, я увидел стоящую в дверях Веру. На этот раз она изменила себе, своему привычному виду, став почти похожей на приличную девушку, без агрессивно накрашенных губ и ресниц. Все портил максимально длинный, лишь на сотую долю не нарушающий приличия разрез на черном платье и, как по мне, совсем не приличествующее случаю декольте.

— Решила увеличить плату за ночь, сменив гардероб? — чуть усмехнулся я.

— А ты хочешь прицениться? — не жалея явно дорогой вещи, она плюхнулась рядом, совсем не скромно вытянув ноги. Край платья по разрезу скользнул вниз, открывая вид до самой задницы. Роскошной, как по мне, но недоступной сейчас. Все, что я мог, это только смотреть — восстанавливать мужские функции было рано. И отвлекают, и вообще… Не время для баловства.

— Меня гулящие девки не интересуют, -я чуть напрягся, готовясь быстро откатиться в сторону, если она решит меня ударить.

— Да не гулящая я, — спокойно и без возмущения ответила она. — Образ у меня такой — защитный, понимаешь? Ну, и люблю ярко выглядеть. Чтоб мужики слюни пускали, чтобы, глядя на меня, забывали о своих женах. Чтоб их вялые стручки вновь оживали. А еще чтобы понимали, какая недоступная для них красота ходит рядом с ними.

— Ты, наверное, хорошо маскируешься, потому как красоты я и не увидел.

— Плохо смотрел, значит. И вообще, меня еще никогда в жизни не касался мужчина, чтоб ты знал. Ну, в смысле секса, у меня ни с кем не было. Так что я чиста и невинна.

— Свежо предание, да верится с трудом.

— Хочешь проверить? — как-то странно посмотрела она на меня.

— Нет. Я ж старик, — моя усмешка вышла горькой. — Куда мне проверять юных и, главное, невинных дев?

— Но внутри же ты молодой?

— Посмотри на меня и скажи это еще раз. В настоящий момент я себя чувствую ровно так же, как и выгляжу. И вообще, не понимаю я тебя — вокруг столько симпатичных молодых людей, а ты сидишь тут, на пыльных матах, со стариком…

— Так мне с тобой интересней. Ты и говоришь иначе, и смотришь по-другому. Расскажи, как вы раньше жили? Куда ходили, как развлекались? О тех временах в истории почти ничего нет. А что есть, больше похоже на вымысел.

— Да не было у нас особых развлечений. И не до них, если честно, было. Мы ж воевали всегда и со всеми. То печенеги или хазары налетят, да сожгут пару деревень. Или вон рыцари нажрутся своих грибов, да к нам лезут. Баб перепортят, скотину угонят, село спалят. Ну, мы мстили, конечно. И, главное, Навь лезла из всех щелей. Это сейчас у вас потише стало, а раньше мы каждый день разрывы закрывали.

На месте сидеть нельзя было. Дружина князя не безразмерная, а успевать надо было везде. Вот и крутились как могли. Вон, до Новгорода за пару часов сейчас доехать можно, а раньше дня три грязь на конях месили. А если пешком, то и всю неделю шли — дорог-то таких, как у вас, не было. Поэтому осенью, пока холода не ударят, редко воевали — не пройти, не проехать было.

— И что делали, когда отдыхали?

— Да много чего — на ярмарки ездили, к соседям в соседние города, посиделки устраивали. Ты пойми — в мое время люди торопились жить и до глубокой старости редко кто доживал.Поэтому у нас все было иначе. Ты можешь себе позволить сладко спать в кровати, не переживая за завтрашний день и планируя свою жизнь на месяцы или на годы вперед. А у нас день прошел — ну и хорошо. А проснешься ли завтра, то никому и не ведомо.

— У тебя там остался кто-то? Ну любимая или жена?

— Нет. Не остался. Дурак был. Погулять еще хотелось.

— Ты ж говоришь, что вы торопились жить. Неужели не заставили жениться?

— Пытались, -усмехнулся я вспомнив наши скандалы с отцом. — Вот после битвы где я умер, обещал женить, не смотря ни на что. Да не срослось как видишь. А теперь вот жалею, что не слушал его. Хотя с другой стороны может оно и к лучшему — не так больно вспоминать, что никого из них уже давно нет в живых.

— Ты прямо жуткие вещи рассказываешь.

— Ну, если смотреть, как сейчас, то наверное, так и видится. Но тогда мы иного и не знали.

— А теперь? Как ты видишь свою жизнь теперь?

— Ты не первая, кто задает за сегодня мне этот вопрос, — чуть улыбнулся я. — Есть у меня планы…

— Уйдешь…

— Уйду. Но не сразу. Пока тут со всем не разберемся, я останусь.

— А потом?

— Суп из одной чрезмерно любопытной Веры. К чему тебе эта информация? Ты меня знаешь всего пару дней, и сразу такой интерес?

— Ты сильный, — повернувшись на бок, она посмотрела на меня, — есть в тебе какой-то внутренний огонь, какого я ни у кого не встречала. На него хочется лететь, к нему хочется прикоснуться. Ты говоришь — старик. Но когда был бой… Ну, когда пришли эти уроды к поместью, я увидела юного воина. Всего на миг, но мне показалось, что твои черты поплыли, и я поняла, какой ты внутри. Это все оболочка, -дотронулась она до моей старческой руки. — Но там, глубоко, живет тот, за кем бы я пошла дальше.

— А как же графиня?

— Я, в отличии от Тихомира, скажем так, наемный работник и могу уйти в любой момент. Впрочем, уверена, что Наталья думает так же. Так что гордись — даже в таком виде ты способен покорять девушек. И да… Сегодня я сплю у тебя…