Поместье для брошенной жены (СИ) - Белова Екатерина

Талье виновато поникла, а после почти легла ему на гриль, сладко вжимаясь в бедра.

— Я накажу проверять, кто по дому ходит, — зашептала горячо. — Няньку я твою уволила, а кухарку с собой привезла, и слуг немного поменяла. Этот тощий ваш работник только без дела болтался, а я взяла дельного вея, который в артефакторике понимает, и экономку взяла со стороны. Столичную.

Желание мгновенно схлынуло.

Кого она уволила?

— Погоди, Алье, — Берн резко привстал, и Талье буквально скатилась в него, упав на постель тряпичной куклой. — Ты няньку уволила? И Бира?! Ты хоть понимаешь, что наделала?

Талье, в которой желание причудливо мешалось с гневом, тут же атаковала:

— Конечно, понимаю. Уволила двух бездельников! Старуха вечно ходила по дому и ахала. Не то меняете, не туда лезете, а сама весь день дрыхла в кресле! Это, по-твоему, работница? Это она-то экономка? Как она хозяйство не развалила непонятно. Или этот твой тощий Бир! Сутками таскался по чужим домам. То у одной бабы в постели полежит, у другой позавтракает, то вообще на сутки запьет с приятелями. И глаза! Глаза, как у жабы. Смотрит и говорит, мол, не сомневайтесь, вейра, уволюсь без вопросов, а вы за мной еще побегаете! Только уже за двойную оплату.

Берн едва не взвыл.

О да. Он побегает. И за двойную оплату.

Этот пьющий прогульщик Бир обладал огромным преимуществом перед всеми столичными профессионалами. Он знал южную область вдоль и поперек, непрерывно пополняя сведения обо всём происходящим на Юге. Кто с кем спит, кто что ест, почему развелся и на ком женился, а то и чем хороша в постели молодая невеста. Какие акции куда вложены, чье производство какую прибыль крутит, да куда вкладывает, с кем стоит пить, да как подобраться к несговорчивому сквайру, с которым разругался намедни.

Абсолютно все умещалось в прилизанный голове Бира с жабьими глазами. Десять лет назад его привела Риш, едва ли не шантажом заставив взять его на работу. Да что там! Он первый месяц сам видел в нем забулдыгу, пока тот не нашел подход к старику Вару.

А нянька! То-то она на него, как на червя смотрела. Ибо лишь червь в силу слепоты не ведает, что творится в его доме.

Он хотел тряхнуть Талье. Заорать. Отхлестать по розовым щечкам. Но… в следующем месяце последний прием зелья. Глава Гроц лично выдает ему бутылочку с заветным зельем, пробуждающим дракона. Еще месяц прежде чем он решится укротить жену.

Возможно, он полетит. Поднимется на хрупких пока крыльях в небо, сможет удержаться в синеве свыше жалких пяти минут.

— Нянька всю жизнь при нашей семье, — сказал он тише, чем рассчитывал. — Она меня выкормила, потом моих детей. Она останется в доме.

Талье с неудовольствием вскочила с кровати, откинув за спину блестящую волну волос:

— И что? — спросила раздраженно. — Твои оболтусы уже давно выросли из детских штанишек. Им уже не нянька нужна, а хорошая порка. И что теперь, всю жизнь держать при доме няньку, просто потому что она попы твоей малышне когда-то мыла? Берн, очнись! Пусть идет на все четыре стороны. Мир большой. Ты не обязан её содержать.

— Она останется при доме, — мягко прервал ее Берн.

Талье осеклась.

Она обладала одним несомненным преимуществом. Всегда чувствовала грань, за которой начиналась бездна. Вот и сейчас ощутила невидимую сталь в его упреке и.… отступила.

— Хорошо, милый. Ты.… Ты прости, что решаю такие вопросы без твоего участия. Я веду дела, как принято в моей семье, я… очень стараюсь. Для няни будут выделены покои и содержание, не переживай. Наверное, я слишком рьяно взялась за ведение дома, но мне так хочется, чтобы все было правильно. Вини меня сколько хочешь, но твоя бывшая супруга развела в доме просто клоповник. Куча слуг без определенного круга обязанностей, но на хорошей оплате и с выделенными комнатами. Куча каких-то бессмысленных вещей, наваленных в кладовках. Сад неухоженный совершенно. И это при садовнике! Она ему что, за воздух платила?

— Ты уволила садовника?

Берн уже знал ответ, но все равно спросил. Тяжесть навалилась на грудь.

— Конечно! Он же бездельник и редкий бездарь к тому же. Но можешь за него не волноваться, его взяла к себе вейра Фанце, хотя видит отец-дракон, я отговаривала её в свой прошлый приезд. А та, вот дура, посмеялась.

О, да. Талье дважды моталась в его поместье, пока он доверчиво шатался по столичным пьянкам с артефакторами и инвесторами. И умудрилась сломать весь налаженный быт легким движением красивой высокородной руки.

Еще бы эта стерва Фанце не согласилась. Еще бы не посмеялась. Она несколько лет их садовника переманивала, денег ему вдвое больше предлагала, а тот все не уходил. Теперь-то Берн видел, почему не уходил.

Риш держала. Маленькие чайные вечера в саду и допуск на полное творческое безумие в пределах из сада. Разрешение на любые садовые эксперименты в выделенном ему уголке. Риш знала, чем зацепить старика-садовника.

Обратно он его не переманит. Нечем его переманить. У Талье совсем другие вкусы, и отныне в саду будут расти высокомерные розы, а не веребика и шалфей, не белые звезды птицемлечника и малина, стоявшая стенкой к забору.

«Это плата», — сказала нянька и была права.

Это плата за новую жизнь. За жизнь в теле дракона, а не семнадцатилетнего мальчишки, до безумия полюбившего иномирянку. И он должен эту плату принести.

— Ты больше не злишься? — Талье слова сделалась ласковой, как котенок, забралась к нему под бок и сладко дышала куда-то в ключицу.

— Нисколько.

Берн напряженно улыбнулся, и вдруг с удивлением понял, что вынужден подбирать слова и контролировать лицевые мышцы. Талье… нельзя сказать что угодно. Она его выбор и его ключ к последнему заветному глотку драконьего зелья.

Он должен двигаться дальше. Не может же он навечно остаться рядом со стареющей, истончающейся от времени Риш. Страдать, глядя, как умирает в ней веселая девочка с серыми глазами. Даже если это жестоко, он должен продолжать меняться, просто потому что его жизнь гораздо длиннее человеческой. Он видит в темноте подобно зверю, регенерирует, раскладывает на ноты любые сложные ароматы, и уже способен подняться в воздух, пусть и всего лишь во второй ипостаси.

Он уже изменился столь радикально, что от юного влюбленного Берна не осталось и следа. Так. Тлеет что-то невидимое в груди. Ноет. Выпрашивает. Словно его полумертвый, не пробудившийся до конца зверь пытается выкарабкаться из клетки тела.

Но это пройдет. Со временем Риш поймет его. Со временем он и сам привыкнет к Талье.

Почувствует вкус столичной тихой роскоши, кроющейся даже в таких простых и милых вещах, как завтрак или облагороженная клумба. Может и к лучшему, что вырубили цветник. Он же окно перегораживал. Жили в вечной тени, как ифриты.

Он.… просто не привык пока.

26. Допрос. Часть 1

В первый раз я проснулась от поцелуев, осыпающихся на мое лицо мягким листопадом. Не раскрывая глаз, улыбнулась, выгнулась навстречу. Во второй, послушно обхватила ногами крепкий торс, но глаз все равно не открыла, хотя сладкий голос уговаривал, как умел. Например, обещал мне сахарное яблоко, мех лисицы, платье, расшитое тысячей цитринов, полет на драконе и еще целую кучу бессмысленных, но почему-то очень приятных вещей.

В третий раз мне хватило силы воли вывернуться из нежной хватки и с улыбкой закрыть ладонью искушающий рот.

— Уже обед, — сказала мягко. — Следующего дня. Мы не можем лежать в кровати вечно.

Хотя и очень хочется. Остаться здесь на долгий горячий срок, внутри этой минуты, пока не наступило неизбежное отрезвление. Плата за совершенные глупости. И прочие важные дела, которые неизбежно сопровождают секс с принцами. Расспросы, взгляды, домыслы, сплетни. Пусть даже это будет длиться всего месяц в пределах одного военного отряда. Приятного-то мало.

На периферии сознания мелькнула трусливая мыслишка, что инициацию можно было бы и отложить. Вернуться домой и рассмотреть кандидатуры других драконов. Спокойных и не очень высокопоставленных. Например, южных сквайров или средней руки артефакторов с небольшим титулом.