Наследник огня и пепла. Том Х (СИ) - Добрый Владислав

Это была Левентия. В платье цвета тёмного золота, с косой, перевитой проволокой и перьями. Прекрасная, как статуя на военной надгробной плите. Рядом с ней застыли две фрейлины — молоденькие, с перепуганными глазами. Они делали вид, что роняют платки и поправляют броши, но прислушивались в оба уха.

— А ты? — раздался голос Адель. Спокойный. Опасный. — Ты рождена Вирак. Но этого мало, чтобы встать над другими. Даже если у тебя хватит чести — ума у тебя не больше, чем у охотничьего пса. Он тоже лает на всех.

Один из слуг, что разносили по саду воду и тёплое вино, споткнулся и поспешно отвернулся — будто не хотел быть свидетелем.

— Ты… — Левентия зашипела как змея и шагнула вперёд. Платье её звякнуло серебряным шнуром на лифе. — Мой муж — Гарвин Алнез. Мой Дом не позволит, чтобы я сидела на краю. Я имею право быть в центре. Я из Вирак!

— Именно поэтому тебе не доверяют ни Алнез, ни женщины за высоким столом, — Адель говорила медленно, не повышая голоса. С каждым словом фразы становились тверже. — Ты пришла в их дом — и хочешь вести себя как полководец, а не как хозяйка. Но ты не на поле брани. Здесь не бьют мечами. Здесь бьют словами. А ты ни к тому, ни к другому не готова. Или хочешь бросить мне вызов? Я попрошу дать тебе свои запасные доспехи. Хотя, ты в них не влезешь.

Позади Левентии фрейлина всхлипнула, подавив смех. Та обернулась — и девица замерла, отведя глаза.

— Ты так ловко владеешь языком. Не хуже сольдатской шлюхи, — процедила Левентия. — И я вобью твои слова тебе обратно в глотку. Только по обычаям Вирак. На конях. С копьями.

— Так давай сломаем копьё хоть сейчас, — Адель сделала шаг навстречу.

В этот момент мы подошли. Сперат шёл чуть позади, как испуганно вертя башкой, не знающий, за кем приглядывать — за женщинами или за мной. Мы окликнули их на подходе. Я свою, Гарвин свою. Адель повернулась ко мне — медленно, но сразу расслабилась. Я видел, как она держит себя в руках. Даже не дрожит, но пальцы побелели. Гарвин свою предпочел приобнять, словно готовясь удержать, если она вскинет руку в жесте боевой магии.

— Мы просто обсуждали, кому стоит сидеть во главе стола, — сказала она.

— По-моему, всё уже решено, — ответил я, взглянув на Левентию.

Та вскинула подбородок, отвернулась, вырвалась из под руки Гирана и пошла. Ни реверанса, ни поклона. Но шаги были отчётливы, гордые — уходит не проигравшая, а та, кому надоело.

Я подошёл к Адель. Она стояла неподвижно, как статуя. Я взял её за руку — она была холодной.

Адель усмехнулась и прошептала:

— Эта женщина очень своенравна. Ей придется принять, что не все вокруг её слуги. Но, пожалуй, это не столь значительное недоразумение.

— Кажется, вашей сестре нездоровится, — уже шептал Треве Тибальту Вираку, так, чтобы его слышал и растерявшийся Гарвин. — Мы все относимся к этому с пониманием. Не страшно, если она покинет пир…

Обменявшись понимающими взглядами с остальными, я прошёл в зал к пирующим. Там как раз выступали акробаты. Они ходили на руках, довольно неуклюже. Но этого было достаточно, чтобы вызвать неприкрытый и дикий восторг благородных рыцарей. Благородные дамы за отдельным столом куда тоньше чувствовали происходящее — и с жадностью всматривались в лица меня и Адель. Кроме тёти Розы. Она сидела по правую руку от стула Адель и весело болтала сразу с двумя молодыми рыцарями — судя по цветам, из свиты Вирак.

Я помню, как Адель обсуждала со мной, кого посадить на самое почётное место. Решили — тётушку Розу. Как ни крути, она дама уважаемая. Заодно и никого не обидим из жён глав Великих Семей. Увы, всё-таки обидели.

Вскоре вернулись Гарвин и Тибальт, сообщив что Левентия покинула нас по «уважительной» причине. И пир пошёл по правильному пути — все пили, смеялись и решали мелкие проблемы: вроде споров или даже застарелой вражды вассалов и деловых интересов. Маэль Лесан тремя фразами умудрился поставить нас перед фактом о повышении цен на дрова. Он уже успел договориться с Алнез — у остальных семей не было особых возможностей на это повлиять. У Алнез во владениях было много склонов, поросших кривыми деревьями, которые они периодически прореживали и засаживали заново. У Лесан было интереснее. Они отвоевали у Гибельных Земель немаленькую площадь — как нидерландцы у моря. Только вместо плотины — ров и земляной вал с частоколом.

— Вы забыли, что значит Гибельные Земли, — бросал в разговор одну фразу Маэль и надолго замолкал. Зато разговор подхватывал Гарвин. Они сдружились за этот год. Гарвин даже несколько раз бывал в замке Лесан. Он как будто расслабился после того, как выпроводил жену. Стал меньше пить, но больше говорить.

— Это уж точно, мой друг! На прошлой неделе, сеньор Магн, я как-то наведался к сеньору Маэлю, но не застал его в замке. И вы представляете, мне говорят, что он на охоте! Я, немедля, трясу этого подорожника с которым говорил, пока он не признается, куда ехать — и скачу туда. И застаю такую картину, — Гарвин осматривает нас с улыбкой. — Сеньор Маэль со своими друзьями воюет с гусеницей!

Он заразительно хохочет. Потом поясняет, что гусеница размером с телёнка. Лохматая. Жёсткие, полуметровые иглы. Ядовитая. Вылезла из-под земли и принялась жрать лес. В процессе Гарвин даёт пояснение: Лесан земли на границе с Гибельными Землями отдаёт вассалам и арендаторам, но дальше, в глубине, держит рощи фруктовых деревьев. И я впервые понимаю опасность Гибельных Земель — дело не столько в том, что магическая радиация от них меняет флору и фауну.

— Честно говоря, я бы не стал есть их персики, — между делом говорит Гарвин. — Я почти уверен, что некоторые деревья ойкают, когда их срывают!

Трудно сказать, насколько он шутит. Маэль это не опровергает. Только замечает, что раньше приходилось вырубать и пускать на дрова, и засаживать саженцами заново фруктовые сады каждые лет пять. А сейчас, случается, даже у самого вала деревья остаются нормальными и по десять лет. Он упоминает, что это случается не из-за волшебных превращений деревьев в нечто странное, а из-за болезней или просто внезапного умирания целых рощ. Я делаю себе поправку в картине мира. Значит, Гибельные Земли редко порождают мутантов — обычно они просто медленно убивают. Правда, если что-то там приспособилось жить — это обычно нечто с волшебными свойствами. Даже трава в глубине Гибельных Земель, как говорят, умеет охотиться.

Маэль подумывает передвинуть вал ещё немного вглубь. Считает, что их «гибельность» заметно ослабла в последнее время. Этим тут же интересуется Треве — чует выгоду.

Начинается горячий спор — на какую глубину безопасно засеивать Гибельные Земли. Впрочем, там, где это возможно, крестьяне уже и так это делают, так что я не особо прислушиваюсь. Засматриваюсь на студиоза, который создаёт иллюзии весьма откровенно одетых девиц. Я не пригласил никого из Университета — не стоит смешивать разные компании, как и людей разного круга. Тут и без того трудно за всеми уследить: Сперат уже дважды срывался к столам оруженосцев, чтобы осадить слишком громких или задавить в зародыше начинающуюся склоку. Тут ещё не придумали столовые ножи — все режут еду своими кинжалами. И слишком уж часто их держат так, словно хотят пырнуть, а не отрезать.

И вот я замечаю Калеба. Калеб Маделар. Я его никогда не видел, знаю лишь по словесному описанию.

Он сухой, темноволосый, бледный, почти безбородый. Плоское лицо, будто высеченное из грифеля, с тонкой, ироничной, уставшей улыбкой. Всегда одет строго и бедно, но безукоризненно: даже ткань цвета зеленоватой гнили лежит идеально. Калеб выше простолюдинов на полголовы. Это мало: обычно даже самый худородный вассал превосходит крестьян как минимум на голову. А я возвышаюсь даже над ними на столько же. Интересно, какой у меня сейчас рост? Наверное, не меньше двух метров. Я выше Калеба почти на столько же, насколько Сперат выше меня. И он кажется мне мелким. Это странным образом заставляет относиться к нему пренебрежительно. Я старательно давлю это чувство.