Император Пограничья 7 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Приведи себя в порядок и никакого алкоголя. Я запрещаю тебе пить.

В последнюю фразу я влил частичку Императорской воли. Маг и так невероятно опасен для людей, а пьяный маг опасен вдвойне.

Матвей дёрнулся, словно от удара. Глаза расширились, и на мгновение в них мелькнул прежний огонь — тот самый, что когда-то делал его одним из лучших студентов Смоленской академии. Маг несколько раз моргнул, явно пытаясь понять, что произошло.

— Я… — голос сорвался, и Матвей откашлялся. — Что вы…

Он замолчал, прижав ладонь ко лбу. По его лицу пробежала целая гамма эмоций — замешательство, испуг, недоумение.

— Странно, — пробормотал метаморф. — Только что подумал о вечерней бутылке, и… — он поморщился, словно от головной боли. — Меня чуть не вывернуло. Как будто само тело протестует против мысли о выпивке.

Крестовский посмотрел на меня с подозрением:

— Это вы сделали? Но как? Я не чувствовал магического воздействия. Никаких ментальных щупов, никакого вторжения в сознание. Просто… просто ваш приказ, и теперь я физически не могу даже думать об алкоголе без тошноты.

Маг провёл рукой по спутанным волосам, и я заметил, как дрожат его пальцы — первые признаки ломки.

— Двадцать лет… — прошептал он, всё ещё глядя на меня с непониманием. — Двадцать лет я глушил воспоминания дешёвым вином. И вдруг… словно кто-то перекрыл кран. Просто взял и перекрыл.

Он покачал головой:

— Не понимаю, как вы это сделали. Это не похоже ни на одну известную мне школу магии. Но… — Матвей криво усмехнулся, — результат налицо. Даже мысли о вине теперь вызывают отвращение.

Крестовский поднялся, пошатнулся, но устоял:

— Ладно. Раз уж вы каким-то образом отобрали у меня единственное утешение, придётся жить трезвым. Приведу себя в порядок. Но когда начнётся ломка — а она начнётся, поверьте — надеюсь, вы знаете, что делаете. Я могу неосознанно перекинуться… Такое уже случалось.

Мысленно я скривился, представив метаморфа в боевой форме, который мучается от белой горячки.

— Когда станет худо, найди либо нашего врача — итальянец, не перепутаешь, либо целителя по имени Георгий Светов.

Метаморф медленно кивнул и добавил:

— И… спасибо. Наверное. Сам бы я никогда не смог остановиться.

Проводив мага, я вышел на улице. Кузьмич что-то объяснял новоприбывшим, активно жестикулируя. Дети ветеранов с любопытством разглядывали местную детвору. Жизнь острога продолжалась, несмотря на приближающуюся угрозу.

«Триста жизней, — подумал я. — Триста причин не сдаваться».

Вернувшись в кабинет, я достал магофон и набрал знакомый номер. Гудки тянулись мучительно долго — Стремянников явно был занят. Наконец в трубке раздался голос юриста:

— Слушаю.

— Пётр Павлович, добрый день. Есть одно дело.

— Прохор Игнатьевич, — в голосе адвоката появились заинтересованные нотки, — чем могу быть полезен?

Я устроился поудобнее в кресле, собираясь с мыслями. То, что я задумал, было скорее формальностью, но необходимой.

— Мне нужно, чтобы вы составили и подали официальный запрос в княжескую канцелярию Владимира. От моего имени как воеводы Угрюма.

— Запрос? — Стремянников явно доставал блокнот, я услышал характерный шелест бумаги. — О чём конкретно?

— О предоставлении отряда Стрельцов для защиты населения острога в связи с приближающимся Гоном Бездушных.

На том конце провода воцарилась тишина. Потом юрист осторожно уточнил:

— Вы же понимаете, что шансы на положительный ответ…

— Практически нулевые, — закончил я за него. — Знаю. Более того, почти уверен, что мне намекнут на необходимость «дополнительного финансирования» для решения вопроса.

— Тогда зачем? — в голосе Стремянникова сквозило искреннее недоумение. — Простите за прямоту, но это пустая трата времени. Князь Веретинский не пошлёт Стрельцов в Пограничье, тем более в ваш острог.

Я усмехнулся, хотя адвокат не мог этого видеть:

— Недавно у меня состоялся интересный разговор с воеводой Ракитиным из Иванищ. Знаете, что он рассказал? Руслан обратился за помощью в ту же канцелярию. Ответ был предсказуемым — тысяча рублей за отряд из двадцати Стрельцов. Для маленькой деревни — неподъёмная сумма.

— И вы хотите получить такой же отказ?

— Я хочу услышать это своими ушами, — мой голос стал жёстче. — Пусть будет официальный документ, подтверждающий, что княжеская власть отказывается защищать своих подданных. Пусть будет зафиксировано, что с нас берут налоги, но не предоставляют защиту.

Пётр Павлович понимающе хмыкнул:

— Собираете доказательную базу? Планируете использовать это в будущем?

Умный человек. Сразу уловил суть.

— Скажем так, любой документ может пригодиться. Особенно если в нём чёрным по белому написано, что князь бросает своих людей на произвол судьбы.

— Понял вас, — юрист уже деловито что-то записывал. — Составлю запрос в самых корректных выражениях. Укажу количество населения, наличие детей и женщин, близость к вероятному вектору движения Гона. Сошлюсь на прямую обязанность княжеской власти обеспечивать безопасность подданных.

— Отлично. И обязательно упомяните, что мы исправно платим все налоги и сборы.

— Разумеется. Когда нужно подать?

— Чем быстрее, тем лучше. Гон может начаться дней через 10–12.

— Сегодня же сделаю, — пообещал Стремянников. — И сразу потребую письменный ответ в установленные сроки — трое суток для срочных обращений.

— Вы знаете, намекнут ли на взятку сразу или подождут официального отказа?

Адвокат невесело рассмеялся:

— О, тут как повезёт. Если попаду к старшему секретарю Мамонтову, он сразу начнёт про «возможные пути решения вопроса». А если к его заместителю Хрущёву — тот сначала откажет по всем статьям, а потом, как бы между делом, упомянет о «благотворительных взносах на нужды обороны».

Я покачал головой. Коррупция разъедала княжество изнутри, пока на границах гибли люди.

— Ладно, действуйте. И держите меня в курсе.

— Непременно.

На миг в голове пронеслась мысль подать жалобу на нападение людей Демидовых. У меня ведь были свидетели. Однако я тут же отбросил её. Это наши с Никитой Акинфиевичем разборки. Втягивать официальные структуры не хочу — всё равно ничего не добьёмся, только время потеряем.

Попрощавшись, я положил трубку и откинулся в кресле. За окном уже смеркалось, во дворе зажигались фонари. Где-то там, в непроходимых лесах, собирались твари, готовые хлынуть на поселения людей. А княжеская власть торговала защитой, как купцы — шелками.

Мысли о сложившемся во Владимире положении вызвали неприкрытую злость. Эти чернильные крысы фактически убивали самые бедные слои общества. Погибнут под когтями Бездушных — меньше забот.

Интересно, понимает ли Веретинский, что рубит сук, на котором сидит? Каждая уничтоженная деревня — это потерянные налоги, рабочие руки, рекруты для армии. Но похоже, князя больше волновали сиюминутные выгоды.

Ничего. Пусть отказывают. Пусть вымогают. Каждый такой документ — ещё один гвоздь в крышку их гроба. Когда-нибудь народ спросит, куда шли налоги и почему Стрельцы сидели в казармах, пока люди гибли. А я прослежу, чтобы этот вопрос услышали… О да, спрошу громко и чётко!

А пока придётся справляться своими силами. Благо, с прибытием ветеранов и Крестовского наши шансы заметно выросли.

Выйдя из кабинета, я направился в общий зал, по пути отправив посыльных собрать всех ключевых людей. Через четверть часа в помещении собрались Борис, Василиса, Полина, Зарецкий, Тимур, Игнатий, Захар и кузнец Фрол.

— Итак, теперь у нас есть всё необходимое. Пора запускать полномасштабное производство патронов.

Глава 3

Ранним утром я устроился в отдельной мастерской, подальше от шума превращаемого в цех амбара. На столе передо мной лежали латунные слитки — тускло-золотистые бруски, холодные на ощупь. Рядом — разобранный автоматный патрон, служивший образцом.