Двойник короля 19 (СИ) - Скабер Артемий

Я поднял бровь. Интересно. Значит, хан тоже преследует свои цели в этом визите. Что ж, наши интересы совпадают, а я не упущу свой шанс потренироваться в новой магии подчинения духов.

— Хорошо, — кивнул коротко. — А что с нашей группой?

— Все с нами, — ответил Жаслан. — Бат на разведке, вернётся к вечеру. Шаманка… — монгол оглянулся. — Вон она, позади, с обозом трав.

Проследил за его взглядом. Действительно, девушка ехала в некотором отдалении от основных сил, окружённая другими шаманами.

Степь медленно менялась, становилась более холмистой, кое-где появлялись редкие деревья и кустарники. Мы приближались к капищу.

— По дороге встретили много монстров, — вдруг произнёс Жаслан, глядя прямо перед собой.

А мне не сказали. И ведь такая была бы возможность пополнить мою личную армию. Вот это, конечно, потеря потерь. Внутри хомяк действительно скрёб когтями от досады.

— Их всех убили и везут с собой, — продолжил монгол. — Великий хан приказал доставить всё до ваших земель, чтобы вы могли сделать нам зелья.

Кивнул в ответ.

— Скоро остановимся, — сказал Бат, глядя на солнце. — Хан не хочет приближаться к капищу в темноте.

Разумная предосторожность. Ночь — время духов, и лучше встретить их на своих условиях, при свете дня.

Когда солнце стало клониться к горизонту, авангард армии остановился, по цепочке передали приказ разбивать лагерь. Следующая наша остановка — капище, но туда отправимся на рассвете.

Я спрыгнул с коня, потянулся, разминая затёкшие мышцы. Вокруг закипела работа.

Бат с остальными вернулся с разведки, когда солнце уже почти село. Слез с взмыленной лошади, коротко поклонился мне и хану, стоявшему рядом.

— Путь чист, повелитель, — доложил он. — До капища полдня езды. Следов врагов нет.

Хан кивнул, удовлетворённый докладом.

— Завтра возьмём только малую свиту, — сказал он, повернувшись ко мне. — Остальные пусть ждут здесь, на капище не место большой армии.

— Согласен, — ответил я. Меньше людей — меньше помех для моих экспериментов с духами.

Когда стемнело, лагерь превратился в море огней. Вокруг каждого собирались монголы — ели, пили, переговаривались, точили оружие, песни плыли над степью.

Тимучин пригласил меня к своему костру — честь, которой удостаивались немногие. Мы сидели, пили кумыс из серебряных чаш и смотрели на пламя. Каждый думал о чём-то своём.

— Люблю нашу природу, — вдруг заявил мужик, делая глоток напитка. — Это ощущение свободы, жизни.

Его низкий голос с хрипотцой звучал непривычно мягко. Я кивнул, соглашаясь.

— Сидеть во дворце… — продолжил Тимучин, глядя на танцующие языки пламени. — Это не по мне.

Он сделал ещё глоток кумыса. Серебряная чаша блеснула в свете костра, пальцы хана, покрытые шрамами, крепко обхватывали металл.

— В своё время у меня были только степь, конь и армия, — продолжал мужик, не отрывая взгляда от огня. — Мы двигались, сражались, умирали. А запереться в каменных стенах — это не моё.

В его голосе слышалась тоска.

— Согласен, — подтвердил я, вглядываясь в лицо Тимучина.

Хан повернулся, и его тёмные глаза впились в меня. Взгляд — острый, пронзительный, будто пытался заглянуть в самую душу.

— Русский! — вдруг уставился внимательно. — Ты ведь не остановишься?

Я поднял бровь, не совсем понимая, к чему он клонит. Тимучин смотрел так, словно задавал вопрос жизни и смерти.

— Твой путь, — объяснил он, видя моё непонимание. — Хочется мне, пока живу, стать свидетелем масштабных и грандиозных событий. Вся эта мелкая вражда, пакости, стычки не по мне. Душа требует чего-то такого…

Я задумался буквально на мгновение. Перед глазами пронеслись картины прошлого: мой путь, битвы, победы. Всплыли наброски будущего.

— Ну слава создателю! — хмыкнул мужик, наблюдая за моим лицом. — А то я уже переживать стал, что ты после отцовства домоседом заделаешься. Будешь себе растить детей да иметь новых жён и наложниц.

Я поделился с ним своим… новым положением. А с кем ещё? Голем снова просто камень, девушек нет, даже Ама.

— Не в моём характере, — улыбнулся, отбрасывая ненужные сейчас мысли. — У меня есть цели, и я их достигну.

Сказал и почувствовал, как внутри поднимается волна решимости. Отцовство не изменит моих планов, да и вообще ничто не изменит.

— А когда они закончатся? — спросил хан, внимательно наблюдая за моей реакцией.

Вопрос с подвохом. Тимучин проверял меня, мои амбиции и решимость.

— Найду новые, масштабнее и интереснее, — пожал плечами. — Мир слишком велик, чтобы останавливаться.

Мы замолчали. Костёр потрескивал, выбрасывая искры в ночное небо. Где-то вдалеке монгол запел протяжную песню — слова непонятные, но мелодия брала за душу.

Хан в последнее время хандрил и почему-то делился этой тоской со мной. Кому ещё может открыться великий Тимучин? Только равному. Он всё больше понимал своё место в мире, своего народа. Сетовал, что всё изменилось и нет больше той романтики, которая его пленила и возвысила до правителя. Страны сотрудничают, а не воюют. Вызовы стали меньше и тусклее. Собирался ли он успокаиваться? Нет. Просто мне как его другу выпала удача слушать старческие причитания.

Я наблюдал за ним, пока он смотрел в огонь. Старый волк. Уставший, но всё ещё опасный. Может, потому так охотно согласился помочь мне? Ищет последнее приключение перед тем, как войти в историю? Может, потому что мы приближаемся к месту его убийства, туда, где он в форме духа провёл много сотен лет? Это место что-то значило для него — возможно, больше, чем он показывал.

Мы посидели ещё немного, допивая кумыс. Огонь постепенно угасал, становясь всё ниже. Наконец, Тимучин поднялся — движение лёгкое, стремительное, совсем не старческое. Его фигура на фоне звёздного неба казалась высеченной из камня.

— Пора собираться, — сказал он коротко. — Завтра длинный день.

Я кивнул, тоже поднимаясь. По лагерю уже пошла команда убирать шатры, седлать коней. Снова на лошадей, и дорога к капищу, к духам, к новой силе.

Мне вернули моего скакуна Галбэрса. Конь встретил нетерпеливым фырканьем, словно упрекая за долгое отсутствие. Я провёл рукой по шелковистой гриве. Монголы по-прежнему смотрели на мой транспорт с какой-то усмешкой и мотали головами. Замечал эти взгляды краем глаза — смесь недоумения и скрытого веселья. Галбэрс и сам, казалось, чувствовал эти взоры. Нервно перебирал ногами, прядал ушами, иногда сердито косился на других лошадей. Упрямец, индивидуалист. В чём-то мы похожи.

Спросил у Жаслана, который проверял подпругу на своём жеребце неподалёку:

— Почему они так смотрят на моего коня?

Монгол выпрямился, бросил оценивающий взгляд на Галбэрса.

— Это редкая порода, — ответил он, старательно подбирая слова. — И её нечасто используют для войны или походов.

В голосе слышалась сдержанная насмешка. Глаза прятал, делая вид, что проверяет сбрую.

«Ничего они не разбираются!» — подумал раздражённо.

Моя лошадь может скакать дольше, быстрее. Ну, с характером немного — лягается, не слушается. Она сбежала от моей группы, когда я оставил её, и ещё сломала руку одному из монголов. Вот все и взъелись на него. Но это не значит, что Галбэрс хуже их невзрачных степных лошадок. Просто… особенный, как и его хозяин.

Я взобрался в седло. Скакун тут же напрягся, почувствовав моё настроение. Похлопал его по шее, успокаивая. Конь расслабился, но лишь немного, всегда готовый сорваться в галоп по первому требованию.

Авангард двинулся в путь на рассвете. Тимучин впереди, рядом с ним — десять лучших воинов. Я держался чуть позади, в компании Бата, Жаслана и нашей старой группы. Шаманка постепенно приближалась к нам, по несколько метров каждый день. Думала, что я этого не замечу. Что у девки в голове? Загадка. Да мне, если честно, плевать.

Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая степь в золотистые тона. Роса блестела на траве, воздух был свежим и чистым. В такое утро легко поверить, что день принесёт удачу.