Гнездование - О&#39

Наполненная внезапно нахлынувшей энергией, Киара берет в руки полотенце, которое оставила на кухонном подоконнике еще на прошлой неделе. Пора разобраться с чертополохом на лужайке. Она просила Райана выдернуть его, но в ответ получила только обвинения, мол, она относится к нему как к мужу на час, и после этого Райан не разговаривал с ней несколько дней. Как упоительно хрустят корни, когда она втыкает лопату в землю.

В начале пятого дверь на террасу внезапно распахивается. Киара потеряла счет времени, сидя на пледе и напевая Элле песенки.

Райан выходит в сад, и день переворачивается с ног на голову. Киара вскакивает, словно ее пронзил электрический разряд.

– Ты сегодня раньше?

Он подходит ближе, обнимает ее сзади, дышит в ухо, блуждая руками по ее телу.

– Вчера ночью было классно.

Глубокой ночью, когда мутится сознание, а комната погружена в кромешную тьму, Киару не раз будили его руки, вес тела, навалившегося сверху. Щеки Киары вспыхивают, голос звучит нетвердо:

– Райан, дети же.

– Перестань, они даже не смотрят.

Девочки затихли. Киара пытается выпутаться из его тесных объятий без громких сцен. Я не слышу собственных мыслей. Весь ее внутренний монолог стерт. Заменен его голосом. В ее голове голос Райана. Ленивая, эгоистка, жестокая, бессердечная. Он разворачивает ее к себе и смотрит в глаза с насмешкой.

– Что вообще с тобой такое? Господи. Улыбнись хотя бы. – Он разжимает объятия. – Я в душ. А ты? Собираешься готовить ужин?

Дверь террасы захлопывается за ним, и Киара понимает, что дрожит.

Снова это чувство глубоко в груди. Громче, чем обычно: хватит. Нужно было сбежать сегодня утром, пока он был на работе. Почему она не слушается собственную интуицию? Нужно подождать до завтра, но что-то внутри нее лопнуло, сломалось. Еще одну ночь она не вынесет. Надо схватиться за эту ясность, пока снова не опустился туман. Пока он снова не вышел из дома с улыбочкой на губах и она в очередной раз не убедила себя, что все это ей привиделось.

Белье трепещет на веревке. Несколько футболок, штанишек, трусов и носков. Хватит на целых несколько дней. Сколько Райан пробудет в ванной? Минут десять-пятнадцать? Ключи от машины и кошелек лежат в плечевой сумке, которую она оставила на кухонном столе. Там же с утра хранятся паспорта, а еще деньги на гидрокостюмы. Скрученные рулончиком десятки и двадцатки, которые она засунула в подгузник. Там он точно не подумал бы искать. Одежда, паспорта, деньги. Я могу уйти. От одной мысли голова идет кругом, да так сильно, что Киара вытягивает вперед руку и ради сохранения равновесия дотрагивается до стены дома.

Волосы встают дыбом на руках. Над соседской лужайкой, как в замедленной съемке, поднимаются мыльные пузыри. До Киары начинают долетать голоса дочерей. Софи дует на одуванчики в золотистом послеобеденном солнце и считает: «Раз… Два… Семнадцать…» Элла лежит на животике, прихлопывает ладошкой пролетающие семена. День клонится к вечеру, скоро ужин. В холодных темно-синих тенях вдоль садовой стены розовые маргаритки, нахохлившись, готовятся к ночи.

Киара медленно приоткрывает дверь на террасу и прислушивается. Уловив шум воды из душевой на втором этаже, она бежит на кухню, хватает со стола сумку.

Выскочив в сад, она начинает срывать с веревки одежду. Свои пижамные штаны. Белый кружевной топ. Тот, в котором провела день в Голуэе. Во время медового месяца. Острое, сладкое воспоминание. Из-за него одного она едва не передумывает.

Детские футболки. С экскаватором. С трактором. С единорогом. Некогда складывать прищепки. Они падают на землю, оставляя розово-фиолетовый след. Яркие стежки, сделанные вслепую на некошеном газоне.

Она замирает с охапкой одежды в руках. Ну конечно же, она сейчас сложит эти ставшие жесткими на солнце футболки в аккуратную стопку и понесет их в дом. Так ведь? Естественно, зайдет на кухню и примется за свои обычные дела: накроет стол, поставит разогреваться духовку, притворится, что все в порядке, так?

Киара сдергивает последнее, что осталось на веревке. Фиолетовое худи, размер: три-четыре года. Солнечный свет украдкой выскальзывает из сада, растягивая тени.

Она шепчет:

– Малышки, идите к маме, нам пора.

Элла встает первой, смешно отставив попку. Бежит, локти ходят взад-вперед, как маленькие поршни, тащит Прыгуна за ухо. Софи тоже несется к ней через лужайку, подняв высоко над землей своего птеродактиля.

– А куда мы, мамочка?

– Нас ждет секретное приключение, – шепчет Киара, выдавливая из себя улыбку. Она поднимает с земли плед, делает из него узелок для высохшего белья. Зарядное устройство. А, нет, в машине есть запасное. Рюкзачки. Нет, на это нет времени. Она поторапливает дочек, подталкивает в спину. – Тихонечко идем вперед, топ-топ-топ. – По боковой тропинке на дорогу, через дорогу, там под боярышником припаркована ее машина. В кривых шишковатых ветках вот-вот раскроются розовые бутоны.

– Прыгаем в свои кресла, девчушки. Вот так.

У Киары дрожат руки, когда она пристегивает сначала Софи, потом Эллу. С тройной застежкой на кресле Эллы она возится, то и дело бросая взгляд на дом, как будто боится, что он сейчас взлетит на воздух.

В поисках знакомого и безопасного места Киара едет в Феникс-парк. Огромное зеленое пространство в самом сердце города окружает ее своим безмятежным безмолвием. На платанах проклевывается свежая листва лаймово-зеленого оттенка. Под ними пасутся лани с красивыми, широко расставленными глазами, следят за молодняком. Голубоватые горы вдалеке покрыты крапинками цвета охры, освещенные ранним вечерним солнцем. Люди в спортивных костюмах на пробежке, люди, выгуливающие собак, люди, толкающие перед собой коляски. Разумеется, если бы Киара присела на одну из деревянных скамеек и рассказала свою историю любому из них, все подтвердили бы, что она поступает правильно. Что она не сошла с ума.

– Мамочка! Я голодная!

– Мамочка, я сейчас ЛОПНУ, если не пописаю!

– Подожди, Софи. – Киара сворачивает налево, на дорогу, ведущую к игровой площадке. Она паркуется, высаживает дочерей из машины и ведет по тропинке, заросшей травой едва ли не по пояс. – Вот тут мы с тобой и пописаем.

– Не хочу.

– Ты же говорила, что сейчас лопнешь.

– Уже не хочу.

– Господь всемогущий. Давай так: если сходишь в туалет, получишь пакетик изюма.

В конце концов Софи позволяет маме приспустить ей штанишки и справляет нужду в траву. Дочка такая тяжелая. Киара пытается найти позу, при которой никто не окажется забрызганным, а потом говорит:

– А теперь писай! Писай!

Когда появляется тонкая струйка, Софи начинает хихикать.

– Писай! Писай! – присоединяется Элла.

Киара хватает на руки Эллу и, не реагируя на ее протесты, укладывает на переднее сиденье, чтобы сменить подгузник. Потом она ведет их через парковку к ярким лазалкам и горкам. Там почти никого нет, время ужина. Три подростка катаются с горки на скейтах, женщина в фиолетовом пальто пытается выманить двухлетку из домика для игр (безуспешно).

Шинейд не отвечает. Маме Киара не может позвонить. Не получится скрыть свой страх, а маму пугать ни в коем случае нельзя.

Она набирает сообщение:

«Куда? Погоди, я в “Теско”» – и гифка с ребенком в желтом комбинезоне, который толкает полную тележку продуктов по проходу супермаркета.

Она усаживает Эллу на детские качели. Софи забирается на качели побольше и тут же начинает стонать:

– Помоги-и, я сама не могу-у-у.

Элла спрашивает:

– Мама, когда Рождество?

Вот что делают дети. Они вытесняют у тебя из головы все мысли. Создают собственную вселенную.

Если бы только ей найти, где переночевать, поговорить с мамой и Шинейд, понять, что делать дальше. Пока она знает одно: возвращаться в дом в Гласневине нельзя. Семьдесят евро наличными в сумке для подгузников, сто пятьдесят на счету (все, что осталось с тех времен, когда она работала, еще до встречи с Райаном). По очереди толкая обе качели, свободной рукой она начинает гуглить: мини-отели рядом со мной.