Гнездование - О&#39

Киара открывает стеклянную дверь террасы и выходит в утренний сад. Погода сегодня ясная. В развешивании белья есть что-то успокаивающее. Легинсы – за штанины, платья – за подол. Аромат кондиционера для белья, тяжесть влажной одежды возвращают ее в детство, в летние дни в Шеффилде. Она вспоминает, как носилась за Шинейд по небольшой лужайке, подныривала под колышущиеся на ветру квадраты только что постиранных простыней. Хватит. Она развешивает белье, а это слово продолжает звучать в ушах, как тихий шепот, едва различимый в рутинном течении домашних дел. Забудь. Какая глупая идея.

После завтрака Киара отводит дочерей в детский сад. По дороге девочки останавливаются, чтобы поздороваться с кошкой, которую они окрестили Мяули; та петляет у них между ног, а потом кокетливо вспрыгивает на стену. Когда они втроем добираются до «Веселых дней», Мейрид только открывает ворота, приветствуя малышей, которые медленно заходят во двор с рюкзачками на спине. Киара в последний момент выхватывает у Эллы из-под мышки Прыгуна.

– Подожди-ка, крошка. Помнишь, что сказала Мейрид? Прыгуну в садик нельзя. Мама последит за ним.

Элла хмурится, но Софи тянет сестру за рукав, и девочки уходят следом за всеми. Началась вторая Эллина неделя в саду. До сентября она и не должна была сюда ходить, но слишком уж хочет быть во всем похожей на Софи.

Киара идет обратно к дому, садится в свою «Микру» и почему-то сажает Прыгуна в плечевую сумку, что лежит на пассажирском сиденье. Как будто ты сможешь мне чем-то помочь.

Можно было бы пойти в местную аптеку «Хикки Фармаси», но в Гласневине у Райана много знакомых. По закону подлости она точно столкнется с кем-нибудь из его коллег по министерству, соседей или прихожан его церкви. Поэтому она решает ехать в торговый центр «Бланчардстаун», там покупает тест на беременность и ныряет в кабинку туалета.

Две фиолетовые полоски.

Присев на закрытую крышку унитаза, Киара издает гортанный звук, что-то среднее между смехом и рыданием. Прячет лицо в ладонях, закапывается пальцами в волосы и начинает плакать. Потом она отматывает немного тонкой туалетной бумаги, вытирает лицо, высмаркивается и разблокирует телефон.

Шинейд отвечает со второго гудка.

– Две полоски?

Киара молчит.

– Так я и знала. Черт, я знала, что так будет. И маме сказала. Говорю, погоди, скоро сама увидишь, спорим на любые деньги, что Киара снова беременна? Я по твоим сообщениям все поняла. Вечно усталая, от еды воротит.

– Погоди, Шинейд, ты что, сказала маме?

– Да боже мой, Киара. Мама и сама бы все почувствовала. Она же у нас телепатка. А ты где?

– В третьей кабинке справа.

– Черт, Киара. – Сестра вздыхает, и Киара видит в воображении этот образ: Шинейд стоит в медицинском халате, руки в боки. Деловая. Как будто ее младшая сестренка – одна из пациенток педиатрического отделения. – Так, слушай. Все будет хорошо. Ты испытала шок, нужно закинуться сахаром. Бери-ка чашку чего-нибудь теплого, булочку – и потом перезвони.

Чужие инструкции так успокаивают, снимают груз принятия решений. Снова почувствовав твердость в ногах, Киара выходит из туалета в широкое пространство торгового центра. В сумке все это время сидел Прыгун, и она вдруг обнаруживает, что достала его и прижимает к груди. Чтобы немного развеяться, она заходит в книжный «Изонс» и берет с полки новую книжку из серии про Мистера Мэна. Домик мистера Перевертыша – самый перевертышный домик в мире! Потом она пробегается по «Эйч энд Эму», берет пару футболок, но, нахмурившись, кладет обратно. Кого ты пытаешься обмануть?

Она покупает чай и маффин с черникой. Я беременна. Конечно, еще одна девочка. Кажется, ей на роду написано рожать девочек. Есть у Шинейд такая фраза: Те, кто любят поспать, в моей семье не рождаются. Не мой конек.

Когда Шинейд отвечает на телефон во второй раз, один из Киариных племянников вопит на заднем плане: «НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ». Это трехлетний Рори, видимо, еще на больничном с ветрянкой. Джои и Нейтан, наверное, сейчас в школе. Она представляет их на террасе дома с крутой лестницей в Шеффилде. Дома, так похожего на тот, в котором она выросла.

Шинейд пытается перекричать всю эту суету:

– Стало чуть полегче, сестренка?

– Да. Я в порядке, просто немного в шоке.

– Это всегда шок, дорогая. Когда ты собираешься рассказать гаденышу, с которым живешь… РОРИ, А НУ ПЕРЕСТАНЬ НЕМЕДЛЕННО! СИЮ ЖЕ МИНУТУ… Минутку, Киара.

Киара невольно съеживается от слов сестры. Первая реакция – броситься на защиту Райана. Взять обратно слова, которые она писала Шинейд, сидя на корточках в детской накануне ночью. От стыда покалывает кожа. Он все еще ее муж. Любовь, упрямая, как устрица на камне.

– Извини, – снова зазвучал в трубке голос Шинейд. – Рори – маленький паразит. Сколько можно повторять, что нельзя жрать пластилин? Господи, – вздыхает она. – Так когда ты скажешь ему про еще одного ребенка?

Его каменное лицо. Нельзя сказать, что он плохо реагировал на новости о предыдущих беременностях. Ее смутило как раз отсутствие реакции. Это ранило сильнее всего. Именно поэтому ей так хотелось тогда обнять его и поцеловать в щеку, несмотря на то что он отворачивался. Разве ты не рад? Совсем не рад?

Она не выдержит еще одной беременности. В голове захлопнулась дверь. Подведена ясная и четкая черта. Каждой косточкой, каждой мышцей тела Киара помнила те месяцы, когда проблематичным казалось даже доносить дитя до положенного срока. По ощущениям она словно тайком проносила их в безопасное укрытие. Защищала живот щитом. Умоляла. Месяцы беременности были единственным отрезком времени, когда она открыто умоляла его проявить снисходительность. Та поездка домой из роддома с новорожденной Эллой, когда они остановились на светофоре… Она до сих пор как наяву видит тот пешеходный переход на Северной окружной дороге, когда она всерьез подумывала выпрыгнуть из машины. Настолько невыносим был поток его слов.

Она игнорирует вопрос Шинейд, снова переводя разговор на пластилин «плей-до» и его съедобность.

– Он же и правда похож на еду, правда? – говорит Шинейд. – Прямо так и манит. Пицца из «плей-до». Булочки из «плей-до». Мать моя женщина, какой идиот вообще его придумал?

У сестры смешанный акцент жителей Шеффилда и Дерри, такой же, как у Киары. Мягкие йоркширские гласные в маминых ирландских словечках.

Постепенно они переходят на обсуждение деталей «Лего», которыми легко подавиться, «Дупло», о которые все то и дело спотыкаются, программы «Танцы со звездами», калорий и приучения к горшку. Но Шинейд такая же, как их мать. Своего не упустит. Разумеется, она заметила, что Киара увиливает от ответа, но достаточно хорошо знает свою сестру, чтобы слишком не давить. Киаре нравится думать, что Шинейд каким-то образом чувствует ее решение. Что она в процессе. Что осадок отстаивается, затвердевает.

По дороге в «Веселые дни» Киара не сомневается, что заберет детей, вернется домой, соберет вещи и уйдет. Но, вернувшись домой, Элла и Софи тут же решают, что хотят покататься с горки в саду. Киара беспомощно идет за ними, захватывая по дороге ланч-боксы, оставленные в прихожей, и выбрасывая бутербродные корочки в мусорное ведро. И снова ритм повседневности несет ее вперед.

На улице слышно гудение газонокосилки. Соседские дети прыгают на батуте, выдувают мыльные пузыри. Софи выносит на улицу коробку из-под обуви, полную динозавров, и спускает их по очереди с пластмассовой горки. Киара расстилает на траве подаренный мамой плед, и Элла плюхается на зеленую клетчатую ткань и начинает кататься по ней, болтая с Прыгуном. Такие моменты – как дар. Посмотри, думает Киара, совсем не обязательно никуда уходить. Ты преувеличиваешь, правильно Райан говорит. Не обязательно уходить. Не нужно заставлять дочек через такое проходить. Все же в порядке.