Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина

Но…

И Мора говорила, что его душа не пришла к ней. Тогда почему все вокруг так уверены, что папенька умер?

[1] Довольно известный состав из экстракта лакрицы, укропной воды и раствора анисового масла на аммиаке. Известен в России с 18 века не только как средство от кашля. В настоящее время почти аналогичный рецепт имеет известный «Грудной эликсир».

Глава 25

Глава 25

«Наибольшею популярностью пользуются акции Северо-Русской торговой компании, которая уж пятый год кряду приносит участникам своим немалую прибыль. А потому даже те, кто изначально относился к сему предприятию с изрядной долей скептицизма, полагая северную торговлю монополией иноземных товариществ, ныне вынуждены признать, что…»

Из доклада князя Величкина о деятельности купеческих и торговых сообществ.

Закончилось всё как-то быстро и без спецэффектов. Туман вдруг поредел, а потом и развеялся, оставив разве что едва ощутимый запашок то ли болота, то ли дыма. Впрочем, вполне возможно, что запах этот исходил от тёрна или вон вообще ветром принесло.

Выбираться из круга я не спешил. Да и Метелька тоже. Он опустился на колени и теперь раскачивался взад-вперёд. Взгляд его был рассеян и явно он думал не о делах нынешних.

Что ж, пускай. Честно говоря, мне и самому не по себе было.

А вот и Михаил. Тоже сидит, сгорбился, будто даже меньше стал. И не шевелится. А если его удар хватил от излишнего старания? Ещё один покойник?

Чтоб…

Но нет, шевельнулся, разгибаясь. А там, покачнувшись, начал заваливаться на бок, но успел руку подставить.

— Эй, — окликнул я. — Можно выходить?

Кивок.

И взмах второй рукой.

Я переступил границу, вычерченную кровью. На той стороне как-то прохладней, что ли. Точно. Не туман на ветвях висит, а инеем прихватило. И Тимоху вон, почти как мертвеца. Но на его лице иней тает, оставляя капельки воды. А те размывают намалёванные кровью узоры.

— Не вышло?

— Не знаю. Странно. Душа не там и не тут, будто посередине, — Михаил отёр собственное лицо. Пальцы его мелко и часто дрожали.

— Дерьмо?

— Твоя речь заставляет задуматься о твоём воспитании.

— Не думай. Нет у меня воспитания. Я вообще дикий. Не веришь, Метельку спроси. Покойники, к слову, приходили. Только молчали.

— Я ж говорю, что не шаман. Чтобы говорить нужна совсем другая сила. Родичи?

— Да. Слушай… а ты как-нибудь можешь определить, умер человек или нет? Ну там… по родственной крови или по другим признакам?

Михаил задумался.

— Не уверен, — ответил он. — Про способ слышал. И надо попробовать. Но потом. Сил пока мало. И если потрачу впустую… или срочно?

— Да не особо. Метелька, отомри.

— Она за меня радовалась, — Метелька поднял голову. — И ещё огорчилась тоже… ну, за то, чего творил… что в воры хотел пойти.

— Так не пошёл же.

— И ей там хорошо. Покойно. Никто не бьёт. Младшие… — он судорожно выдохнул. — Может, если б и я помер, мне бы тоже теперь…

Затрещину я ему отвесил знатную. Нет, может, на том свете райские кущи и буяют, что очень сомнительно ввиду последних моих знакомств, но к чему спешить?

— Ай!

— С мертвецами тяжело общаться. Они силы от живых берут, когда от шамана не могут, — Михаил поднялся на четвереньки. — Я привязал душу Тимофея к телу. Дальше она не уйдёт. В ближайшие пару месяцев точно. Но вернётся ли в тело…

Он покачал головой.

— А если повторить? Когда там сил наберешься?

— Силы тут не помогут. Душа должна захотеть. А она не хочет.

— Почему?

— Не знаю.

М-да. И вправду из братца шаман так себе получился. С другой стороны, я и вовсе понятия не имел, что с Тимохой делать.

— И как нам…

— Я могу его привести в сознание.

— Так это хорошо, нет?

По выражению лица понял, что не особо.

— Сознание будет относительным. Тело, разум и душа связаны. Тело его больно. Может, поэтому душа и не желает возвращаться, что устала от боли?

Может, и так.

Тимоха, конечно, никогда не жаловался, но это ж не значит, что ему не было больно. А постоянная боль выматывает. Даже когда она поначалу вполне терпима, то потом, дальше, берет измором. И в какой-то момент появляется желание сделать так, чтобы боль эта прекратилась.

Пусть не самоубийство, но…

— Разум остаётся, но… он как бы в тумане. Поэтому ждать, что… в общем… со стороны он будет выглядеть душевнобольным.

— Насколько больным?

Потому что душевные болезни разными бывают. А Тимоха здоровый. Сильный. И если окажется, что ещё и буйный, то проще будет и дальше держать его в бессознательном состоянии.

— Полагаю, что как ребенок. Не младенец, конечно, но… недалеко. На самом деле я и сам это всё знаю в теории. И то, пойми, матушка рассказывала мне, что знала сама. А знала она не так и много. Да и знания эти очень отличаются. Она использовала слово, которого в русском языке нет. И перевести его можно и как «потерянный», и как «большое дитя», и как «пустой разум». И ещё тремя другими способами. Понимаешь?

— Понимаю, что надо возвращать душу. Как?

Михаил покачал головой:

— Это у матушки спросить бы.

Ясно.

А спросить получится не раньше, чем мы выберемся. А до того придётся своими силами.

— Но разбудить-то ты его сможешь?

— Вполне.

— Тогда давай. Только так, чтоб если вдруг…

Вдруг не понадобилось.

Тимоха не кричал. Не рвался убежать. Не проявлял агрессии. Он просто открыл глаза и несколько невыносимо долгих минут просто смотрел в небеса. И улыбался. А потом вытянул руку и пальцами пошевелил. И только после этого повернулся на бок.

Увидев меня, он замер.

— Тимоха, это… это я. Помнишь? — я протянул руку. — Савелий. Савка… Мелкий. Можешь Мелким называть, если тебе так хочется.

Руку он навстречу протянул, вот только глаза остались пустыми.

Потерянный?

Скорее уж оболочка от человека. И хочется заорать, потребовать, чтоб вернули всё, как было. Но я касаюсь тёплых пальцев Тимохи.

Вернём.

Не знаю, как, но… выберемся. Найдём матушку Михаила. Чтоб… если понадобится, то в Сибирь поедем, к шаманам. Главное, чтобы в принципе возможно было его вернуть.

А пока…

Метелька отворачивается.

Пока…

Двигаться Тимоха может, значит, пойдёт сам. Это уже хоть что-то. Но какое же дерьмо вокруг.

Мишка лёг прямо на пол. Закрыл глаза.

— Плохо?

— Голова болит. Пройдёт. Так бывает, когда на чужой путь становишься. И без умений. Это не страшно. Далеко меня всё одно не пустило бы. И не пустит. Полежу и пройдёт. Выбираться надо.

Вот тут я с ним полностью согласен.

— Есть… ход, — признаюсь. — Но надо проверить, что с той стороны.

— Проверю.

— Нет. С ними будь.

— Я старше.

— Ага, а ещё шумнее и заметней. И тени у меня имеются. Кстати, что с твой?

— Не знаю. Пока нет. Но и не совсем ушла. Обрыв я бы заметил. А так… слабенькая.

— Понятно. Значит, надо ждать. Так что пойду я. Пущу вперёд теней. Они живых почуют… если те будут.

— Будут. Поместье должны бы оцепить. Выброс заметили бы.

Я думаю. Такой бабах и не заметить.

— Внутрь пока не сунутся. Там света, если не ошибаюсь, столько, что не всякий синодник выдержит. Но в кольцо возьмут. Дороги перекроют. Хотя…

— Что?

— Тут лес кругом. Троп много. Людей, которые своим промыслом живут, тоже хватает. Перекрыть нереально.

И зная тропы, можно просочиться за оцепление. Вот только мы их не знаем. Да и в целом не в том состоянии, чтобы в ниндзя играть. Таньку нести придётся, Тимоха сам пойдёт. Он вон сидит в уголке, жуёт хлеб с салом и что-то под нос курлыкает.

Не буйный и ладно. Но видеть его таким тяжело.

— Хорошо, — я тру переносицу. — Попробую… посмотреть, что там. И тогда решим.