Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

Он жестом велит молчать и оттесняет меня до самой стены, подальше от любых живых свидетелей.

Я сдаюсь и отпускаю его руку, упираюсь спиной в полку.

Хайдес становится напротив, скрестив руки на груди. Чёрная прядь падает ему на лоб, щекочет нос. Мне так и хочется поправить её.

— Для протокола, Хейвен, — говорит он, — ты совсем не последняя, кого я хочу видеть или слышать.

Я хмурюсь. Не понимаю, к чему… А. Сообщение, которое я написала и тут же удалила. Прекрасно.

Чтобы не подыгрывать ему, раз уж мы нос к носу, рассматриваю его внимательнее. На правой щеке расплылся здоровенный синяк, на левом скуле заживает свежая царапина. Этого точно не было после побоев от Аполлона. Но впервые решаю промолчать.

— Появились осложнения.

И точка. У меня сдают нервы:

— То есть?

Он облизывает нижнюю губу. Только сейчас замечаю, что она чуть распухла.

— Афина всё поняла. Рассказала нашим родителям. Кстати, они не особенно обрадовались. — Он машинально касается пальцами раны на скуле.

Он продолжает, но я его уже не слушаю. Подскакиваю и хватаю его за запястье.

— Это они сделали? Синяк на скуле? Твои родители?

Хайдес раскрывает рот, но молчит.

Как можно бить собственного ребёнка? Избивать — за что? За то, что изменил правила их тупой драки? Боже, теперь я чувствую вину в квадрате. Но кто бы мог подумать, что он вляпается в такое?

— Хайдес, — зову я, голос дрожит. Пытаюсь коснуться раны, но он отворачивается. Оказавшись лицом к лицу с синяком, только вздыхаю. — Это твои родители тебя избили?

— Отец. Но неважно. Он делает это только когда мы совершаем серьёзные ошибки, — отмахивается он, словно это ничего. — В остальном у нас есть всё.

Теперь моя очередь таращиться с открытым ртом. Я бы сказала ему, что это ненормально. Но он явно не хочет в это углубляться.

— Ладно, — выдавливаю. — Понимаю, что не имею права судить о твоих родителях, но… Хайдес, ты не заслужил этого. И не заслужил ударов Аполлона. Я бы лучше проиграла, чем видеть тебя таким.

И это предел моей мягкости.

— Так вот, — продолжает он, и я улавливаю в себе неприятное чувство разочарования, — отец и мать хотят, чтобы мы снова провели бой. Перед ними.

О. Ну, этого я могла ожидать. Киваю, заставляя себя держать спокойствие.

— В общем-то правильно. Мы жульничали.

— В нашем доме в Гре… — он морщится. — Стой, что? Тебе кажется правильным?

Я отражаю его гримасу:

— Подожди. В Греции?

Мы застываем, каждый со своей версией одного и того же кошмара. Первым заговорил он:

— Родители родом из Афин. Там у нас вилла. Они хотят, чтобы бой прошёл там.

Я задумчиво бурчу, чувствуя его взгляд на себе:

— Ну, если уж получать по морде, то хотя бы в Греции. Неплохо. Может, ещё и по городу прогуляюсь? До Санторини далеко? Всегда мечтала. И кухня там, наверное, божественная. — Я тараторю всё быстрее. — Подожди-ка: билеты они сами оплачивают? Потому что у меня на счёте десять долларов, и они нужны на прокладки. У меня скоро месячные.

Если раньше Хайдес выглядел растерянным, то теперь он таращится так, будто я трёхголовая корова.

— Хейвен, стоп-стоп-стоп. — Его глаза на миг вспыхивают весёлым огоньком, я успеваю заметить. — Ты правда согласна? Ты поняла, что я сказал? Мы снова будем драться. Я, который боксирую годами, и ты, которая вряд ли умеет делать кувырок.

— Конечно поняла, я же не дура. Я согласна. — Сказала привычно импульсивно, даже не подумав, как объясню брату и отцу поездку: «Эй, я лечу в Грецию, чтобы Хайдес набил мне морду перед своими родителями».

— Тогда ты хуже, чем дура, — отрезает он, будто читает мысли. — Ты сумасшедшая. Почему не возразишь? Могла бы.

Что-то подсказывает мне, что это не так — что у меня нет выхода.

— Я думала об этом, — признаюсь спустя паузу. — Но игра была нечестной. Ты мне помогал. А потом Аполлон полез на ринг и сражался вместо меня. Я не сбежала, да, я осталась до конца. Но этого мало. Я должна была взять ответственность и драться, как умею.

Хайдес ошарашен. За всё время, что мы знакомы, я наговорила ему массу странностей. Но вот сейчас, меж двух книжных стеллажей, в ноябрьский понедельник, я переплюнула саму себя.

Он прочищает горло:

— Это очень благородно, Хейвен. Но вероятность, что я над тобой одержу верх, близка к ста процентам. Ты понимаешь это?

— Попрошу кого-нибудь потренировать меня, — бурчу, уцепившись за внезапную идею. Да, если повезёт, родители не увезут меня прямо этой ночью. Может, будет время. Хотя на самом деле, чтобы научиться драться, мне нужны годы и чудо.

Хайдес ухмыляется, глаза лукаво блестят. Он отходит от полки и надвигается. Я пятюсь, пока не упираюсь в стеллаж, с другой стороны.

— Ах да? И у кого же попросишь?

— Может, у Лиама скрытый талант, — шепчу, сбитая с толку его близостью. Тепло от его тела накрывает меня, живот к животу.

— Лиам проиграет даже ребёнку.

— Перси.

Он выгибает бровь:

— Кто?

— Серьёзно? Он сидел с нами за столом!

— Следующий, Хейвен.

— Гермес.

Он запрокидывает голову и смеётся, но сдержанно, чтобы не шуметь.

Он начинает меня раздражать. Я бы уже ушла, оставив его ржать надо мной и моими жалкими планами, но его корпус наглухо перекрыл путь.

— Ты вообще понимаешь, что прижался ко мне? — выпаливаю.

— Хайдес опускает взгляд на наши тесно прижатые тела: — М-м. Тебя это напрягает? — Его тёплое дыхание задевает мне лоб. — Мы так же делали в твоём порно-сне? Только без одежды?

— Да, напрягает, — выделяю каждое слово. — Отойди.

— Тогда почему ты держишь меня за бёдра?

Я вздрагиваю. И понимаю, что это правда. Мои ладони всё сильнее вдавливаются в ткань его чёрного свитера. Одно знаю наверняка: сдавать позиции нельзя. Я не убираю рук — наоборот, ускользаю ими внутрь, скользя по прессу сквозь трикотаж. Поднимаюсь к груди и, наконец, сцепляю руки у него на шее.

Хайдес смотрит на меня с зажатой челюстью. Интересно, больно ли ему.

— Аполлон тебя неплохо вырубил, — шепчу. — Пожалуй, попрошу его тренировать меня.

Его ладонь мгновенно ложится мне на затылок, сжимает волосы и запрокидывает моё лицо вверх, чтобы мы смотрели друг другу прямо в глаза:

— Даже не надейся. Займусь этим я.

— В этом нет смысла, Хайдес. Мне драться против тебя.

Похоже, до этого момента он об этом не думал.

— Плевать. Аполлон давит одной физухой — это полезно, да. Но я ещё и технику даю, а это главное.

— Тогда почему он тебя уделал? — спрашиваю.

Он выдыхает сухую смешинку и отступает. Охватывает мои запястья — и даже когда наши тела перестают соприкасаться, хотя бы какой-то контакт остаётся.

— Потому что так было нужно, — шипит. — У нас месяц, Хейвен. Хочу видеть тебя в зале каждое утро, до пар. В нормальной форме и с твоими милыми волосами, собранными в хвост. — Наклоняет голову. — Собранными лучше, чем сейчас.

Сейчас у меня пучок, заколотый карандашом; пряди сбились на лоб и щёки, другие щекочут шею.

Хайдес пальцем задевает кончик карандаша:

— До сих пор загадка, как ты умудряешься так их закалывать. На тренировки купи резинку.

Я поднимаю левую руку к его лицу — и мне даже не приходится показывать. На запястье всё ещё та самая резинка, которую он подарил мне на крыше.

Его губы почти складываются в улыбку.

В конце концов он кивает, разворачивается, собираясь уходить:

— Увидимся завтра утром. Не опаздывай. Терпеть не могу тех, кто опаздывает. Опаздывать могу только я.

— Завтра у меня день рождения! — выпаливаю, чувствуя себя дурой.

Хайдес и глазом не ведёт:

— Плевать.

— Более того, — останавливаю его. Проверяю время на телефоне. Полночь. — Сегодня у меня день рождения. Прямо сейчас.

Я обожаю свой день рождения. Я из тех, кто воспринимает его как национальный праздник.

Хайдес кривит губы и поворачивается спиной:

— Всё равно плевать. Спокойной ночи, Хейвен.