Искры на ветру (СИ) - Ярошинская Ольга

Вив подошла к Элаю и устроилась у него на коленях, обняв за шею, а он поцеловал ее в щеку — туда, где осталось пятнышко зеленой краски.

Последние два года были самыми счастливыми в его жизни, хоть и очень хлопотными.

Часть забот Элай щедро переложил на совет. Одним из первых своих приказов он расширил его до тридцати человек, введя туда представителей каждой провинции, но оставив за собой право окончательного голоса. Хильда выступала в совете за Айдану, но вскоре кому-то придется сменить ее на этом посту — она собиралась с головой погрузиться в грядущее материнство. Денфорд трясся над ней как драконица над яйцом и мог думать только о предстоящем пополнении их семейства, так что от него тоже мало толку.

Элай подумывал предложить ее кресло Арну — седой кочевник недавно уступил место главы клана одному из своих сыновей, но его ум оставался все таким же острым. Элай представил, как вытянутся лица важных советников, когда рядом с ними сядет вождь красноперых, и не смог удержать улыбки — не исключено, что Арн предпочтет сидеть на принесенном с собой ковре. Но это было бы отличным напоминанием о том, что млечники теперь часть их народа.

— Как твоя картина? — спросил Элай.

— Продвигается, — ответила Вив и добавила без лишней скромности: — Мне очень нравится то, что получается.

Элай устроил ей мастерскую на втором этаже дома, а потом перенес сюда и собственный рабочий стол. Ему нравилось наблюдать, как жена творит: подбирает цвета, смешивает палитру, вдохновенно водит кисточкой по холсту… Впрочем, ему нравилось смотреть на нее всегда — и неважно, чем она занималась.

На холсте пестрело яркое смешение красок, среди которых выделялось синее пятно — чешуя Тау, и огненно-красный всполох — макушка сына. Вив назвала его в честь отца, которого не успела узнать, — Альрик, а Элай выторговал себе право придумать имя следующему ребенку.

Аль играл в саду, и через распахнутые окна до них доносился его заливистый смех, шутливое порыкивание дракона и строгие интонации Камиллы. Бабушка Вив осталась с ними, в Айдане, чему они все были искренне рады. Сюда же потянулась вереница ее родственников, и Вив быстро сдружилась с многочисленными кузенами. Выяснилось, что девочки в их роду — редкость, так что она сразу превратилась в любимицу всей семьи.

Альрик же унаследовал от матери ее обаяние и умение проникать прямо в сердце. А еще ее аркан чешуи. От отца же он взял темные глаза и два других легендарных знака. Чешуя, поначалу мягкая и едва заметная, теперь сияла на его плечах и груди всполохами темного золота. Их сын родился сразу с тремя арканами дракона, и это означало, что он, вероятно, и есть тот великий король из пророчеств, которому суждено объединить весь мир под своими крыльями. Но для Вив важно было прежде всего то, что со своей чешуей Альрик не убьется в ходе активного познания мира. А Элай с облегчением выдохнул, когда понял, что сыну не придется проходить инициацию.

Рони после событий во дворце словно враз повзрослел. Он стал еще строже относиться к себе, с головой погрузившись в работу. У красноперых нашлись глиняные таблички с клинописью, едва не рассыпающиеся в пыль, и Рони корпел над древними сказаниями, пытаясь разобрать легенды млечников. В перерывах он объезжал своего Монти, который почти догнал Дымка по размаху крыльев, и воспитывал Снежинку по мере сил. Та росла дамой своенравной, и устроила страшный скандал, когда ее разлучили с Инеем. Рони предложил выставить его в драконятник, и лекарь, почти потерявший надежду, махнул рукой.

Так что теперь Иней лежал в загоне Снежинки, в чугунной ванне, полной отборного драконьего… лекарства, замороженный и недвижный, точно заколдованный принц. Рони приходил к нему каждый вечер, читал книги, разговаривал о чем-то и, кажется, даже спорил. Да еще Берта была рядом. Она упросила Элая назначить ее куратором гнезда и осталась в Драхасе, куда прислали новых студентов.

А вот Изольду Элай отправил прямиком во дворец, подарив ей статус главной придворной дамы. Так что теперь госпожа Торсон наводила порядки с королевским размахом и вдалеке от внука. Рони был очень за это благодарен.

Туча Элай сделал капитаном Драхаса, и это назначение стало одним из самых удачных. В характере его друга изначально было что-то отцовское, и он пекся о каждом студенте почти с тем же пылом, что и о дочках-двойняшках, которых родила ему Каталина.

Из сада послышались голоса, Вив тут же соскользнула с колен Элая и бросилась к окну.

— Посыльный из Драхаса, — сообщила она и, перегнувшись через подоконник, спросила: — Что случилось? Да? Правда⁈

И ее голос зазвенел такой радостью, что Элай сразу понял, о чем идет речь.

— Иней очнулся! — воскликнула Вив, обернувшись.

* * *

Дымок домчал нас до крепости за две минуты и опустился прямо посреди драконятника, где уже собрался народ. Держа меня за руку, Элай протиснулся через толпу любопытных студентов, а я невольно вспомнила то время, когда от него шарахались из страха обжечься.

— Король! — выкрикнул кто-то. — Пропустите короля! Кланяйтесь!

— Обойдусь без церемоний, — проворчал Элай.

Иней и правда приходил в себя: морозные узоры на его коже таяли, к щекам возвращался здоровый румянец. Снежинка переступала с лапы на лапу, тихонько порыкивая от волнения, и я успокаивающе погладила ее по белой шее.

А по толпе прокатился вздох — Иней наконец распахнул ресницы.

Он поморгал немного, поднял руку, чтобы потереть глаза и… поморщился, отряхивая пальцы от коричневой субстанции.

— Что за дерьмо? — прохрипел Иней.

Опустив взгляд, охнул. Уцепившись за края ванны, попытался выбраться, но Рони и лекарь, не сговариваясь, положили руки ему на плечи.

— Подожди! Ты слишком слаб! — воскликнул Рони.

— Иней, как себя чувствуешь? — строго спросил лекарь.

Он пощелкал пальцами перед его носом, обхватил подбородок Инея и повернул ему голову туда-сюда.

— Я чувствую себя так, будто меня окунули в ванну с драконьим дерьмом, — проворчал он. — Что за шутки?

— Ты меня узнаешь? — волнуясь, спросил Рони.

— Конечно, я тебя узнаю! Твоя идея была, признайся? — рассердился Иней, но, глянув на друга внимательней, добавил: — Хотя ты и правда изменился. Подрос? И раскачался как будто. Сколько я тут лежу?

Рони неуверенно переглянулся с лекарем. Тот пожевал губами и на всякий случай отступил от ванны.

— Два года, — ответила я вместо них.

— Два года в драконьем дерьме? — с ужасом выпалил Иней. — Это розыгрыш⁈ Очень смешно!

Снежинка, не выдержав, высунулась из-за моего плеча и, склонившись над изумленным Инеем, облизала его лицо шершавым языком и заурчала, торопясь пообщаться с хозяином.

— Снежинка, — прошептал он, обнимая ее лебединую шею, которая теперь была толщиной с крепкий ствол. — Моя девочка, моя крошка! Значит, это взаправду?

— Мы думали, ты уже никогда не проснешься, — хмуро сказала Берта, оказавшись рядом с Рони, как и всегда.

— Я верил, — возразил он, застенчиво улыбнувшись.

А я словно увидела перед собой прежнего Рони, чуть беззаботного, доверчивого и готового следовать за своим товарищем хоть куда.

— Ты порезался отравленной короной, — напомнил Элай. — Но Рони нашел противоядие.

— А еще он читал тебе, — встряла я. — Постоянно. Ты, наверное, не помнишь…

— Помню, — ошарашенно пробормотал Иней, выпрямившись в ванне, а лекарь тем временем поймал его запястье, чтобы измерить пульс, заглянул в глаза, оттянув веко. — Я думал, это мне снится. Точно комариный зуд над ухом. Ты все бубнил и бубнил какую-то муть…

— Это были классические поэмы! — возмутился Рони.

— О боги, кажется, я выучил их наизусть, — застонал Иней. — Особенно одну. — Откашлявшись, он простер руку над ванной и продекламировал: — Он, рожденный дракон, чьи когтистые лапы подобны горным утесам, с чешуей, что горит точно солнечный пламень в зимнем закате… Откуда это в моей голове? Зачем это мне? Впрочем, теперь я при случае могу задвинуть пару строк… Так, погоди!