Ворон, каркни на счастье (СИ) - Разумовская Анастасия

Эйдэн наклонил голову в сторону Кариолана, прижал руку к груди, отвернулся и пошёл навстречу подъезжающему к нам русоволосому всаднику, чертами лица больше похожему на родопсийца, чем на обитателей степей.

— Герман! Ахтар цэйх! — воскликнул ворон тепло и радостно.

Всадник спрыгнул с коня, и они обнялись.

— Кариолан, — я потянула мужа за рукав, — зачем ты…

Но тот гневно глянул на меня, вырвал руку, вложил саблю в ножны, подхватил плащ и решительно зашагал прочь. Я бросилась было за ним, но Кара перехватила меня.

— Эй-эй! Плохая идея Элис. Дай твоему благоверному остыть.

И добавила, мечтательно усмехаясь:

— Ишь ты… ревнует, воронёнок. Горячий, а казался едва тёпленьким.

Я шмыгнула носом:

— Какие глупости! Почему он…

— Потому что ты на Эйдюшу каждый раз с надеждой смотришь, как на героя, который вмешается и сейчас всех спасёт. Знаешь, мужчина может тебе многое простить женщине, но не такие благоговейные взгляды в сторону другого мужчины.

Она сказала это с видом такой умудрённой опытом женщины, словно я была совсем несмышлёной дурочкой, и меня неожиданно зацепило.

— А всё потому, что ты рассказала про Аврору! Теперь орда пойдёт на Старый город, и прольются реки крови. Зачем ты вообще вмешалась в их разговор⁈

— Тебе пожалела, — фыркнула фея, поведя плечом.

— Спасибо, — буркнула я и пошла искать Гарма.

Пёсика я обрела в шатре. Он спал. Спал так самозабвенно, словно и не слышал никакого грохота, топота, словно не тряслась земля под тысячей тысяч всадников. Его задняя левая лапка дёргалась во сне. Гарм поскуливал. Может быть, ему снилась большая, жирная крыса?

Я легла рядом на шкуру, сгребла его и уткнулась носом в светлую шерсть.

Устала. Ничего не хочу.

Кара права. В любых сложных обстоятельствах я смотрю на Эйдэна так, но… что ж мне делать? Я стараюсь любить мужа, я… правда стараюсь, но что ж поделать, если меня тянет к другому, к тому, кому я не нужна?

— Гарм, — прошептала я с горечью, — я — плохая жена. Но скажи мне, зачем он был со мной так ласков?

Пёсик открыл глаза, обернулся ко мне, облизал лицо.

— Понимаешь… Меня же никто никогда не любил. Только нянюшка. Маме было некогда — она любила мужа. Папа тоже был занят. Нянюшка всегда говорила, что главное — любить самой, и неважно, любят ли в ответ тебя, но… Я устала, Гарм. Стоило мне только стать сумасшедшей, и оказалось, что у меня нет ни одного друга. Ни Ноэми, ни Маргарет, ни Рози, никого.

Гарм тявкнул.

— Да-да, ты, — рассмеялась я. — Не знаю, чтобы я без тебя делала. Совсем бы замёрзла.

Мы помолчали.

— Я скажу тебе такую вещь, Гарм, — шепнула я ему на ухо, — поверишь ли, но… Кюре говорил: Бога нужно любить потому, что Он — наш создатель. Папенька уважает Его за то, что тот карает зло. Нянюшка учит, что Бог награждает праведников. Ноэми нравится, что всё чётко и упорядоченно, а я… Когда смотрю на веточки дерева, то понимаю: чтобы такое придумать, надо очень любить мир. Чтобы вообще всё это придумать, понимаешь? От туч до рыжей коры. И у меня сердце тает, когда я думаю, что Он есть любовь…

Гарм чихнул. Я вытерла слёзы и рассмеялась: пёсик был очень смешон.

— Ноэми бы сказала, что если тебя любит Бог, то зачем тебе чья-то ещё любовь? И она была бы права, но… Мне кажется, что я замёрзла без любви. Обычной, человеческой, понимаешь? Как будто у меня в душе был огромный-огромный костёр, и я каждому раздавала по пылающему угольку, а теперь его почти не осталось. И дров у меня нет, и костёр гаснет, а мне холодно. Эйдэн сказал: люби мужа, ему очень нужно. А я бы и рада, но…

«Женщина молцит, когда говорят мужцины», — вспомнилось мне.

— А Кара… Эйдэн Кару совсем не упрекнул, хотя она и рассказала кагану про Аврору всё, о чём Эйдэн умолчал, и теперь этот ужасный человек загорелся идеей жениться на спасительнице.

Гарм вывернулся, сел, облизнулся и застучал хвостом по земле. А потом припал на передние лапки и гавкнул.

— Не знаю, — я покачала головой. — Надо предупредить, конечно. Только… Можно я ещё немного поною и поплачусь тебе? Мне сейчас так себя жаль! В конце концов, ты чей пёс, мой или Аврорин? Ты же меня должен больше любить, разве нет?

У меня было чувство, что Гарм раздражённо закатил глаза. Устыдившись своего эгоизма, я встала и пошла искать Кару, чтобы попросить отправить Авроре новое послание.

ПРИМЕЧАНИЯ для любознательных

*Иш та ке — в данном случае это нечто вроде «к барьеру», ближе по смысле «иди сюда», но всё зависит от контекста

*Иршат — суслик, очень серьёзное оскорбление у кочевников. Суслик считается у степняков предельно трусливым, похотливым и глупым существом. Есть даже позорная казнь сусликом: приговорённого бросают в яму, не давая еды. Спустя несколько дней к нему забрасывают суслика. Если несчастный съест бедную зверюшку, то человека отпускают. Кочевники верят, что душа суслика переселилась в человека, и приговорённый уже обречён. Как правило, придя в себя, человек отчаивается и кончает с собой. Так же кочевники верят, что суслики не делятся на самцов и самок, а являются гермафродитами, оплодотворяя друг друга. Ес-но никому не приходило в голову проверить это предание, т. к. даже смотреть на сусликов считается зазорным.

*Ахтар цэйх — цэйх женщина, ахтар — родиться. Тут что-то вроде «тебя родила женщина». Странный фразеологизм, конечно. На русский можно приблизительно перевести как «давно не виделись». Возможно, содержит намёк на то, что женщине для того, чтобы родить, нужно девять месяцев. Но это не точно. Интересно, что это выражение очень зависит от тона, в котором его произнесли. В иных случаях оно будет оскорбительно, подчёркивая медлительность человека. Сродни нашему «ну ты и капуша». Но в данном случае это выражение радости и не содержит ни малейших негативных подтекстов.

Глава 24

Будь со мной

Кариолан молча сидел у костра, помешивал угли и думал о чём-то невесёлом. По щекам его ходили желваки. В котле кипело варево. Я молча села рядом, потянуло носом.

— Рагу? Ягнятина? Шафрану бы. И майоран.

— Конина, — буркнул Кар.

— Всё равно шафран бы подошёл. И розмарин. Да и майоран, в сущности…

Он оглянулся на меня.

— Чего ты хочешь?

Я обняла колени, положила на них щёку и посмотрела на мужа.

— Если о великом, то хочу, чтобы кто-то спас этот мир. Спящая дева или ещё кто-то. Чтобы никто ни с кем не воевал, и все были счастливы. А если в частности, то поесть. И добавить в похлёбку хотя бы розмарин, так будет вкуснее. Честно.

— Зачем ты пришла ко мне? — конкретизировал он.

— А к кому мне ещё идти? — удивилась я. — Ты мой муж. Я знаю, ты не очень-то того хотел, но тут ничего не поделаешь. Придётся меня любить и жалеть тебе.

Кариолан нахмурился, пытаясь понять мои слова и почувствовать: есть ли там скрытая издёвка. Издёвки не было, а насмешка — признаюсь — присутствовала, но осталась не замеченной.

— Любить и жалеть? — подозрительно переспросил муж.

— Ага. Нет, ты можешь ещё меня бить или унижать, некоторые мужья так поступают. Или игнорировать. Некоторые вообще заводят себе любовниц.

— Любовниц?

Он совершенно озадачился и растерянно захлопал глазами.

— Ну это такие женщины, которые берут на себя обязанности жены в постели, но…

Кариолан внезапно залился краской и отвернулся.

— У меня не будет любовниц, — проворчал сердито.

— Ну вот и хорошо, — похвалила я его, поднялась, заглянула в котёл и помешала длинной ложкой. — У меня тоже не будет любовников. Придётся тебе справляться самому.

Мясо, конечно, было порезано слишком крупно. Да ещё и куски очень разные по размеру. Молчание позади заставило меня снова обернуться. Кариолан смотрел на меня изумлёнными глазами, явно потерявшись.

— Любовников? — переспросил совершенно непонимающе.

— Ага. Это такие мужчины, которые…