Оборона дурацкого замка. Том 8 (СИ) - Ютин Макар

Саргон делает глубокий вдох, шагает вперед, на несколько рассчитанных сантиметров. Фармацевт, напротив, заходит вглубь группы, бросает на пол

Резкий треск оглашает затихший зал, когда уродливое, тупое каменное лезвие жадно урчит варварским разрывом тканей. Зубья, из-за раскрошенного временем камня, рвут плоть на манер пилы, жизненный ихор щедро льется из предплечья аристократа и жуткое оружие томно пьет чужую кровь, пока Алтарный кровосток рачительно подбирает остатки.

Юлвей снова орошает кровью место силы Шан-ди.

Ярость чужой Богини вспыхивает взрывом сверхновой, падает небесной осью на незащищенные, такие слабые и тусклые разумы низших практиков.

Горячая, злая ярость снова таранит сознание, хлещет пощечинами в королевском замахе. Саргон падает на колени, его сопротивление практически прервано

Запах жженых одуванчиков, муравьиной кислоты и колючей, прилипчивой гадости чертополоха влетает в ноздри бестолковым майским жуком, разгоняет навязанную, чужую ярость.

Саргон поднимается на ноги.

Тело шатает. Трясутся конечности, немеют кончики пальцев, кружится голова в странной, совершенно непривычной манере.

Терпкий, тошнотворный аромат из кадильницы будто забирает из него всю бурлящую энергию действия, оттесняет в сторону волю разгневанного божества. Силы деликатно и непреклонно заблокированы, расслаблены облачным, умиротворенным до эмоционального штиля сознанием. Запах не возвращает энергию обратно, лишь мягко подталкивает к очевидному решению…

Юный практик забавно округлил глаза, а затем скользнул в концентрированную медитацию. Одну из самых старых, освоенных еще в первые циклы пребывания в Форте.

Конвертация эмоций в чистую, нейтральную Ци.

Он все еще двигался вперед. Шел, как на автомате. Часть сознания занимала важная, тяжелая, невероятно сложная медитация. Но другая часть позволяла ему идти вперед. Слишком многое лежит на кону. Слишком опасно оставлять все как есть.

Нет, Юншэн сделал все правильно.

Расположил кадильницу точно в центре их основной группы. Доля секунды, чтобы дым дошел до трех культиваторов. Втрое дольше — до него самого. И почти целая секунда — до Юлвея.

Мечник смотрел на него круглыми глазами, кровь продолжала сочиться из небольшой раны от каменного ножа.

Он дрожал — не от боли или наведенной ярости, от банального страха. От того чудовищного ощущения непоправимой ошибки, которое обрушивается на тебя сброшенным с крыши камнем, цветочным горшком, что летит из сухих, умирающих рук древней старухи в царственный затылок Пирра Эпирского.

Разум абсолютно чист: ужас ситуации целиком его собственный. Юлвей впал в ступор. Настолько сильный, что вытащил из-за пазухи странный амулет только когда тот успел остыть, передать все тепло тлеющей рубахе под плотным хаори и голой коже, оставить ожог с куриное яйцо размером.

Ма хорошо постарался, когда изымал у десятника его средство связи. Запасной план так и не пригодился — зато нет нужды успокаивать наведенное безумие талантливого мечника. Так лучше. Любая мелочь могла сыграть ей на руку.

— Испытание прошло не по плану. Нужен другой Алтарь, — Саргон аж закашлялся после изречения такой банальщины.

Разум все еще разделен как бы на два сознания: одно перемалывало наведенные чувства в чистую мощь, тогда как другое пыталось вести разговор с Юлвеем, отследить стонущих товарищей,

Отметить полное отсутствие Дун Цзе.

Кажется, он еще успел услышать каменный лязг, прежде чем водоворот гневливых образов в который раз накрыл сознание с головой.

Люди встали на ноги примерно в одно время с ним. Саргон подготовился заранее, остальные — имели вблизи источник умиротворения.

Та самая смесь трав, может быть, с парочкой некритичных дополнений, которую ему предлагал Юншэн для успокоения и намеренной, наведенной радости после убийства Акургаля в прошлом цикле.

— Ничего не хочешь объяснить, Саргон? — криво ухмыльнулся Алтаджин.

Лидер группы еще ничего не понял, не догадался, не заметил отсутствия. Ничего удивительного после той ментальной атаки.

В конце-концов, навязанная Богиней ярость не деликатничает: бьет по мозгам тараном, подавляет чужую волю, превращает тело в послушную куклу примитивных желаний насилия. Все бойцы находились под прямой атакой гнева доли секунды, однако это был хтонический гнев высшей сущности в ее собственном домене через связь, которую они сами ей дали путем Испытаний.

Почему Саргон вообще не предотвратил атаку, не исправил ошибку, не обратил внимание на существование еще одного Алтаря? Вместо этого он поставил все на более-менее надежную, но ни разу не отработанную технологию успокоения by Юншэн, пусть даже усиленную в нужных моментах светлой Ци.

По иронии судьбы, заканчивать Испытания Ясного Зала правильным прохождением — значит расписаться в собственном бессилии, и, одновременно, упустить все преимущества предзнания от прошлых циклов.

Он не знал, какие ещё козни могла строить Дун Цзе. Если не вывести ее на чистую воду в самый уязвимый, самый наглядный момент прямого предательства, то в любом другом случае никто не поверит его обвинениям. Ни сейчас, ни, тем более, по прибытии в Форт.

Отношения к культиваторам нового мира в разы, на порядки снисходительнее, чем к обычным земным практикам. То, что сам Саргон все еще жив — лучше всяких слов говорит в пользу его догадок.

Поэтому он готов был рискнуть, поставить на кон собственную жизнь и жизни всех остальных, лишь бы закрыть вопрос с предательницей.

В идеале, поймать ее для допроса, но такой поворот юный практик счел малореальным. Даже простое устранение настолько опасной, законспирированной предательницы сильно поможет в деле обороны.

Так что заткнись, глупое сердце, твоя грусть и боль неуместна. И прекрати играть с воспоминаниями, бестактное сознание, я хотел бы касаться ее только нежностью или страстью, а не щипцами палача.

Группа собиралась вокруг него целую минуту, стонала и выла разочарованной разноголосицей.

Саргон не торопил, не пытался форсировать события.

Подземный Алтарь Хоу-ту, при всей своей защищенности, вряд ли позволяет наблюдать за главным залом Великой Кумирни. Скорее всего, Дун Цзе специально выжидает окончания бойни, чтобы броситься спасать шимей, как только главная опасность уйдет. Сколько она ждала в прошлый раз? Пять минут, десять, четверть часа? Вряд ли меньше трех.

Он не помнил точно, да сейчас и не важно. Когда весь остальной отряд успел встать на ноги и более-менее прийти в себя, только слепой не заметит отсутствия одного из культиваторов.

— Где шицзе⁈ — ожидаемо воскликнула Ян.

Девушка слишком беспокоилась о названной сестре.

Абсолютно напрасно.

— Думаю, она все еще здесь, шимей, — Ян скорчила недовольную рожицу на обращение: «младшая сестра», но все ее показное недовольство ушло, когда она поняла, на что именно намекает Саргон.

— С чего ты взял, мо ше… парень? — все-таки сдержался Алтаджин.

Он сам уже прекрасно знал ответ. Лишь привычно пытался выместить на подвернувшемся выскочке неуместную боль.

Лицо кочевника раздуло от ярости так, словно его покусали пчелы, а потом тысячи маленьких Ксинов прижигали раны раскаленным кнутом. И так уродливая физиономия перекошена в нечто вовсе нечеловеческое, глаза налиты кровью, двигаются, играют желваки, скрипят зубы, так, как может скрипеть друг об друга только два куска стекла…

Или один преданый культиватор.

Практики, на всякий случай, отошли в сторону, пока над безмятежным Саргоном нависал угрюмой кручей до соплей расстроенный Алтаджин.

Огорченно вздыхал Юлвей, безразличный ко всему, кроме собственного провала и очевидной задним умом ошибки. Вертел башкой Камей, слишком простой, чтобы понять одну простую истину. Ма тихо шептал ему свою догадку, пока лицо берсерка багровело от беспомощной злости.

Уру просветил остальных, пока рядом с кочевником хлопала глазами Ян, переводила взгляд своих ясных глаз с одного культиватора на другого и все никак не могла взять в толк,