Грохот и подземные толчки моментально снизили интенсивность.
Без них мрачные, подавленные фигуры стали еще заметнее.
— Не делайте такие лица, друзья, — Вань улыбнулся, его лицо смягчилось выражением усталого счастья, — всю свою жизнь я пытался прикоснуться к вечности, как я могу отступить теперь, когда она сама держит меня за руку?
Его глаза не смотрели на сына, взгляд сквозил сквозь него, сквозь неверного командира, сквозь боевых товарищей, сквозь странного ребенка, нет, уже юноши, более взрослого разумом, а теперь и статью, чем его излишне приземленный сын.
Скользил по земным фигурам, не различая ни лиц, ни красок.
Его глаза теперь принадлежали трансцендентности.
Саргон взял его за руку, к другой прикоснулся Кань. И они стояли так все мгновения долгой, старческой агонии, пока он посвящал свою жизнь Богу Шан-ди ради персиковой долины посмертия.
Старческая ладонь выскользнула из чужой хватки с силой неизмеримой, подавляющей силой жертвенной души. Тело засветилось изнутри Ци летописных недр, лицо принялось меняться, как меняются времена года. Несчастный старик, что слишком долго нес свою страсть.
Теперь время его страсти отрастить крылья.
Они ушли, когда в нем больше не осталось ничего человеческого. Алтарь довольно гудел, где-то раздавался шепот императорских предков. Ни имени, ни фанфар, ни земных поклонов. Все унес с собой в вечность.
Их строй был неполным. Просто кого то не хватало. Одного ворчливого- старика, одного верного соратника.
Больше некому рассказать Саргону о мире, в котором ему посчастливилось жить.
Коллективный вздох стал ему эпитафией. Никто не проронил ни слова, ни взгляда, ни единой слезинки. Ветер снаружи утих, землетрясение снизило мощность — стихия тихо плачет от счастья в юдоли нижних пределов.
Только неуместный шепот шагов в последний раз произнес пустое, мертвое имя — практики спешили покинуть Ясные Залы.
Угрожающая тряска почти прекратилась, однако подземные толчки все еще волновали вздыбленный, оскверненный изломами пол под ногами. Впрочем, это больше ничего не меняло. Никто не хотел оставаться в мин тан дольше необходимого.
— Мы чисты, — прервал молчание Алтаджин, — проклятия больше нет. Великий Предок Шан-ди исцелил нас полностью, без остатка и условий. Теперь мы можем идти. У тебя есть что-то добавить, Чжан?
— Этот хотел предупредить: исцеление — не единственный дар за прохождение Испытаний полного круга Молодой Солнечности.
— Да, ты говорил о видениях, когда описывал цель и смысл Залов, — вдруг вспомнил Саргон.
Ох, как же давно это было.
— Пророчество. Каждый увидит нечто свое, стоит только покинуть Великую Кумирню.
После этих слов они начали уходить через дверь в КуньЛуньскую башню. Дверь основательно перекосило, несколько камней завалили каменную арку, скособочили дебелый косяк. Дверь больше не двигалась, трагично полуоткрытая на весь остаток трансцендентности Ясного Зала.
Пришлось протискиваться через нее гуськом и по одиночке.
Саргон остался рядом с Канем, положил ему руку на плечо, хотя видел сухие глаза своего ровесника.
— Он как обычно бросил меня, как бросил всю нашу семью ради странных, никчемных знаний и попытки прикоснуться к вечности, — вдруг произнес мальчишка, — я всегда думал, как именно он убьет меня. Не сам, о великие Боги, конечно нет, — он рассмеялся серией натужных вздохов.
— Просто каждое его решение стоило жизни кому-то из семьи. Пока я не остался один. И теперь не знаю, что мне делать дальше…
Они собрались в КуньЛуньской башне, цепко осмотрели окрестности, проверили дверь, вышли наружу, в удушающе-хладный северный предел, под мерзкий хохот пары ворон, к опостылевшим хвойным кронам.
Назад, к человечеству.
Главный подарок Верховного Бога Шан-ди накрыл ровно на выходе из проклятого места.
Саргон помнил это ощущение, запомнил его за два последних цикла, вырезал в памяти ассоциацией паники, безумия и одиночества. То самое чувство, когда тебя захлестывает валом чужим образов, когда подкашиваются колени, а разум валяется забытым пленником в дальнем уголке собственного мозга.
Эти ощущения, какими мимолетными они ни являлись в этом цикле, хорошо помнил каждый из группы. Лишь стремительность перехода от нормального состояния к одержимости не дала отряду скатиться в массовую паническую атаку.
К счастью, не случилось никакой божественной ярости. Священный амок обошел их стороной, зато каждый получил свои, отличные от остальных видения будущего.
Они пришли в себя в ту же секунду, в то же самое, бесконечно растянутое мгновение. Рухнули оземь там, где стояли. Тряслись, улыбались, дрожали, смеялись, орали ругательства, недовольно хмурились…
Саргон не знал, как ему относится к увиденному. Тот вал ассоциаций и образы при полной, абсолютной неузнанности, точно человек при болезни Альцгеймера, напугали его. Не так сильно, как Уру или Ма.
Или Алтаджина.
Они ушли дальше, молчаливые и растерянные, пока великая громада Ясного Зала тряслась позади них от темных намерений уже мертвого культиватора.
Саргон подводил итоги. Грустные, неутешительные итоги, несмотря на все свое саморазвитие и скачок в силе.
Он облажался.
В третий, черт возьми, раз!
Дун Цзе ушла. Сбежала, не оставила им никаких сведений, никаких зацепок, лишь подтвердила действиями очевидное предательство.
Ушел и Вань. Старый, но непокоренный.
Саргон сомневался, что он мог прожить долго — слишком тяжелые повреждения тонкого тела после очищения Летнего Зала. Шанс на исцеление — в лучшем случае, один к одному. Но в груди все равно уродливо ныла совесть пополам с противной, пораженческой горечью.
Они выжили вопреки всему. Они преодолели проклятие, они стали сильнее, они получили ценный, незабываемый урок.
И множество вопросов.
На кого именно ставил свою ловушку ублюдок-демонопоклонник? Почему решил сместить фокус на них? Почему Дун Цзе стала предательницей? Как давно она ей была? Чем так важна ее связь с Ян? Как мог Алтаджин не заметить такое под собственным носом
И еще много, много других вопросов.
Впрочем, пока не время ни задавать их, ни отвечать. Где-то там бродит по тракту ледяных пустошей их объект защиты — рабский караван осужденных на оборону дурацкого замка. В противоположной стороне ждет и надеется на возвращение его неофициальная ученица, элами Айра.
Там же скалится и готовит новые испытания измученный поиском предателей Чжэнь Ксин.
Надо быстрее переставлять ноги.
Саргон упустил лишь один небольшой момент.
…Паук культиватор по-собачьи отряхнулся, поцарапал единственным когтем на паучей лапе закрытую дверь, а затем ненадолго замер, когда она безразлично распахнулась внутрь, чтобы секундой позже вовсе рухнуть бездушной деревяшкой на изрубленный пол.
Вкусная, сладкая, самая прекрасная энергия на свете до сих пор занимала все невеликое воображение монстра. Золотой амулет давно прогорел, однако чужой приказ наложился на собственную сенсорику и перерос в навязчивую потребность. Так тигр-людоед, единожды попробовав человеческого мяса больше не может есть ничего другого и с упорством наркомана раз за разом атакует селения.
Паук отличался от тигра. Умом, текущей в нечестивом теле духовной энергией. А также уникальной сенсорикой, которая мягко шептала ему, в какой стороне находится лакомый кусочек.
Монстр встряхнулся, поводил глазами из стороны в сторону, а затем медленно отправился по горячим следам. В шумное, смертельно опасное место, рядом с которым приятно светилась вкусная Ци свежей добычи.
