Волчья ягода (СИ) - Началова Екатерина

«Любовнице... Вот так, хорошо, говори, пусть будет больно», — я обреченно слушала Таора, чувствуя его злость.

Он говорил резко, отрывисто.

— ...мы встречались года три. Так, просто удовольствие. Она хотела большего, а я... Мне было нормально, все устраивало. Потом случился Хаос... Вернулся я, гол как сокол, один меч да избушка. Вернулся с мыслью, что хочу по-новому зажить, что для новой жизни пара мне нужна, без сомнений пошел к ней. Красивая Волчица, отличная охотница, время я с ней приятно проводил. Чувствовал должок со своей стороны. Так Тайра меня и без титула приняла. Я обрадовался. Решил, вот она, новая жизнь! Планировал сразу руку ей предложить, но почему-то поостерегся, решил не торопиться. И, знаешь, что?

На Волка что-то нашло, словно узел на языке развязался, и его понесло. Низкий голос в тишине зазвучал без остановки, яростно, гневно. Спускающаяся с неба ночь негодующе подрагивала. Я знала, что она не любит громких слов. Но Таор даже не пытался говорить тише. Голос его разносился по опустевшим комнатам дома, легко отражаясь и множась от кастрюль, стен, пола. Мне казалось, что Волка слышит все село.

— Что? — шепотом спросила. В груди защемило так сильно, что страшно пошевелиться — только дернешься, и порвется. Порвется совсем.

Таор ответил, не понижая голоса.

— Жить с ней я не смог. Мы не смогли. Разные вещи, Аса — жить и встречаться. С первого дня я не мог с ней спать, мы друг другу мешали, толкались. Что ни приготовит — есть невозможно, мне не нравились ее привычки. Ее тоже все во мне не устраивало. Не так сказал, не так сделал, не туда пошел... Мелочи какие-то, но злили страшно и не кончались. Никак не кончались! С одним справишься, другое возникает. В жизни она оказалась другой, даже голос изменился. Все разговоры сводились к ссорам. Через месяц мы и не говорили, лаялись только, возненавидели друг друга. Ни сна, ни покоя, ни радости. Не знаю, почему так. Думал, что я виноват. Терпел, сколько мог, уступал, как мог. Ждал, что притремся. Ни черта мы не притерлись! Было в кровати хорошо, а стали жить вместе — стало плохо. Было все понятно — стало непонятно. Через несколько месяцев я с другой женщиной попробовал. Выбирал осторожно, с учетом Тайры... Так еще хуже оказалось. И я смирился. Решил, что раз я — такое лютое дерьмо, нечего трепыхаться, буду один. Бояра взял, еще злее стал. Ходил, рявкал, прессовал всех, репутацию лютого поддерживал, все равно уже стало. Только Дрей меня и терпел. И тут ты с этими корнями.

Предательские слезы накатили и заполнили глаза до краев как вода блюдца.

— Сама знаешь, я не планировал. Вообще ничего хорошего от тебя не ждал. Сначала не планировал ничего. Потом ничего кроме кровати. Потом... Не знаю, как так вышло. С тобой мне жить захотелось. Не только вставлять-вынимать по вкусу пришлось... Да элементарно спать с тобой — хорошо! Есть с тобой — хорошо. Говорить — хорошо. Ты спишь в обед — я тоже сплю. Если ругаемся — договариваемся быстро. С каждым днём всё лучше. Я ленивый — а за тобой бегаю без вопросов. Любому за тебя глотку перегрызу. Даже отраву от тебя могу пить, все проглочу. Травки твои мне нравятся. Вот и характер оказался не такой дерьмовый, даже и жить можно, и радость есть... Что тут понятного? Я все искал, что ты где-то притворяешься. Не нашел. Откуда мне знать, почему так? Нет никакого расчета, селянка. Ни с твоей стороны, ни с моей.

Голос Волка смягчился, пальцы вплелись в мои волосы. Не выдержав, я ткнулась лицом в его живот, прижимаясь пылающим лбом к холодной пряжке ремня.

— Мне нравится твой характер... — единственное, что смогла вымолвить.

— Мы с тобой жили несколько дней как семья, — теперь Волк говорил самые лучшие в мире слова. — Вечером на крыльце, помнишь? Ты сидела рядом, шила, слушала меня и светилась — тогда я точно понял, что так жить согласен. Такую семью — хочу. Не собираюсь я никого больше искать и ничего не хочу рассчитывать. Вот ты. Я — нашел.

«Семью».

Я с новой силой ощутила свою неполноценность. Спрятавшаяся было боль, водоворотом безжалостно скрутила сердце узлом. «Вот сейчас. Сейчас умру», — поняла. Таор наклонился надо мной, понизив голос до бархата.

— Пойдем со мной, Аса. Что тебе тут делать?

— Лечить... — прошептала.

— За людей боишься? Найду я им травницу. Притащу. Из-под земли выкопаю.

— Таор... Я же никогда не смогу родить тебе детей, — всхлипнула, напоминая ему главное.

Первый раз я сказала «бездетна» легко. А теперь произнести это вслух оказалось сложно, как вынести самой себе приговор, после которого такое близкое счастье опять исчезнет, превратится в дым, в ничто, утонет в пустоте и тьме...

— Да плевать! — мгновенно обрубил Таор так резко, что я замерла, пытаясь понять, почудилось мне или нет. Поняв это, он повторил. — Мне вообще все равно, поняла? Не мечтаю я об этих ноющих и орущих сосунках. Всю жизнь держался от них подальше. Есть ты и я — мне достаточно.

Потрясенно приподнявшись, я вскинула на Волка мокрые глаза. Всмотрелась в лицо в темноте — немного суровое, немного ласковое, немного печальное. И не нашла следов лжи.

— Но...

Я хотела еще раз повторить, что я всего лишь человек, что он потом встретит Волчицу и захочет детей, или просто однажды передумает, что это не может длиться вечно, что он не ведает, что творит, все хотят детей...

— Ты согласна стать моей семьей? — прямо по-волчьи спросил Таор.

Дом замер, слушая нас. Вопросом перебило все мои мысли. Обрушившийся было мой мир, начал собираться заново, оставляя боль и тревогу беспомощно тонуть во внезапной лавине счастья.

— Да... — пролепетала, все еще не веря. — А ты — моей?

«Он ведь не может гарантировать. Он ведь великородный. Он ведь...»

— Да.

В следующую секунду я обнаружила на своих губах его губы и провалилась в поцелуй — долгий, нежный. «Он меня принял», — вдруг осознала я. Принял, не пытаясь переделать или подогнать под себя. Принял как есть, как принимал только лес.

Глава 34. Лютая травница

Взбитая пыль у дома Таора столбом уходила в безмятежное синее небо. Через несколько дней «лечения» трава на лужайке перед избой перестала существовать: не все пациенты легко сдавались настою. Дрей откровенно зевнул, вполглаза наблюдая, как Таор ловит выкручивающегося Арея. Зрелище стало уже привычным, как покачивающиеся от ветра вечные сосны. Опытный охотник, ратующий за симметрию, совладать с собой не мог, уворачиваясь от маленькой кружки с настоем с тем же энтузиазмом, с каким удирают от топора летящего в лобную кость. Несколько минут возни на земле, и Таор взял верх. Разгоряченный, он торжествующе заломал Арею за спину одну руку на болевой, однозначно приказал:

— Пей, упырь. Или хрустну.

Подавив очередной зевок, Дрей шагнул к ним, поднося к губам выгнутого луком Арея бутылку с малиновой жидкостью. Таор взялся за горло, Дрей — за пасть, и вместе они влили в пациента щедрые пол бутылки. Малиновые струйки текли по лицу и шее Волка, пока тот громко, с усилием глотал.

— Глотай все, скотина, — ласково произнес Таор, продолжая нежно держать больного. — Иначе будешь несимметрично одноруким.

Сам Дрей тоже еще пил настой. Былой чуткий нюх полностью не вернулся, но ему было уже лучше, даже ногти вернули прежний розовый цвет. Многие в Стае чувствовали улучшение и понимали, что рецепт с волчьей ягодой действует. Об этом уже объявили официально. Волчата ходили по лесу, разыскивая корни; эускариот стал популярнее пырея. Теперь настой готовил не один Таор, а практически каждая семья. Но те, кто нуждался в крепкой руке, до сих пор ходили к лютому. Все знали: Таор, от рождения щедро наделенный Силой, заломает любую сложную натуру.

— На драную ласточку ты похож, — заметил Дрей Арею. Вытеревшись, тот кашлянул, кивком поблагодарил за помощь, и медленно удалился, не в силах говорить. Дрей знал, что Арей припомнит ему «драную ласточку», он был не прочь еще пообщаться на тему симметрии.