Волчья ягода (СИ) - Началова Екатерина

— Да уж... — поморщился Индир, разрывая зрительный контакт с Таором. — Мы получили подробные инструкции из столицы. Настой от синей хвори будет выпускаться и выдаваться централизованно. Нас уверили, что специально для нашего рода рецепт доработан так, что отторжения не будет, все смогут глотать. В связи с этим приказываем завершить вашу лекарскую деятельность, князь Таор. Так вас устраивает?

Индир произнес последнее преувеличенно вежливо.

— Да, — с некоторым облегчением коротко кивнул Таор, не сразу уловив обращение. А осознав, вскинул глаза.

«Князь?»

— Род Змей сообщил, что если с лечением хвори запоздать хотя бы на неделю, шансы, что нюх вернётся, падают в два раза. Ваша бдительность и решения оказались верными, князь. Волки обязаны вам.

Раздался жалобный скрип ножек сразу семи стульев: старейшины одновременно поднялись.

— За заслуги перед родом вам возвращен титул, земля, дом, имущество. Голос о том подан Стае. Совет благодарит вас за службу, князь.

За сообщением последовала минута тишины, в которую Таор едва сдержал наползающую на губы улыбку. Он вспомнил о словах Асы.

«Из тебя получится неплохая травница».

Получилась.

Как ни странно, торжества Таор не ощущал, восприняв объявление с прохладным спокойствием. У него было четкое ощущение, будто сейчас сказали про кого-то другого, не про него. Он помнил, что у князя Таора было большое поместье с двумя десятками комнат, собственные лесные угодья и доход с них, совсем другая жизнь. Но и сам князь тоже был другим.

— Благодарю, старейшины, — лаконично произнес рядовой Волк Таор, автоматически прикладывая к груди сжатый кулак. К князю предстояло привыкать заново.

— Свободен, — произнес Индир за всех, первым садясь на стул. Вслед за ним, с шумом подвигая стулья, уселись все старейшины.

Коротко кивнув, Таор без слов вышел. Семеро сдержанно помолчали.

— А что вы хотели? Лютый есть лютый, — наконец, вслух усмехнулся Индир, складывая руки на груди и живо двигая пальцами. — В ножки кланяться не будет.

— Добро, — хмыкнул его сосед, мрачный и черный как обгоревшая деревяшка. — Достойный восьмой. Такой Волк скалой за своих стоять будет. Не сдвинуть. Обучила его жизнь.

Индир громко вздохнул.

— Сомневаюсь я, что мы сработаемся, когда он сядет восьмым, перегрыземся же.

— Не попробуем — не узнаем, — хмыкнул Стан. — Тебя, помнится, тоже лютым называли, Дир.

Индир возвел синие глаза к потолку.

— Кто о том помнит? — благочестиво проговорил. — У всякого святого есть прошлое.

— Это ты тут свет в оконце что ли?! Кто помнит?! — возмущенно возопил Стан, аж перегнувшись через стол. — Я! Я помню! Да я твои выходки забыть мечтал бы, не получается, а ты тут светочем себя возомнил?! То-то потемнело!

Откровенный хохот старейшин разнёсся по широкому залу.

Глава 35. О жадности селянок

Несколько дней чувства сбивали меня с толку.

Я будто слушала одновременно двух певцов. Боль о маме пела свою заунывную песню тихо, занудно, на одной ноте, прислоняясь усталым виском к шершавой стене. А радость о Таоре... Радость прыгала, притоптывала и визжала так, что глохли уши. Я слушала обоих и никак не могла понять, что и как мне чувствовать.

С одной стороны стоял Таор. Близкий, горячий, обещающий счастье, на которое я и не смела надеяться. С другой стороны я ощущала боль, вину — за маму, и, что страдаю недостаточно сильно. Всё-таки Агла вырастила меня, она моя матушка, пусть и не родная, но другой — нет. Я запланировала выведать у нее историю моего появления при следующем встрече. Когда она будет? Таор сказал, что узнает и устроит, но перспектива была неблизкой и нескорой.

Так что мне чувствовать? Я не могла решить, не могла чувствовать себя несчастной в полной мере, как и не могла позволить себе быть полностью счастливой, терзаясь открывшимся. Старательно сдерживая радость, я помнила о том, что может случиться что угодно и одновременно тихо собиралась. Сельчанам начала говорить, что обстоятельства вынуждают нас переехать. Как меня ни пытали, подробностей не оглашала, намекнула только на здоровье матушки и волю Порядка. Уверяла, что без травницы не останутся, но у меня все равно смели почти все лекарства, что были в запасе.

«Как же мы без тебя?» — ежедневно слышала я, начиная осознавать, что человеческая натура ещё переменчивее, чем я думала. Могла ли я хотя бы месяц назад предположить, что односельчане будут так трепетно говорить обо мне? «Ещё через месяц забудут», — уверилась. И успокоилась на их счёт.

На этот раз с одним кулечком я к Волкам идти не планировала. Свои вещи я с трудом затолкала в два сундука. Никак не могла оставить любимый удобный котелок, несколько чашек, тарелок. Постельное белье, матрас, свежие одеяла и подушки на гусином пуху, пару ковров я смотала в один крупный ком и положила в шкаф.

Шкаф я решила брать тоже.

У Таора же нет шкафа. А он — не лишний. Ещё хотелось бы прихватить стол. Массивный, с удобным выдвижным ящиком, украшенный затейливыми узорами, он мне нравился больше, чем лаконичный стол Волка.

Нет, оставлять такой стол точно нельзя.

Своего злого Волка я ждала уже сегодня. Я забыла уточнить, что ему неплохо бы взять с собой телегу, но надеялась, что сам догадается. Конечно, переезжать глубокой ночью мы не планировали. Я предполагала, что Таор наденет плащ с глубоким капюшоном для маскировки, найдет лошадь с телегой и при свете дня приедет ко мне. А там, мы потихоньку погрузим все и покачаемся по дороге... Все будет так, как переезжают люди.

Я зависла, глядя на стулья, начиная осознавать, что одной телегой могу и не отделаться, когда в лавке стукнула дверь.

— Аса! Аса-а! — нервно позвала Корна.

Услышав в ее голосе непривычно высокие прыгающие нотки, я метнулась в лавку. Корна торопливо заговорила:

— Асочка, пока не уехала, дай мне нервокрепительной настойки в запас срочно, а то нервы вымотаны просто...

Дверь открылась ещё раз.

— Доброго дня, — приветливо произнес знакомый мужской голос, показывая по-волчьи белые клыки.

— ...насмерть, — громким шепотом закончила Корна фразу.

— Доброго... — ответила я и осеклась, увидев светло-серые глаза, особенно ярко сиящие от отраженного света свечи. Мужские плечи развернулись на добрую половину небольшой лавки, почти полностью перегородив узкий проход.

«Тиром!»

В памяти промелькнула наша последняя встреча с похищением, сопротивлением, попытками поцеловать... Сейчас Тиром выглядел сдержаннее. На груди поверх светлой рубахи поблескивала лёгкая металлическая кольчуга из сотен колечек.

Споткнувшись на ровном месте, Корна застыла на секунду, без слов попятилась и бочком-бочком, задевая связанные пучки трав, выползла из лавки. Нарочито неторопливо Тиром проводил ее взглядом, внимательно скользнул глазами по стройным рядам баночек, бутылочек. Наконец, посмотрел на меня.

— Что ты тут делаешь? — я отступила. — Таор...

Тиром поднял руку, останавливая меня. Я машинально отметила здоровый цвет ногтей.

— Он здесь. Я пришел с ним. Пойдем, Аса.

Сердце застучало, будто и не готовилось несколько дней, не представляло. Я последовала за Тиромом, едва передвигая ноги. На выходе мгновенно уловила лицо Таора, потом заметила Дрея, и бурую морду волка Тирома. Окончательно растерявшись, обнаружила на почтительном расстоянии от нас практически всех жителей села. Конспирации больше не существовало.

Кажется, поглазеть на великородных выползли все, кто мог ходить. На улицу высыпали мужчины, дети, женщины, старики... Не понимая, что происходит и зачем Волки пришли так открыто, я вопросительно воззрилась на Таора. Он подмигнул мне.

«Так надо», — поняла я, впрочем мало успокаиваясь.

— Трое! Я же говорила, трое! — послышался торжествующий женский крик. — Как минимум!

Волки не обратили на возглас никакого внимания.