Я послушно делаю то, что просит профессор и возможно, мой следующий декан. Бегу на первую лекцию. О ужас-то, ее ведет Плихан. Если опоздаю, она проедется по мне с тактичностью колесницы.
Решаю срезать расстояние, добежав до второго подъезда, так получится чуть быстрее.
Но невольно замедляю шаг, завидев рабочих возле обшарпанного и покореженного временем барельефа на стене за главным входом.
Слышу, как они переговариваются, обсуждают, какой фронт работ потребуется, чтобы восстановить каменную картину.
— Тут же не видно ничего, просто проявить не получится. Надо полный слепок делать и резать!
— Это ж другой бюджет!
— Ничего, за реставрацию своего предка ректор легко отвалит нехилую сумму. А если не хватит, пусть они с Рейендаром скинутся.
Тут один из реставраторов замечает меня.
— О, керни, подойдите, будьте добренька! — подзывает он.
Надо же, какое разнообразие меня не гонят, чтобы не мешалась, а просят моего участия. И я на несколько мгновений забываю, что где-то в аудитории меня ждет грозная Плихан.
Подхожу ближе, заинтересованно смотрю на смазанные блины лиц, отколотые носы и растертые могучим пальцем времени буквы.
— Можете прочитать, кому посвящен этот мемориальный барельеф? — спрашивает старший из бригады.
Прищуриваюсь, честно стараясь разобрать текст.
— Если не домысливать, то читается как «Снователям дмии». И фамилии что-то вроде «Юроди, Бебрис и Уфлон».
Работяги ржут, довольные моим прочтениям.
— А на самом деле памятная стена должна вызывать трепет и уважение к памяти предкам нашей знати, — просмеявшись, нравоучительно вещает бригадир, — главе ученого совета Рамдару Эфлону, лорду Рейендару, верховному советнику Лересу Талироди и главному архитектору Эрнаду Тенебрису. Именно они подписали на выездном заседании совета документ об основании академии Мракендарр.
Кошмар! До чего ж я плохо знаю историю! Вот почему Эфлона тут чуть ли не на руках носят. Из-за почтения к его предку. Он действительно может безнаказанно совершать любые гадости.
— Вы будете восстанавливать этот памятник? — робко интересуюсь.
— Ага, к весеннему торжеству должны успеть, — охотно делится реставратор, — в честь трехсот тридцати трех летия академии тут планируется нечто грандиозное.
— Ой, — спохватываюсь, слыша отголоски колокола, — я совсем опаздываю. Спасибо за интересную информацию.
— И вам спасибо, керни, успехов! — несется мне вслед. И сама я несусь, как испуганный заяц. Хотя, что бы ни ждало меня на занятии Плихан, оно вряд ли сравнится с тем, что я уже услышала от Тарра и работяги-реставратора.
Глава 16
С недавних пор ночь перестала быть для меня отдыхом. Сны превратились в тягучее месиво из событий прошедшего дня и немыслимой белиберды, воплощения страхов и опасений. Да и просто ерунды, порождаемой уставшим за день мозгом.
И немудрено, ведь учебная программа становится все насыщеннее, зачеты все ближе, а еще впереди игра с «зелеными». Их команда так и называется: «Мощь».
Помимо всего этого на меня постоянно сыпятся мелкие неприятности, словно где-то наверху открылся краник с личными бедами, подобранными специально для меня.
На практикумах достаются неисправные артефакты, в столовой передо мной заканчивается любимое жаркое, я поскальзываюсь на свежевымытом полу, врезаюсь в нитку-невидимку, растянутую шутником над порогом в аудитории. Всего и не упомнишь.
Я устала от этого невезения. А самое главное, кто-то особо талантливый решил попробовать себя в качестве тайного писаки и каким — то образом взломал систему отправки сообщений в тексы адептов. И теперь сплетни обо мне и Эфлоне приходят в общей рассылке с подписью: «Мракендаррский правдолюб».
Теперь по официальной версии я безнадежно влюблена в Вальдера, собираю информацию о предмете своей страсти, а с соревнований со «Стихией» меня сняли, потому что я предложила себя Вальду в самой недвусмысленной форме, он оскорбился и чуть не послал далеко-далеко.
Попытки найти «Правдолюба» успехом не увенчались. Но на этот раз меня хотя бы не подозревают. А рассылки появляются регулярно. И почему — то они нацелены чаще всего на меня. Странная, глупая травля.
Еще из неприятного: Вальдер начал мне сниться чуть ли не каждую ночь.
— Букашка, — шепчет он, — если ты так меня любишь, давай попробуем хотя бы во сне, все, что ты хочешь. Я готов воплотить твои желания, ну же, никто не узнает, малышка!
Эфлон медленно, через голову, снимает рубашку, и я вижу его идеальное, накачаное тело. Бугры мышц ходят под упругой кожей, бороздки вен оттеняют ее мраморное совершенство.
Плоский живот с кубиками пресса настолько крепкий и твердый, что его можно использовать как доску для нарезки салата.
Вальдер тянет ко мне руки, гладит по щеке, призывно облизывает губы, дразнит.
— Давай, букашка, покажи, насколько ты горяча!
Просыпаюсь с бьющимся сердцем. Переворачиваю подушку, чтобы перебить сон. Погружаюсь в новое сновидение, затягивающее, как подрагивающее плотное желе.
Я иду по лестнице, и она вновь исчезает под ногами, я падаю с криком, пытаясь схватиться хоть за что-то руками.
А тьма, в которую я лечу, шепчет:
— Ирлея, ты беззащитна передо мной! Сейчас ты падаешь в меня, но после я приду за тобой и войду в твою душу, заполню ее! Мне нужна твоя сила. Ты станешь лучшим из моих сосудов!
С криком просыпаюсь.
— Летхит, ну сколько можно орать ночами? — слышу недовольный сонный голос соседки. — Показалась бы ты целителю-мозгоправу. Так и рехнуться недолго.
Мое сознание пронзает непрошенной мыслью: а если меня готовят к тому, чтобы я стала как Лария, как Райна? Потеряла часть себя.
Ведь как рассказывал Кантель, перед этим его мучали кошмары, видения. Шорохи и голоса. Разве исчезнувшая под ногами лестница — не повод задуматься?
— А где малой? — спрашивает вдруг Эльна, и я издаю новый вскрик ужаса, понимая, что Фелиндрикса нет рядом.
Вот оно, началось! Мракендарр сводит с ума! Скоро мне захочется подать заявление на отчисление, а потом что-то случится, и я передумаю. Но сейчас надо найти Фелиндрикса.
Мечусь по комнате, заглядывая в шкафы, под кровати, на полки.
Эльна помогает, включила свет.
Но и вдвоем мы не видим моего отважного кукленка.
— Филечка, Филюша! — подвываю, а по лицу бегут слезы. — Как я тебя проворонила? Почему этот морок действует не напрямую, а забирает тех, кто мне дорог?
— Не скули, Летхит, — грубо обрывает песнь моей печали соседка, — мы его найдем. Пошли на улицу. Вот, бери.
Сует мне в руки амулет на цепочке. Что-то из костей, когтей и пучков волос. Хватает ума не уточнять состав.
— Сумеречный непрогляд. Заряженный, хватит на десять минут. Так что надеваем пальто и свистим на поиски.
— Десяти минут не хватит! — всхлипываю с безнадегой.
— А мы попробуем.
Но Филя находится раньше. Крошечные следы на снегу ведут к главной площади, туда, где до сих пор охраняет фонтан Лякся. Ее не перевозят в питомник, потому что ждут, когда закончится мое наказание. Руководство идет на принцип, чтобы выработать во мне ответственность за свои деяния. Показать, как из-за моих глупостей страдают другие.
Нашим взглядам открывается одновременно трогательное и возмутительное зрелище.
Мой фамильяр Фелиндрикс кормит морковкой жуткую горгулью, зависнув на пушистых маленьких крылышках. А это совершенно плотоядное чудище радостно хрупает корнеплодом!
Эльна беззвучно корчится от смеха, зажимая себе рот.
— Филя! — ору я шепотом.
Фелиндрикс оборачивается, его голубые глаза светятся в темноте, крылья поникают, от неожиданности он чуть ли не падает в подсвеченную воду, но мощная лапища горгульи вовремя его подхватывает.
— Это случилось, они спелись, — вздыхаю я, — ну ты и напугал меня, маленький бандит!
— Пора назад, — шикает Эльна.
Подхватываю подлетевшего ко мне виноватого Фелиндрикса, и мы бегом возвращаемся в комнату.
