Хейтер из рода Стужевых, том 3 (СИ) - Машуков Тимур

— Не переживай, — Макс поднял руку, успокаивающе жестикулируя. — Никто не ждёт от тебя чудес педагогики. Девочке скучно, она хочет почувствовать себя «крутой». Ей нужен не столько тренер, сколько… эффектный спутник для занятий. Ты покажешь ей пару базовых стоек, пару движений, чтобы она почувствовала себя увереннее. Всё. Она несовершеннолетняя, дар ещё не пробудился.

Он достал из ящика стола визитку и протянул её мне. На белом картоне был написан лишь номер телефона.

— Это инструктор, который работает с такими… клиентами. Позвони ему. Он тебе всё объяснит — что показывать, чего не показывать, как себя вести. Твоя задача — быть обаятельным, безопасным и создать иллюзию, что она постигает великие боевые искусства.

Я взял визитку, покрутил её в пальцах. Всё это было странно. Но пятьсот рублей за два часа стояния у стены перевешивали любые сомнения.

— Спасибо, — кивнул я. — Обязательно позвоню.

— Отлично, — Макс снова улыбнулся, и в его глазах читалось удовлетворение от того, что я всё больше втягиваюсь в его сети. — Деньги, как обычно, после выполнения. И на сей раз сумма будет… ещё приятнее. Ты останешься доволен, обещаю.

Я вышел из кабинета, сжимая в кармане конверт и визитку.

«Кошмар, до чего я скатился? Развлекать скучающих аристократок!» — с усмешкой подумал я. Более лёгких денег я ещё не видел. Похоже, продажа своего времени и имиджа Демона становилась для меня новым, весьма доходным бизнесом. Не хуже дуэлей, и уж тем более боёв в клубе. Пока платят столь щедро за такую ерунду, я готов изображать кого угодно — хоть телохранителя, хоть гуру самообороны для богатых клиенток.

Интересно, может, уже стоит присмотреться к артефактам? Или подождать, пока накопится хотя бы пара миллионов?

Глава 26

Интерлюдия

Лучи заходящего солнца резали стеклянный купол, заливая дубовые панели цветом старой крови. В воздухе, густом от запаха воска и лака, стоял гул тревожных шёпотов. Полсотни преподавателей, магов различных школ и специализаций, заполнили помещение. Их голоса гудели, словно прибой у скал, а общее напряжение можно было ощутить кожей.

Но перешёптывания быстро закончились и зашелестели одежды, когда в зал уверенной походкой вошёл Молниевский. Тяжёлые дубовые двери с грохотом закрылись, защелкнувшись на магические замки. Теперь никто не мог прервать заседание, либо подслушать обсуждения.

Все преподаватели мигом расселись по своим местам вокруг большого кольцеобразного стола. Ректор Молниевский занял кресло с самой высокой спинкой, все взгляды были обращены к нему.

Ему был век, но выглядел он на шестьдесят — высокий, прямой, с седыми висками и пронзительным взглядом холодных стальных глаз. Его пальцы, длинные и узловатые, тихо постукивали по деревянной столешнице, и с каждым ударом звук будто становился громче. Эффект чем-то напоминал тиканье часов.

— Коллеги, — его голос был низким и ровным, без малейшей дрожи, но он резал напряжённый воздух словно нож торт. — Как вы все знаете, мы собрались не для восхваления наших успехов. А потому что стены академии начали трещать. И трещины эти идут от фундамента.

Он обвёл зал взглядом, и никто не осмелился отвести глаза. Воздух зарядился статикой предгрозья.

— Не думал, что это произойдёт при мне, но решением вопроса займусь я. Последнее громкое дело перед отставкой. Итак, — он прочистил горло и его помощник, стоявший за спинкой стула, протянул небольшую стопку бумаг, — на стол ко мне легла тридцать первая официальная претензия на имя студента третьего курса, Огнева Михаила Викторовича. Вандализм в библиотеке, срыв лекций, оскорбления наставников и сокурсников, драки. Список длинен и отвратителен.

Молниевский сделал паузу, отложив листки на стол. Его пальцы сплелись в замок, а сам мужчина окинул грозным взглядом присутствующих. Остановился он на нахмурившемся профессоре Огневе.

— Но сегодня мы обсудим не только это. Вишенкой на торте будет та грязь, в которой плодятся подобные поступки. Я говорю о том, о чём все мы знали, но предпочитали не говорить. О торговле незаконными веществами в стенах академии.

Он произнёс это с таким ледяным презрением, что у нескольких профессоров передёрнулись плечи. Именно тех, кто курировал внутреннюю безопасность.

— Фёдор Петрович, — к одному из них обратился Молниевский, — не вы ли мне каждый семестр отчитывались о своих успехах в расследовании? И где же они, не постесняюсь спросить? Почему уже даже не только простолюдины, но даже дети дворян и, как это ни прискорбно, аристократов, забивают свои каналы синей пыльцой? Разумеется, химического происхождения.

По залу разнеслись возмущённые перешёптывания, но ректор постучал по столу и попросил всех соблюдать тишину.

— Синяя пыльца… — продолжил он, окидывая присутствующих тяжёлым взглядом. — Тому, кто её производит, не может быть неизвестно, что настоящая роза растет только в Разломах. Это или краденные запасы, что пахнет госизменой, либо подпольная химическая лаборатория где-то у нас под носом. Ни первое, ни второе не является приемлемым вариантом. Но мы сейчас не об этом. Это лишь подводка.

Виктор Огнев — мужчина с гордой осанкой и резкими, жёсткими чертами лица, был погружен в размышления, на основании которых хотел задать вопрос ректору. Сейчас он сидел, откинувшись на спинку кресла, с привычной маской уверенности на лице. Услышав имя сына, его губы сжались в тонкую ниточку раздражения. Очередной скандал, очередная головная боль. Этот ребёнок ничему не учится!

Но когда Молниевский произнёс сочетание «торговля незаконными веществами», эта маска вдруг дрогнула. Виктор медленно выпрямился. Его пальцы, лежавшие на столе, сжались в белые от напряжения кулаки.

— Я требую ответов, — продолжал ректор, не дождавшись ответа от безопасника, и его голос приобрёл металлический отзвук. — И я начну с самого очевидного. Профессор Огнев. Ваш сын. Что вы можете сказать в его защиту? И известно ли вам, что его имя фигурирует не только в рапортах о хулиганстве, но и в расследовании о распространении наркотиков?

Удар был нанесён без предупреждения, прямо и жестко.

Лицо Виктора Огнева побелело. Не просто побледнело, а стало мертвенно-белым, как мел. Его плечи слегка ссутулились, будто под невидимой тяжестью. Он даже не попытался что-то сказать, лишь на лице застыла каменная маска. Шок был настолько всепоглощающим, что на мгновение он забыл, где находится.

Стимуляторы? Наркотики? У Михаила? Он впервые слышал о подобном, но в его мозгу незамедлительно сложился паззл. Странное поведение сына, которое он списывал на малодушие, скрытность жены, которой он действительно доверял, не ожидая подвоха. Те больничные счета и улучшение состояния Миши — почему он сразу не связал все эти факты?

Никому нельзя доверять в этом мире. Даже самым близким людям. Осознание этого обжигало душу, и мужчине стоило титанических усилий не взорваться прямо сейчас стихийной магией от гнева, переполняющего его.

— Мне… нечего сказать, — наконец, раздался в тишине его блёклый голос.

Эти три слова повисли в воздухе. Признание собственного поражения, собственной слепоты на виду у всех.

И тут же, как коршун, учуявший добычу, поднялся барон Алексей Петрович Оземский. Лучший друг и вассал Озёрского, извечного противника Виктора Огнева, глава озёрской фракции в академии. Худощавый, подтянутый мужчина, его движения были плавными, почти гипнотическими. И полными превосходства.

— Нечего сказать, Виктор Петрович? — мягко, почти сочувственно произнёс Оземский, но в его голубых, холодных, как глубины океана, глазах плескалась откровенная насмешка. — Удивительная избирательность восприятия. Весь факультет ходит по струнке перед вашим чудо-чадом, закрывает глаза на его выходки, а вы — не знали. Удобная позиция.

Оземский повернулся к беспристрастному ректору, его голос зазвучал громче, обращаясь к собравшимся.

— Коллеги! Проблема не в одном нерадивом студенте! Проблема в системе вседозволенности, которую культивируют некоторые, — он многозначительно посмотрел на Огнева, — оправдывая «особой одарённостью». Происхождение — не индульгенция на преступления! И пока мы закрываем глаза на собственный устав, стены нашей академии превращаются в балаган! Который вредит не только низкопробным студентам, но и нашим детям! Мы должны действовать жёстко! Отчисление Огнева-младшего должно стать лишь первым шагом! Нужна тотальная проверка, чистка! Нам жизненно необходимы изменения! Иначе академия превратится в посмешище!