Дар Древнего короля - Аск Рона

– Во какой буйный! – улыбнулась она, когда он уснул. – И шумный. Вырастет – будет сильным малым.

Мора робко улыбнулась, а я только собралась спрятать ребенка в мешок, как подошел Яр.

– Вот…

Он протянул плотно сомкнутый кулак.

– Это тебе. Выбрал самую красивую и крепкую.

Я неуверенно подняла ладонь и почувствовала, как на нее опустилась нагретая теплом Яра металлическая вещица. А когда он убрал руку, на солнце блеснули серебряные звенья цепочки – прощальный подарок.

– Спасибо, – осипшим голосом поблагодарила я, даже не пытаясь скрыть истинных чувств. – Яр, я…

– Это от нас всех, – подмигнул он и кивнул на стражников, которые стояли чуть подальше и заулыбались, когда я на них посмотрела. – Пригодится, когда станешь асигнатором и получишь свой медальон.

– И не забывай о нас, – улыбнулся Вэл, придерживая Эльму, глаза которой лучились теплом и преждевременной тоской. – А взамен мы не забудем о тебе.

Я крепко стиснула в кулаке цепочку и с трудом выдавила:

– Не забуду. Никогда не забуду.

– Эм… – загородил всех Зорис: – Не знаю, что в тот день произошло с тобой в хижине, когда асигнатор попросил вас там запереть. Он запретил мне об этом упоминать, но если вдруг тебя вновь что-то… разозлит.

Медик смущенно зарумянился, а я удивилась: вечно суровый Зорис умеет краснеть?

– Тебе поможет эта настойка.

Он передал мне в точности такой же пузырек, как тот, из которого поила детей Эльма.

– Пятнадцать капель, чтобы уснуть, а десять, чтобы успокоиться.

– Спасибо, Зорис, – забрала я пузырек и сжала удивительно сильное плечо старика. – Береги себя.

Он кивнул и отступил, позволив подойти Эльме:

– Тебе пора, – заключила меня сестра в осторожные объятия, чтобы случайно не задавить между нами ребенка, а как отстранилась, погладила по щеке. – Прошу тебя, будь осторожна.

– Буду, – шепнула я ей, стараясь запомнить ее лицо и тепло зеленых глаз: – И мы еще обязательно увидимся, Эльма.

– Раз так… – улыбнулась она. – Тогда обещаю дождаться.

Мои губы дрогнули.

– Обещаю вернуться, – произнесла я с легкой хрипотцой нашу клятву ловцов, а сестра шмыгнула носом и жестом показала, что пора бы убрать ребенка в мешок.

Мы сделали это вместе, а после… После я отступила к ручью. Напоследок оглядела лица всех, кто был мне дорог, потому что понимала: даже если когда-нибудь в самом деле сюда вернусь, многих могу уже не увидеть. И, намотав на запястье подаренную цепочку, глубоко вдохнула да нырнула в темный проход канала. Но прежде чем вода сомкнулась над головой, я услышала беспокойный оклик. Оглядываться не стала – времени не было, важным было добраться до конца канала прежде, чем у ребенка закончится воздух. Только неприятный осадок на душе все же не давал полностью сосредоточиться на переправе.

До середины пути все шло хорошо. Я довольно быстро продвигалась по тоннелю – отталкивалась ногами, хваталась за веревку, – но в один прекрасный момент канат дрогнул и потерял натяжение. Он вялой нитью повис в моей руке, а течение тут же меня подхватило и потянуло назад. Все еще держа бесполезную веревку в руках, я уперлась ногами в камни, стараясь подавить в себе панику и решить, как поступить дальше.

Двигаться вперед с одной свободной рукой – занятие бесполезное. Стоять на месте в ожидании помощи – тоже сомнительно: в груди уже начинало гореть. Самым лучшим вариантом показалось пойти обратно, но только я собралась возвратиться, как веревка снова натянулась. И все произошло настолько резко, что я не успела ее отпустить, и меня вместе с ребенком со всей силой ударило о стену канала.

Мешок вылетел из рук, а я от ужаса чуть не выпустила остатки воздуха и в темноте, не щадя раненого плеча, молниеносно потянулась за ребенком, уже представляя, как течение разбивает его хрупкое тельце об камни. Сердце сжалось, но тут я почувствовала пальцами легкую щекотку и, стиснув, поймала плотные нити тесемок. Повезло.

Намотав веревки на кулак, я подтянула к себе дитя и поспешила на другой конец канала, пока канат опять не ослаб. И, уже на последнем издыхании добравшись до светлого пятна, почувствовала, как меня подхватили под руки и вытащили на поверхность.

– Спокойно… Спокойно, – напомнил Змей, с тревогой меня оглядывая, пока я пыталась не дышать громко, а Талина, удерживающая оборванный конец веревки, тихо спросила:

– Ты в порядке?

Не в силах что-либо произнести, я кивнула и принялась развязывать мешок с ребенком. Первое, что бросилось в глаза: узел был смещен – сдвинулся ближе к краю горловины. А когда я распустила веревки и из мешка полилась вода – меня вовсе накрыла волна ужаса. Трясущимися руками я вытащила кокон из холодного, мокрого одеяла и, прежде чем Змей отобрал его у меня, успела заметить посиневшие губы младенца.

– Он… – хрипло выдавила я, совсем позабыв, что рядом была Талина. – Зер… Он…

Асигнатор не повернулся. Стоя ко мне спиной, он что-то делал, а когда я попыталась заглянуть ему через плечо, вновь увидела его спину. В этот же миг я услышала плеск и заметила, как Талина помогла Море выбраться из тоннеля ручья. В голове промелькнула мысль, что бунтарка слишком быстро до нас добралась, будто Эльма и остальные не задержали ее и не дали мне времени выбраться на поверхность.

Заслышав плеск и тяжелое дыхание женщины, Змей резко к ней обернулся и вручил ей младенца. Он быстро и без запинки объяснил ей, куда идти, но все это время взгляд матери был прикован к ребенку.

– Он весь мокрый, – дрожащим голосом произнесла она и коснулась кончиками пальцев его бледной щеки. – И холодный…

– Вода попала на одеяло, когда его вынимали, – пояснил Змей.

– У него губы синие, – Мора вскинула на него испуганный взгляд. – И он не шевелится.

– Просто замерз и крепко спит, – нетерпеливо произнес асигнатор. – Прижми его к себе крепче… Да-да, вот так, – подбодрил он Мору, когда она послушно прижала к груди младенца. – А теперь иди вниз по течению. И быстрее, а то он скоро очнется и начнет шуметь. Если вас услышат одержимые, нам всем наступит конец.

Все это время Змей не позволял женщине встретиться со мной взглядом. Он то и дело ее отворачивал и легкими толчками в спину подгонял вперед, пока та не сдалась и не пошла вниз по течению, куда ей указали. Я стояла, будто громом пораженная, наблюдая за тем, как удалялась Мора, и чувствовала, что совершила нечто ужасное и непростительное.

– Рей! Рей, ты меня слышишь?

Змей сжал мои плечи и немного тряхнул, а я наконец-то подняла на него взгляд. Вина, скорбь, сожаление – все перемешалось, наполнив мой желудок горечью, постепенно подступившей к горлу, а перед глазами продолжало стоять бледное лицо младенца с посиневшими губами.

– Рей, – вновь потряс меня асигнатор. – Соберись, нам нужно уходить.

Да, он прав. Нужно уходить, и я это прекрасно понимала, только тело отказывалось двигаться. Оно словно задеревенело. А осознание того, что я погубила ребенка, горючим ядом растеклось по венам.

Змей, кажется, говорил, что я ни в чем не виновата, а Талина гладила меня по спине, но никто из них не мог привести меня в сознание. Никто и ничто, кроме… Ощущения, похожего на то, что возникло сегодня утром. Оно натянулось струной между мной и чем-то или кем-то другим. И, поддавшись порыву – желанию обрести то родное, что буквально звало меня, – я запрокинула голову и устремила взгляд за край высокого берега, за которым мы прятались.

Тогда же раздался громкий и властный голос:

– Созидатели!

Под возмущенное шиканье асигнаторов я взобралась на берег и осторожно из-за него выглянула. Все разрушители собрались на пригорке достаточно далеко, чтобы нас не слышать, но все же близко, чтобы мы могли их разглядеть. Впереди, на самой возвышенности бугра, стоял мужчина в темной одежде. Его собранные в хвост черные волосы достигали плеч, а кожа даже издалека казалась очень смуглой, как у всех разрушителей.

– Что ж вы заперлись за стенами, а, созидатели? – вновь с издевкой прокричал мужчина. – Не рады нам? Ах да! – спохватился он. – Вы же привыкли считать нас безумцами и чудовищами!