Вторая жена господина Нордена. Книга 3 (СИ) - Лакруа Катя

Сад встретил ночной прохладой. Где-то в кустах тревожно закричала сова. Я так переживал, что женившись, предал Лину. А что она сказала бы, узнав, что я сделал с Полиной? Что сказали бы отец, мама, брат? Уж точно не одобрили бы. Хотя я и сам себя не одобряю, что уж говорить про них. Я послал ещё несколько импульсов в темноту сада. Раздался треск ветвей. Я поморщился и тяжело опустился на верхнюю ступеньку.

Мыслей не осталось, сознание охватила спасительная пустота. Только сейчас я осознал, что и сам потерял очень много силы: сначала во время вмешательства, потом — пытаясь спасти Полину. Я прикрыл глаза. Сова замолкла, и вокруг повисла давящая тишина. Пожалуй, это ещё хуже, чем сидеть в спальне. Но и туда возвращаться страшно. Впервые за семь лет я испытывал самый настоящий, неподдельный страх. В ушах начало шуметь, и я усилием воли попытался отогнать такое знакомое ощущение. Мне только приступа паники сейчас и не хватает. Шум в ушах нарастал, перед глазами замелькали вспышки, тишина будто давила на голову.

Я окончательно потерял счёт времени. Кажется, прошла целая вечность, когда дверь позади распахнулась. Эксерс, явно не сразу заметивший меня в темноте, хорошенько пнул меня ботинком в спину.

— О, так ты здесь? — спросил он, обойдя меня и остановившись напротив. — Смотрю, совсем расклеился. Что ж, могу тебя обрадовать: кризис успешно пройден. Физически твоя жена оправится в ближайшие дни.

Я слабо кивнул и прижал руки к вискам, всё ещё пытаясь справиться с надвигающимся приступом. Рониэль, кажется, собрался закурить, но посмотрев на меня, без лишних вопросов ушёл обратно в дом. Я тщетно пытался собраться и отогнать надвигающийся приступ. Звуки доносились будто сквозь вату и стали слишком громкими. Шаги Эксерса, кажется, едва не разорвали мне уши. Рониэль присел рядом и протянул мне стаканчик. Я взял его подрагивающей рукой и выпил, поморщившись. Сколько я принял этой гадости, не счесть.

— Ну и ночка, — выдал Эксерс.

— И не говори, — пробормотал я, прислушиваясь к ощущениям.

Рониэль оставил дверь дома открытой, и в неярком свете из прихожей я наблюдал за тем, как он достал из кармана рубашки сигару и принялся разминать её в пальцах.

— В общем, насчёт твоей Полины пока сложно сказать что-то обнадёживающее. Жить она будет, но вот что с её разумом, непонятно. Возможно, она в самом деле потеряет память. Не хотелось бы тебя заранее пугать, но уж лучше тебе сразу знать правду. Она может растерять и всё основные навыки, так что придётся заново учить её ходить, держать ложку и тому подобное. Возможно всё-таки придётся положить её на лечение в «Сайлентис», хоть ты этого и не хочешь. Короче говоря, посмотрим. Для начала надо дождаться, когда она придёт в себя.

***

Полина всё так же неподвижно лежала на спине, но за то время, что Эксерс курил, а я приходил в себя, браслет начал понемногу остывать. Её дыхания слышно почти не было, но сердце тихо билось. Я зачем-то убедился в этом лично, прощупав пульс на шее.

Нэйлия молча застыла в кресле и лишь слабо кивнула мне. Кажется, даже она потеряла свои обычные самообладание и невозмутимость.

— Ну что, дружище, надеюсь, теперь вы уже без меня справитесь, — сказал Рониэль у меня за спиной. Он мыл руки в ванной и как раз вернулся в спальню. — Сейчас ещё раз проверю все показатели и поеду, пожалуй. Хоть пару часиков посплю.

Я оторвал взгляд от бледного лица Полины и посмотрел на Эксерса.

— Спасибо тебе. Даже не знаю, как тебя отблагодарить.

— Прекратить благодарить за очевидное, — проворчал Рониэль и взялся за свои артефакты.

Я присел на край кровати, наблюдая за ним и зачем-то взяв Полину за руку. После измерений температуры и давления на лице Эксерса наконец появилась вполне искренняя улыбка.

— Ну всё, теперь опасность точно миновала. Какое-то время она проспит. Возможно, даже сутки. Потом будет испытывать слабость, тошноту, головную боль. На всякий случай я подъеду утром, до твоего ухода на службу.

— Спасибо, — кивнул я.

Эксерс погрозил мне пальцем и принялся собирать свои артефакты и склянки в чемоданчик. Я всё ещё ощущал себя неважно, но по сравнению с тем, что пришлось пережить Полине, это полная ерунда.

— Не провожай меня, — сказал Рониэль не терпящим возражений тоном. — С этим Нэйлия справится, а ты тоже отдохни.

Я рассеянно кивнул. От руки Полины исходило едва уловимое тепло, и мне совсем не хотелось её отпускать, да и вообще оставлять девчонку одну хоть на минуту. Я поднял взгляд на Нэйлию и приказал:

— Проводишь Рониэля, закроешь ворота, принесёшь мне ключ и можешь идти к себе. К семи утра вернёшься, я дам указания. Постарайся отдохнуть: тебе весь день нужно будет следить за состоянием госпожи.

— Я всё поняла, господин Адриэн, — кивнула Нэйлия. Она старательно делала вид, что ничего особенного не происходит, но в глаза мне всё же не смотрела и поспешила вслед за Рониэлем.

— Увидимся, — бросил мне Эксерс, обернувшись через плечо на пороге комнаты.

— Ещё раз спасибо, — ответил я и, встав с кровати, подошёл к креслу, где недавно сидела Нэйлия.

Раздался тихий стук входной двери. Полина вздохнула, но осталась лежать в том же положении. Спустя несколько минут вернулась Нэйлия. Тихо просочилась в спальню и протянула мне ключ от ворот.

— Вы уверены, что я вам больше не нужна? — шёпотом спросила служанка.

— Пока нет, я сам присмотрю за Элианной. Лучше отдохни нормально, чтобы днём не уснуть на посту.

— Что вы, господин Адриэн, я бы никогда…

— Иди уже, — отмахнулся я. Нэйлия поклонилась и, пятясь, вышла из спальни. Вскоре опять закрылась входная дверь, и стало тихо.

Я прикрыл глаза. Теперь, когда есть время, надо бы обдумать, что делать дальше. Я сказал Эксерсу всё как есть: Полину по закону и в самом деле надлежит отправить под следствие. Только вот стоит представить себе, как я хладнокровно привожу её в Дом правосудия, объясняю ситуацию дежурному, как он забирает девчонку, представить сырую, мрачную тюремную камеру, бесконечные допросы, очередное чтение сознания… Там никто не будет осторожничать, и она вряд ли выживет. А даже если выживет, её не ждёт ничего хорошего.

После суда, где наверняка обвинят не только в шпионаже, но и в том, что притворялась Элианной, скорее всего, определят на каторгу. А о том, что делают надсмотрщики с симпатичными женщинами, даже думать противно. Я невольно представил себе, как грубые руки с толстыми пальцами оставляют на нежной коже синяки… и с трудом подавил желание вышибить ещё какую-нибудь дверь.

Хотя и тюрьма не сильно лучше. Там есть как другие заключённые, так и стражники без особых понятий о морали. И я сделаю всё, чтобы защитить Полину. Я невесело усмехнулся: получается, я собираюсь защищать её от правосудия. Но ведь главное — справедливость, так?

Однако кроме этого есть и ещё много вопросов, которые нужно будет решать. Признаваться ли ей, что знаю, кто она? Наверное, безопаснее и дальше делать вид, будто она Элианна, и я ни о чём не догадываюсь. По крайней мере, она будет стараться играть роль. А вот если поймёт, что я всё знаю и расслабится, может и выдать себя. Или я просто не хочу говорить, что читал её мысли?

Я повернул голову и посмотрел на Полину. Она так и лежала на спине, и в неярком свете ночника её лицо казалось совсем юным. А ведь она, как оказалось, старше Азерис на пять лет: она не раз думала об этом. И почему я раньше не догадался, что передо мной не Элианна? Не так уж сильно они и похожи, если внимательно приглядеться. И как же хорошо, что никто не приглядывался!

Хотя… Могу ошибаться, но, кажется, семейный целитель Азерисов всё-таки догадался, что перед ним не Элианна. Насколько помню, он её хранитель и знает с детства. Посреди беседы он вдруг назвал Полину «бедной девочкой» и перестал обращаться по имени. Судя по всему, добряк Иверс пожалел её и решил, что со мной она будет в безопасности. Если ещё когда-нибудь увижу его, надо будет поблагодарить за это. А ещё Дэнвин считает меня порядочным человеком. Знал бы он, что у меня был за план на его сбежавшую любимицу…