Но я не осмеливалась озвучить это.
— Снимите защиту, — повторил ректор, и его голос звенел от сдерживаемой ярости. Марлон не привык к такому откровенному пренебрежению, когда он выражает свою волю.
Молчание затянулось. Я почувствовала, как Эштон сжимает мою руку.
— Хорошо. — Ректор перевел взгляд на Шермана и Унсури. — Вы. Снимите защиту сами. А потом избавьтесь от этих двоих.
Магистры не шелохнулись. Выражения их лиц не изменились, но я видела, как еще больше сузились кошачьи глаза Унсури. Как у хищницы, что готовится к прыжку.
— Мы не будем этого делать, — безэмоционально проговорила она. — Приказы закончились.
Марлон стиснул зубы так, что те заскрипели.
— Вы ведь понимаете, что я все еще могу уничтожить вас? Вы обязаны мне. И всегда были обязаны.
Унсури не двинулась с места. Ее лицо оставалось спокойным, но я видела, как уголки губ дрогнули, поползли вверх.
Она улыбнулась:
— Шантаж больше не действует, Густав. Мы готовы ответить за свои поступки. А что интересного найдется в твоем сейфе?
Он понял. Понял, что она уже успела залезть туда. Узнать то, что было скрыто долгие годы. Сама не понимая до конца, я послала ее туда. За любыми упоминаниями о суде.
Унсури, которая десять лет жила в страхе перед прошлым, теперь стояла напротив ректора и не боялась ничего.
— Дрянь, — прошипел он и резко взмахнул рукой в ее сторону.
В его ладони вспыхнуло пламя. Огненный шар с шипением сорвался с пальцев, разрезая воздух. Я вскрикнула, но Унсури лишь шагнула в сторону, и огонь ударил в колонну, оставив темное пятно.
Шерман будто ожил. Не раздумывая, он бросился вперед, и его плечо врезалось в грудь Марлона. Ректор покачнулся, но не упал. Его руки мгновенно покрыло пламя, и он ударил Шермана пылающим кулаком в лицо, а вторым — в бок.
Шерман отшатнулся, кровь залила ему щеку, но он поднял руки, и между его пальцами заплясали искры. Он метнул их в Марлона, создавая россыпь маленьких огненных взрывов. Марлон отступил, прикрываясь пламенным барьером.
Молнии били в купол над нами. Магическая буря реагировала на огонь, как живое. Как взбесившееся существо, которое дразнят специально. Я отчаянно сжимала руку Эштона и надеялась, что, изобретая этот купол, мой отец знал, что делал.
Воздух пропитался дымом и гарью. Жутким запахом паленной плоти.
Марлон снова атаковал. Из его рук вырвался поток огня, но Шерман уклонился. Метнулся вперед, выставляя перед собой пылающую ладонь, и ударил Марлона в грудь. Ректор отлетел назад, его спина с треском ударилась о стену. Марлон поднялся на ноги, словно и не заметил удара. Его грудь и лицо были обожжены, но взгляд оставался полным ненависти, а не боли.
— Ты всегда был слабым, — прошипел он, и его руки вновь засветились.
Шерман не ответил. Он не тратил время на заклинания и не собирался давать сопернику использовать хоть одно. Резко шагнул вперед, и его кулак, окруженный огнем, врезался в челюсть Марлона. Ректор повалился на колени.
Марлон сделал последнее движение, пытаясь создать еще один шар, но огненные путы уже связывали его, оставляя ожоги там, где касались открытой кожи. Унсури не вмешивалась до этого момента, позволяя Шерману сделать то, что позволит ему спокойно жить дальше, но теперь благородство закончилось.
Шерман остался стоять над поверженным врагом, прижимая руку к боку. Между пальцами сочилась кровь, медленно окрашивая одежду в темно-алый.
— Все нормально… — прошептал он, обращаясь к Унсури. — Я был должен… Старый долг. Сегодня хороший день, чтобы отдавать такие.
Я медленно поднялась и подошла к ним на ватных ногах. Эштон поддерживал меня. Остановившись около Шермана, я сказала всего одно слово:
— Спасибо.
Спасибо за признание правды.
Он лишь слабо кивнул.
Глава 67. Наедине
Мы возвращались по опустевшим коридорам академии. Почти все отправились во двор или на смотровые площадки, чтобы из-под надежного купола полюбоваться на величественную магическую бурю.
После всего, что произошло, тишина казалась оглушающей. Лишь наши шаги нарушали покой.
Эштон держал меня за руку, придавая сил и уверенности, но я чувствовала, как он дрожит. Я тоже дрожала. От усталости, от пережитого страха, от того, что слишком долго удерживала чувства под замком.
Моя комната была ближе, и мы, не сговариваясь, направились к ней.
Дверь скрипнула, впуская нас внутрь, и я, закрывая ее за собой, ощутила, как отгораживаюсь от остального мира. Как тот перестает существовать.
Только мы двое. Только наше дыхание и стук сердец. Только тихий треск за окном, где буря бессильно билась о новый купол.
Эштон опустился на край кровати, уронив руки на колени. Его плечи поникли. Он не отдыхал очень давно, а я боялась представить, что он пережил, добираясь сюда по пустыне вслед за бурей. Прямо под ней.
Его лицо и руки все еще были в пыли и засохшей крови. Каждая царапина на его коже отзывалась болью в моей груди.
Я наполнила чайничек — единственную подходящую емкость, что у меня нашлась, — водой и быстро погрела ее. Смочила мягкий платок.
Эштон не пошевелился, когда я присела рядом. Провела влажной тканью по его щеке, осторожно стирая грязь. Он вздрогнул, но не отстранился, просто вцепился пальцами в колени. Мне хотелось смыть не только пыль, но и все ужасные воспоминания.
— Тише, — шептала я, когда он зажмуривался от боли. — Все хорошо. Я здесь.
Каждое движение было нежным, трепетным, будто сейчас я исполняла какой-то священный ритуал. Руки Эштона вновь расслаблялись, а дыхание выравнивалось.
Он позволял мне заботиться о нем, и в этом доверии было нечто большее, чем просто близость.
Убрав воду, я вернулась к нему, не зная, что предложить. Чем еще помочь. Эштон не поднял голову, но я знала, что он чувствует меня и мои сомнения. Как я чувствовала его. На каком-то невероятном уровне, за пределами слов и жестов.
Я присела рядом, мои пальцы легко коснулись его руки.
— Лекси… — его голос был тихим, хриплым, — я должен тебе кое-что сказать.
Я замерла, не перебивая. Эштон медленно поднялся, а потом опустился передо мной на колени. Его руки легли на мои.
— Я должен был сказать тебе сразу, — прошептал он. — Я ведь знал про метку с самого начала. Знал, что ты — моя истинная пара. Но… — Он прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — Я не мог. Видел, что творится вокруг. Подозревал ректора, магистров… Я боялся, что если правда выйдет наружу, то обоих убьют. Или одного из нас, а второй… не переживет. Я хотел, чтобы ты хоть на время оставалась в стороне от опасности. Пока я все не решу.
Я почувствовала, как на глазах выступили слезы. Но не от боли. От жалости. От понимания. От того, как каждое его слово отзывалось эхом в моем сердце.
Сжала его руки и медленно опустилась на колени рядом с ним. Наши лица оказались настолько близко, что я ощущала его дыхание на своей коже.
— Ты подарил мне правду, Эштон, — так же тихо ответила я. — Ты сделал для меня то, ради чего я была готова пройти через любой ужас. Я бы не смогла винить тебя. Никогда.
Он тихо выдохнул, с трудом улыбнувшись мне. Мы сидели на полу посреди маленькой комнаты, и не существовало ничего, кроме нас.
Мы чувствовали друг друга. Каждый вздох, каждый удар сердца. В тишине разорванного мира мы нашли то, что было важнее всего, — свою пару.
Его пальцы скользнули по моим волосам. Прикосновение было легким, почти невесомым, но от него по мне растеклось тепло. Эштон провел ладонью, и мое сердце на миг замерло.
Наши губы встретились. Сначала осторожно. Еще недавно никто из нас не верил, что это снова произойдет… Его дыхание стало горячее, руки обвили мою талию, притягивая ближе.
Я утонула в этом поцелуе, в его тепле, в ощущениях, разделенных на двоих.
Мы переместились на кровать, не размыкая рук. Ни на что на свете я не променяла бы эти объятия. В них было спокойно. Надежно. Безопасно.
