Хозяин теней. 5 (СИ) - Демина Карина

С увеличением народонаселения в столице начинают возникать новые промыслы, иногда весьма курьезные. Например появились- маникюрши. Маникюрша-это дама в большинстве не первой молодости, которая имеет несколько клиенток из нашего beau-monde так много заботящихся о своей наружности. Она является к ним по утрам. Раза два в неделю и следит за наружностью клиентки: полирует и чистит ногти, уничтожает веснушки, прыщи, мозоли и седые волосы, массирует лицо и делает советы относительно косметики. Труд свой оценивают они довольно дорого, так как их весьма не много. За визит берут от 3 до 5 рублей. У нас маникюрши появились года два назад, а в Париже и других западных городах они существуют давно и составляют целые корпорации. [1]

Петербургский листок

Песок зашелестел.

Это был шелест морской волны, что трётся о камни, примеряясь, как бы половчее подняться по ним. Туда. Выше и дальше, чтобы обжиться на морском берегу. И замерли твари.

Застыла, зависнув в прозрачном воздухе, Тьма.

Время остановилось.

Не для меня.

Вдох.

Выдох. И дыхание моё прорастает в воздух морозными нитями. Удар сердца. И вздрагивает под рукой тело Роберта, погружаясь в песок. И движение возвращается. Мир снова оживает.

Миры.

И тот, другой, спешит взять своё. Он раскрывает эти песочно-лилейные губы, всасывая покойника в пасть зарождающейся воронки, чтобы выплюнуть вместо него новые тени. Они пока бледны и крылья их разодраны, и сами они, взмывая к потолку, становятся добычей других, давно обживших подземелья.

А я…

Я пячусь.

Не хотел, но уж как получилось, так получилось. Закрывать пробои я не умею, этим пусть Синод займётся, а мне бы убраться отсюда.

Нам бы убраться.

— Не спеши, — этот голос за спиной застаёт меня в некрасивой позе, вот когда человек с колен поднимается на ноги, он выглядит по-дурацки.

— Доброго дня, Госпожа, — я оборачиваюсь.

Новое обличье?

Девушка. Бледненькая, с узеньким лицом и огромными глазищами. Коса растрепалась. Из-под короткой рубахи коленки выглядывают. И косолапая ещё, но это же мелочи.

Мёртвым можно.

А что девушка мертва, я понимаю. Она озирается, потом вытягивает руку и ладонью накрывает отпечаток.

— Совпало? — спрашиваю, хотя оно и так понятно.

— Да.

— Как её звали? Родителям ведь надо сказать. И остальных бы тоже имена неплохо бы. Их ведь тут много было, да?

Кивок.

— Но ты не скажешь?

— Нельзя. Нам нельзя вмешиваться.

— Тогда зачем ты здесь?

— Поблагодарить. Меня давно уже не радовали подарками.

По стене расползается ледяное пятно. Лёд вгрызается в камень, выводя узоры. И в них мне мерещится нечто, похожее на письмена.

— А… а ответить на вопросы ты можешь?

— Смотря какие. Её звали Инесса. Инесса Латынина.

Я запоминаю. Я даже повторяю шёпотом это имя. Одно пока, и это немного, но одно — всяко больше, чем ничего.

— Спасибо. Я нашёл то место, где отец проводил опыты. И тех, над кем он их ставил. Они разумны? Существа твоего мира?

Мора глядит, ожидая вопроса.

— То есть, они действительно разумны?

— А твоя тень разумна?

— Да. Пожалуй… то есть… разумна. Но они как люди… или…

Это я привык, что у нас разумны лишь люди. А там? Другой мир. Другие правила. И почему бы не существовать разным видам разума? Нет, может, какой учёный и найдёт причину. Но я не учёный.

Ладно, это вопросы глобальные. Мне же надо поконкретнее.

— Что такое мёртвая вода? Такая белая жижа. Отец получал её из других… существ.

Взгляд задумчивый. Тяжело с нелюдьми. Хотя ей, наверное, со мной тоже непросто. Но Мора снова кивает. И отвечает:

— Сила мира. Творения.

Понятнее не стало.

— А если попроще? Вот… почему он её брал из тех существ? А тут тянут из людей? И люди связаны с миром, но… как? Почему не из животных там. С животными ведь проще. Чисто в теории. Устрой себе ферму и вперёд. И всё законно… или в животных этого нет?

— Есть. Но мало, — подтвердила мою гипотезу Мора и снова задумалась. А я не торопил. Вот она провела пальцем по стене, вычерчивая поверх сажи морозную полосу. — Искра Создателя в каждом. Мир хранит её. И наделяет живых. Всех живых. Но жизнь бывает разной.

Это я ещё понимаю.

И киваю, мол, пока ясно.

— Одни хранят. Другие… в других искра превращается в душу. Душа же способна взять силу Его извне и преумножить.

— И дар… дар имеет значение?

— Да.

— То есть из обычного человека можно получить этой… силы мира больше, чем из животного. А из необычного человека больше, чем из обычного?

Кивок.

С этим более-менее разобрались.

— И она, эта сила, может многое? Хотя да, о чём это я… наверняка… погоди…

Воздух промерзает настолько, что становится хрупким, как стекло. И ещё немного, и я застыну в нём. А она не поможет.

— Ещё минута. Пожалуйста. Отец придумал ту штуку, построил… я собираюсь её взорвать.

— Хорошо, — теперь мне чудится радость в её голосе. — Это тоже будет подарок.

— Записи тоже постараюсь убрать. Но он был не один. Он один физически не сумел бы. Значит, есть и другие, до которых надо добраться. Нельзя оставить никого, кто бы знал. Саму идею придётся похоронить. Эта установка… мерзкая. Сама идея. Это отец придумал, как эту частицу извлечь… концентрировать. Так?

Задумчивый взгляд. Она не спешит с ответом. Не знает? Или такие подсказки уже не положены. А холод раздирает горло.

— Он придумал это там. Проводил опыты на тенях. Тени не люди, на них можно. А потом… потом понял, что если можно там, то и тут сработает? Что принцип-то один. Да, здесь нет теней, но людей хватает. И можно вытягивать эту силу мира из них? Но из одарённых можно получить больше, вот они… девчонок ищут. Вытягивают из одних, чтобы… чтобы что? Отдать другим?

Логично.

Просто и логично. Эликсир номер какой-то там.

— Дерьмо.

— Опасное, — Мора улыбается, только улыбка мертвеца — такое себе удовольствие.

— Для людей?

— Для мира. Если из тебя вытянуть много крови, ты умрёшь. Даже если не сразу. Человек слабеет. И мир слабеет. Миры, они на самом деле от людей не сильно отличаются.

Тоже логично. О таком я и не думал.

Но и вправду… может, конечно, от пары-тройки человек, которых на опыты пустили, мир и не пошатнётся. А вот от пары-тройки десятков? Сотен? Где та черта? Чуется, близко.

— А у… — я замираю, поскольку если они научились получать что-то и там, и тут, то что помешает… — У Крылатого тоже творится… такое?

— Умный, — Мора улыбается ещё шире. Честно, тянет перекреститься, но сдерживаюсь. — Иди. Долго здесь. Пришло моё время собрать страдания…

— А прорыв, он…

— Большим не будет. Но здесь меня звали. И я пришла.

По спине побежали мурашки, но я кивнул. Мол, понимаю.

— Стой, — она вдруг протягивает руку и касается лба. Холод сковывает череп, и от него ноют глаза, а зубы, кажется, начинают мелко постукивать. — Нехорошо оставить подарок без ответного.

И задумывается на долю мгновенья. Правда, чувствую, как на коже образуется ледяная корка.

— Так, — она наклоняется и выдыхает облако тьмы. То окутывает меня, и холод отпускает, становится даже хорошо, настолько, что стискиваю зубы, чтобы не застонать от нахлынувшего удовольствия.

Вот это приход, чтоб его.

— Так будет хорошо. Теперь ты сможешь подарить покой.

— К-кому? — губы слушаются плохо, язык и того хуже.

— Поймёшь. Потом.

Понятно. Божественные дары — штука такая. Инструкция к ним не прилагается. Ладно, кто бы жаловался, но только не я.

— Спасибо, — говорю и кланяюсь.

— Иди уже, — она умеет улыбаться почти по-человечески. Так, что ещё немного и действительно можно будет за человека принять. — Мне сложно держать их. Особенно, когда они в своём праве.

— Конечно, — говорю тихо, решив, не уточнять, кто именно сюда явится. — Ты дашь нам время? Немного. Там девчонок надо вывести. И самому… в целом время. Чтобы разобраться в этом дерьме. Я их найду. Всех найду.