Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— На какую сумму тянет общий долг твоего отца? — спрашивает он с нарочитым интересом. Что-то подсказывает — он и сам знает. — А, да. Пять миллионов долларов. Много, правда? Бедняга. Если ты оступишься здесь — потеряешь стипендию, и про учёбу можно забыть. То же и с твоим братом. Печальная история. — Он прикладывает руку к сердцу. — Я глубоко тронут.

— Ближе к делу, — шиплю.

Глаза его блестят. Он приближается, улыбаясь, как искуситель:

— Разве не прекрасно было бы, если бы ты могла заплатить за всё сама? Минус пять миллионов — вот так. А у тебя остаётся ещё восемь, чтобы жить куда спокойнее, чем последние двадцать лет. Верно, Хейвен? Ты не из тех, кто когда-то имел много.

Кронос смеётся моему выражению. Я уверена, у меня глаза на лоб. В голове крутится: «пять миллионов», «восемь миллионов». Тринадцать. Тринадцать миллионов долларов.

— Не может быть, что…

— Если ты выиграешь игры, — обрывает он, — ты получишь тринадцать миллионов долларов, Хейвен Коэн. А, может, и кое-что сверх того — узнаешь в своё время.

Глава 23

Плод страсти

Сын Ареса и Афродиты, Купидон — которого греки звали Эросом, — был не столько богом любви, сколько силой притяжения, воплощённой в его стрелах. Первые мифы считали его рождённым из первозданного Хаоса, мощи, удерживающей вселенную в единстве. Лишь у Гомера он обретает более романтический облик — хотя и там не обходится без драм: души, пронзённые стрелами Эроса, могли лишиться рассудка или даже уничтожить себя из-за невозможной любви.

— Хейвен, призрак моего деда, умершего четыре года назад, бил бы сильнее, — возмущается Хайдес, уперев руки в бока и глядя на меня с тоской. — Сколько ещё раз мне повторять, как правильно бить?

Я тихо обзываю его и снова ударяю по боксёрскому мешку.

— Браво, — продолжает он без остановки. Начинает хлопать. — Давай ещё раз, посмотрим, получится ли у тебя разнести себе сухожилия на запястье.

Я щурюсь и стараюсь игнорировать его ядовитые комментарии. Капля пота стекает от линии волос — я тут же стираю её тыльной стороной ладони.

Хочу сосредоточиться. Правда хочу. Хочу дать хороший удар и не слышать привычных едких фраз Хайдеса. Но голова занята другим. Перед глазами всё время стоит лицо Кроноса. Его слова прилипли к моему мозгу: если я выиграю у Хайдеса, меня ждут тринадцать миллионов долларов. Тринадцать миллионов.

— Тринадцать… — бормочу рассеянно.

— Да, тринадцать раз, как у меня яйца падали на пол сегодня утром, — огрызается Хайдес. Бьёт мешок с силой. — Давай, Хейвен.

Я выпрямляюсь. Хайдес уже не раз показывал, как наносить удар. Я помню каждое движение его тела: широкая спина, играющие мышцы рук, костяшки, покрытые шрамами, врезающиеся в мешок, и пот, делающий кожу блестящей.

Нет, не на этом надо сосредотачиваться.

Я замахиваюсь, но прежде, чем ударить, Хайдес перехватывает меня. Его пальцы обхватывают моё предплечье в воздухе, его фигура нависает надо мной. Челюсть сжата, серые глаза — тёмные, яростные.

— Хочешь, я ещё приведу в пример парочку моих мёртвых родственников? Или ты сама поймёшь, что всё делаешь неправильно?

Я вырываюсь рывком.

— Если бы ты только был чуть добрее…

— Добрее? — он хохочет, без малейшего веселья. — Хейвен, если бы я был куском дерьма, то гонял бы тебя для галочки, не исправляя и не давая полезных советов. Но я стараюсь дать тебе базу, чтобы меньше, чем через месяц, в Афинах, тебя не уложить в нокаут одним ударом. Дошло или нет?

Я сжимаю зубы так сильно, что ноют. Чувствую себя ребёнком, которого отчитывают родители, и при этом он прав.

— Я стараю…

Он перебивает:

— Нет, не стараешься. Ты витала в облаках. Что случилось?

Из его тона ясно: интереса там ноль. Скорее, он хочет знать и вычеркнуть. Поэтому я опускаю взгляд на носки кроссовок и молчу, ожидая, что он скажет «продолжай».

Дверь спортзала распахивается с грохотом.

— Доброе утро! — поёт бодрый голос Гермеса. Он входит ленивой походкой, за ним — Аполлон. Но спортивная форма — только на втором.

Настроение Хайдеса, если это возможно, становится ещё хуже.

— И какого чёрта вы здесь делаете?

Вопрос звучит так резко, что Гермес выставляет руки вперёд и отступает:

— Эй, Дива, остынь. Ты что, свой фраппучино ещё не выпил?

Я поднимаю бровь.

— Фраппучино?

Глаза Гермеса загораются.

— О, да, ты не знала? Хайдес пьёт фраппучино со сливками. Потом фоткается и выкладывает в свой блог на Tumblr вместе с цитатами Джона Грина.

Аполлон, положивший спортивную сумку на скамейку, улыбается во весь рот, не в силах сдержаться.

Хайдес рычит:

— Это неправда. — Потом добавляет: — Про блог на Tumblr. Фраппучино я пью. Они вкусные. Идите вы оба.

Я смотрю на него слишком долго, пока он не отвечает на мой любопытный взгляд.

— Тебе стоило бы реально завести блог, — говорю без намёка на сарказм. — Это было бы весело.

Гермес подходит ближе. Его зелёные штаны-клёш колышутся при каждом шаге.

— Представляешь? Пост-знакомство: «Привет, меня зовут Хайдес Лайвли, мне двадцать один. Учусь в Йеле, но почти не хожу на пары, предпочитаю стоять, прислонившись к стенам, и есть яблоки. Забочусь о волосах и пью фраппучино под One Direction. В свободное время бешусь на людей и хожу в Sephora за уходом для волос».

Я прыскаю и подхватываю:

— Второй пост: «Ребята, я реально бесился сегодня. Вгляделся в зеркало и понял: никогда не смогу целоваться сам с собой. Это так несправедливо».

Я делаю задумчивое лицо:

— А ещё, наверняка, написал бы что-то романтичное. Пронзительное, глубокое. Типа стихотворение, где сравнивает себя с чайкой в небе.

Гермес кивает серьёзно:

— А в био написал бы: «Ищу того, кто вызовет эрекцию в сердце, а не в штанах».

Аполлон обхватывает Гермеса за плечи, смеясь над всей сценой. Вскоре и я смеюсь вместе с ними. Гермес уже готов добавить ещё, но Хайдес наставляет на него палец:

— Только попробуй сказать ещё слово, и…

— И что? — провоцирует Гермес, наклоняя голову. — Запустишь в меня свою маску для волос с аргановым маслом? — Он обращается ко мне: — Банка огромная, тяжёлая. Весь шкаф в ванной занимает.

Пока всё не скатилось в очередную перепалку, я решаю вмешаться:

— Ладно, было весело, но мне нужно продолжать тренировку.

Аполлон подходит ко мне. Лицо его свободно от привычной рамки длинных волос — они собраны в низкий пучок. Он ослепительно красив.

— Тогда давай.

— Я её тренирую, — встревает Хайдес. — Отойди.

Аполлон даже не смотрит на него. Проверяет мои перчатки и подтягивает завязки.

— Наш отец сказал, что тренировать её должны мы оба. Один раз ты меня обманул — хватит.

— Перчатки и так были идеальны, пока ты к ним не полез, — бурчит Хайдес.

Но я застреваю на другом:

— «Обманул» в каком смысле? Когда?

Гермес широко распахивает глаза и довольно улыбается. И тут я понимаю: сейчас будет признание, от которого Хайдес покраснеет. Надеюсь. Сам Хайдес делает шаг вперёд:

— Аполлон, клянусь, если ты…

— На днях я спросил, когда моя очередь тебя тренировать, — объясняет Аполлон. Встаёт рядом с мешком и жестом подзывает меня ближе. — Хайдес сказал прийти сюда в девять, уверяя, что найду тебя готовой. Похоже, он перепутал время.

Я смотрю на Хайдеса. Он отворачивается, и лёгкий румянец заливает его скулы — хотя это может быть и от злости, которую он вот-вот выльет на брата.

— Чушь, — бормочет он. — Я сказал в шесть. Если у тебя уши дырявые, это не моя проблема.

— Конечно, Хайдес, — поддакивает Аполлон с иронией. Подмигивает мне, и я кусаю губу, чтобы не рассмеяться.

Задетый, Хайдес отходит в сторону и садится на ближайшую скамью у мешка. Аполлон сосредоточен на мне. Встаёт за спиной и кладёт тёплые ладони на мои открытые плечи, мягко и бережно поправляя стойку. Его пальцы скользят вниз по моим рукам.