Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— Вот правильное положение, — шепчет он.

Я тяжело сглатываю.

— Окей.

Краем глаза бросаю взгляд на Хайдеса. Гермес уже уселся рядом с ним, открыв пакет чипсов. Лицо Хайдеса — сама ярость. Поднятый подбородок должен был бы выглядеть равнодушием, но в его версии — пародия на равнодушие.

— Хейвен? — зовёт Аполлон. Я возвращаюсь к нему. — Ударь, давай.

Я поднимаю руку в перчатке — и в тот же миг Гермес с треском разрывает пакет чипсов. Мы все оборачиваемся. Он засовывает в рот чипс и таращится на нас, не жуя.

— Что?

Хайдес толкает его локтем:

— Герм.

Тот протягивает ему пакет:

— Хочешь?

Я вздыхаю, но на лице играет улыбка. Снова поворачиваюсь к мешку и бью, не задумываясь. Мешок остаётся на месте.

Гермес прыскает.

— Теперь понимаю, почему ты такой злой, — комментирует он, глядя на Хайдеса. — Она и правда никакая. Или это ты такой никчёмный тренер?

— Закрой, блин, рот, — чеканит каждое слово Хайдес.

Аполлон не обращает внимания. Снова поправляет мне руку:

— Само движение верное. Нужно лишь добавить силы, ладно? Думай о том, что бесит сильнее всего, и бей. Ты справишься.

Голос Хайдеса звучит в моей голове — сперва как шёпот, потом громче и громче, не давая от него отгородиться. Его колкие фразы всплывают одна за другой, и злость, которую я обычно давлю, прорывается наружу.

«Только что родившийся теленок бегал бы быстрее.»

Я бью.

«Даже на четвереньках я быстрее тебя.»

Ещё удар, сильнее. Но недостаточно.

И вот я переключаюсь с его злых «мотивашек» на другое. На то, что подавляю ещё сильнее: на свою дикую, изматывающую фрустрацию из-за Хайдеса и чувств к нему.

Я не знаю, чего хочу от него. Не знаю, чего он хочет от меня. Не знаю, что у нас. Не знаю, стоит ли это чего-то такого, чтобы давать определение. Не знаю, думает ли он обо мне, а потом сжимает кулаки, выгоняя мысль. Не знаю, просто ли я его эксперимент или нечто большее.

Я начинаю лупить мешок сериями ударов, настолько сильными, что руки горят от напряжения. Мышцы жгут, грудь тяжело вздымается, дыхание чаще, чем после круга по йельскому двору.

Аполлон отводит мешок с моей траектории, и я опускаю перчатки вдоль бёдер. В его лице — тревога, но и удовлетворение.

— Думаю… ты поняла, Хейвен.

Справа Гермес застыл с открытым ртом, чипс повис в руке.

Хайдес вскакивает. Если это возможно, он ещё более раздражён.

— Поздравляю, братишка, ты сделал из Хейвен бабулю, — язвит он, без намёка на добродушие.

— Может, если бы ты сменил стиль подбадривания, у тебя бы тоже получилось, — парирую я. Поднимаю руки в немой просьбе помочь снять перчатки.

Аполлон уже шагает ко мне, но Хайдес опережает его и бросает сердитый взгляд. Сдирает перчатки с моих рук резкими движениями и запускает их в Гермеса. Тот едва не падает, уворачиваясь. Ругается с набитым ртом, и крошки летят во все стороны.

Я иду к рюкзаку, беру полотенце и вытираю пот, струящийся по животу и спине. Чувствую себя так, будто по мне два часа катался танк. Хочу только душ.

— …тренируй её сам, раз у тебя выходит лучше, чем у меня, — доносится голос Хайдеса у меня за спиной.

Этого хватает, чтобы у меня проснулся запал. Я оборачиваюсь, держа бутылку.

— Что? Ты хочешь меня бросить?

Он даже не смотрит — в отличие от Аполлона.

— Если мои методы не подходят, а Аполлон лучше справляется, то зачем? Пусть дальше будет он.

Я ловлю ртом воздух, подбирая самые едкие слова, лишь бы признать, что не хочу. Аполлон понимает: уговорить его могу только я, и молчит, ожидая.

— Послушай, Хайдес, — начинаю, откручивая крышку. — Ты мне нужен. С твоими адскими пробежками я больше не задыхаюсь после лестницы. Это уже результат, не находишь?

Хайдес морщится:

— Отстой.

Я закатываю глаза и продолжаю. Отпиваю холодной воды, наслаждаясь секундным облегчением.

— Вы оба мне нужны. В разных вещах. Вы — ключевые. Я хочу победить, и для этого мне нужны двойные тренировки. Сейчас у меня слишком много на кону.

— Она права, — вмешивается Гермес. — Аполлон зверь, всё в силе. Хайдес — стратег, играет по правилам. Вы как две стороны одной печеньки, и…

Хайдес поднимает руку. Только теперь я замечаю, что он уставился на меня с нахмуренным лбом и прищуром.

— Хейвен. Что значит «слишком много на кону»?

Три пары глаз парализуют меня. Три брата Лайвли делают шаг вперёд синхронно. Я пятюсь, пойманная с поличным.

— Ничего.

— Чушь, — рычит Хайдес. Рука уходит в волосы, и он растрёпывает их ещё сильнее. — Немедленно скажи правду.

Я тяну время, делая глоток. Потом ставлю бутылку и сажусь. Говорю, не отрывая глаз от носков кроссовок:

— В ночь моего сюрприза я встретила вашего отца. Точнее… это он меня нашёл.

Молчание. Огромная, давящая тишина, полная напряжения и неверия.

— Невозможно, — шепчет Аполлон.

— Ты уверена, что это был наш отец? — спрашивает Гермес.

Я пожимаю плечами:

— Глаза психа и голос слишком вежливый для угроз?

— Да, звучит как он, — подтверждает Гермес.

Тень нависает надо мной — поднимаю взгляд. Хайдес стоит совсем близко.

— Что он сказал? Что случилось? Он тебя тронул? Хоть пальцем коснулся? Хейвен, ты должна рассказать всё.

— Хайдес, — мягко одёргивает Гермес. — Чтобы она всё рассказала, ей нужно рот открыть, а ты перестать её засыпать вопросами. — Он улыбается с видом человека, который понял кое-что раньше всех.

— Он сказал, что знает о долгах моего отца — о долгах, что оставила мама после смерти, — шепчу. — И что, если я выиграю вашу игру, в Греции, мой приз — тринадцать миллионов долларов.

— А, — откликается Аполлон, ничуть не поражённый. — Да, похоже на правду. Часто в играх разыгрывают большие деньги. Наши родители очень богаты.

Ага. Теперь я это уже усвоила. Не каждый предложит тринадцать миллионов за победу в бою без правил в Афинах, с парнем по имени «Хайдес».

Трое братьев перешёптываются, но я снова проваливаюсь в спираль мыслей про тринадцать миллионов и даже не пытаюсь подслушать.

Хлопок закрывающейся двери заставляет меня поднять взгляд. Я удивляюсь: Аполлон и Гермес ушли, оставив меня наедине с Хайдесом. Интересно, зачем?

Он молча убирает перчатки на место. Опускается на одно колено, чтобы снять с моих рук эластичные бинты поверх перчаток — дополнительную защиту. Сворачивает их и встаёт.

Я не даю ему уйти:

— Хайдес.

Он останавливается:

— Да?

— Я хочу эти тринадцать миллионов больше, чем хотела когда-либо что-то в жизни, — признаюсь, чуть смутившись. — Обычно осуждают тех, кто придаёт деньгам слишком большой вес. Люди любят повторять пустые фразы вроде «деньги не приносят счастья». Верно. Иногда. В моём случае деньги облегчили бы жизнь моему отцу. И мне тоже. Это было бы как вынырнуть после лет, проведённых с головой под водой.

Хайдес долго меня изучает. Его взгляд обводит каждый сантиметр моего лица, останавливается на губах, кадык заметно дёргается.

— Я понимаю.

— Но это не та игра, на которую я надеялась, — продолжаю. — Я хороша в играх. В любой другой, кроме борьбы, я могла бы обыграть тебя и всех твоих братьев. Ты знаешь, вы знаете, мы оба знаем.

Он наклоняется ближе. Поддевает мой подбородок указательным пальцем — легко, чтобы лучше видеть меня. И снова задерживается на моих губах.

— Не нужно объяснять. Я знаю, о чём ты. Ты — как я. Как мы. Ты любишь игры. Любишь чувство победы. Любишь даже те секунды паники, когда почти проигрываешь и вынуждена искать выход. Я понимаю. Я уважаю это. И мне жаль, но единственная партия — на ринге, против меня.

Я резко выдыхаю, и всё тело пробивает озноб, который он, конечно, замечает.

— Окей, — бурчу и кривлю глупую гримасу. — Ненавижу игры с физическим контактом.

Лицо Хайдеса озаряется озорством:

— Все игры с физическим контактом, Хейвен?

Я мну плечами: